Девочка-медведь - Андерсон Софи

— Так вот, я хочу сохранить этот дар и обучиться владеть им.

Анатолий склоняет ко мне голову, пока не упирается лбом в мой лоб. Я чувствую, как соединяются ворсинки нашего с ним меха.

— Я так горжусь тобой, Янка, — нежно шепчет он, — ты и правда самое великое сокровище Снежного леса.

— Очень трогательно, — Мышеловчик тихонько прикусывает мне ухо, — после всех этих нежностей самое время спросить Анатолия, где он прячет ключ к тому складику с налимами, который мы с тобой нашли на крыше его хижины.

— А ты откуда знаешь, что это Анатолий? — удивляюсь я.

— Уж не знаю отчего, но вы, люди, ни разу не умеете читать в душах, — Мышеловчик склоняется к моему глазу и корчит гримаску, — каким бы ни был внешний вид, он, понимаешь ли, нисколько не меняет нашего нутра.

— Ты, как всегда, прав. — Я в знак согласия склоняю голову. Я же узнала Анатолия в медвежьем облике, так стоит ли удивляться, что Мышеловчик тоже признал его. Интересно, а Мамочка узнала бы меня в моём медвежьем виде?

Юрий взвизгивает, когда избушка резко набирает ход. Она несёт нас на юг, к деревне, и впервые с тех пор, как у меня отросли медвежьи ноги, я уверена, что, как бы ни выглядело моё тело, это нисколько не меняет ни моей личности, ни моего места в жизни. Я возвращаюсь домой, и ничто теперь не остановит меня. Даже мой медвежий облик. Ничего, уж я найду способ дать Мамочке знать, что это я.

Глава 32. Снежный лес

Избушка бежит вдоль горного хребта, над которым высится Огнепылкий вулкан. Теперь он уже не такой огромный и грозный, как раньше. Мягко отсвечивающие на его склонах потоки лавы и клубы дыма над бурлящими расщелинами с высоты кажутся даже красивыми, благо больше не угрожают подпалить мне лапы и морду.

Я рассматриваю свою шкуру. Она вся в проплешинах и напоминает лесные гари на подходах к вулкану. Мало того, там и сям где обожжена, а где разодрана кожа, и в этих местах сильно жжёт и болит. Вот бы сюда Мамочку с её целебными бальзамами от ожогов из гусиного жира и огуречной кашицы. Я ещё шире улыбаюсь, представляя, как Мамочка едет в избушке на курьих ножках, не переставая уверять меня, какие это всё небылицы.

Восторг и волнение охватывают меня. Столько удивительных чудес я повидала за своё странствие, стольких друзей приобрела, нашла бабушку и родного отца. Но самое главное, я поняла, что важнее всего на свете возвращаться домой, к тем, кого любишь.

— А где Блакистон? — вдруг спохватываюсь я, сообразив, что филина давно не видно.

— Вперёд полетел, крылышки свои от вони горелых перьев проветрить, — тараторит мне на ухо Мышеловчик.

— Ох, нет! — вдруг испуганно вскрикивает Елена и зажимает руками рот. Иван кидается к ней, поставив торчком уши, а Мышеловчик, царапаясь, торопливо взбирается мне на морду. Я прослеживаю взгляд Елены, и у меня останавливается сердце. Избушка уже перевалила через гребень вулкана, и перед нами расстилается вид на южный склон.

Весь южный склон — дымящее чёрное пожарище. Должно быть, деревья загорелись, когда мы сражались со Змеем, и с тех пор пожар распространился в лесу на целые вёрсты.

Я в ужасе прослеживаю путь огня. Он широченной полосой змеится через лес, оставляя за собой гибель и разрушение, и тянется до Серебрянки. Пламя на её берегу поднимается до самого неба.

— Что делать? — Елена вцепляется в перила, избушка кренится, закладывая вираж вокруг полыхающего пламени, рывком выравнивается и снова набирает скорость. Она несётся галопом по тем участкам леса, которые пока щадит огонь, подпрыгивая и раскачиваясь, держа курс на Серебрянку.

Я перевожу взгляд с Елены на Анатолия, потом на Ивана с Юрием в тщетных попытках придумать, как остановить пожар. Они все приникли к перилам, неподвижные, точно деревянные фигуры на носу корабля, в их глазах отражаются лишь тьма и зарево пожара.

— Такой пожар никому не остановить, — сердито хмурится Иван. — Надо предупредить стаю, пока огонь не перекинулся на тот берег Серебрянки. — Задрав морду, Иван издаёт надрывный, леденящий душу вой, перекрывающий шум ветра. Прежде чем он обрывает вой, раздаются ответные разрозненные завывания волков. Дрожащие от суеверного страха, они идут со стороны Синь-горы.

— Спусти меня на землю, избушка, — рявкает Иван, — я должен найти мою стаю.

На подступах к Серебрянке избушка замедляет ход и отклоняется к северу, чтобы не подпалиться огнём, которым охвачен берег. Прыгает в речку и удовлетворённо вздыхает, когда её лапы погружаются в холодную воду. Потом опускается вниз до тех пор, пока ступеньки крыльца не оказываются чуть выше уровня воды и в нескольких шагах от противоположного берега.

— Ты твёрдо решил, что высадишься здесь? — спрашиваю я, а у самой сжимается сердце, потому что я не готова распрощаться с Иваном.

— Мне пора возвращаться к моей стае, так что да, сойду здесь, — подтверждает Иван. — А вам по дороге к деревне нужно держаться речки, так для избушки безопаснее всего.

— И ты вернёшься уже вожаком стаи? — спрашиваю я.

Иван перепрыгивает на берег и поворачивается ко мне. Его губы растягиваются в улыбке.

— Я тут понял, что быть именно вожаком не так уж важно.

Я в изумлении таращусь на Ивана:

— Разве не этого ты желал больше всего на свете?

— Всё меняется. И желания тоже, — пожимает плечами Иван. — Мы уничтожили Змея, все вместе уничтожили, как равные. И я понял, что могу ощущать в себе силу, даже не будучи вожаком стаи. Что могу быть сильным вместе со стаей, как её часть. — Иван усмехается, показывая длинные блестящие клыки. — Мне пора, буду рад снова увидеться со всеми вами.

Он слегка наклоняет голову в прощальном поклоне и исчезает в густых зарослях.

Я поднимаю переднюю лапу в знак признательности и прощания, но, как и Иван, знаю, что мы ещё встретимся. Правда, не известно когда, но я уверена, что ещё вернусь в лес. При мысли об этом моя шерсть наэлектризовывается, ведь я предвкушаю встречу не только с Иваном, но и с бабушкой. В прошлый раз мы с ней толком не поговорили, слишком уж я растерялась, когда проснулась медведем, растрёпанные чувства овладели мной. Хочу снова сходить к бабушке и получше узнать её, потому что, когда у тебя бабушка — медведица, это так же волшебно и прекрасно, как когда твоя мама — Мамочка.

— Ой! А как же бабушка? Её тоже надо предупредить о пожаре, да?

Анатолий смотрит на Синь-гору.

— Она увидит пожар за много вёрст, и у неё будет масса времени, чтобы отступить повыше в горы, если понадобится. А нам надо поспешить на юг, в деревню. Там-то как раз и может быть нужна наша помощь.

Избушка рывком поднимается, Елена указывает на берег ниже по течению речки. Лицо её бледно.

— Огонь перебрасывается на тот берег! Вон там, видите? — Она судорожно тычет пальцем, и я всматриваюсь в указанном ею направлении.

Искры перелетают через речку, и низенькие кустарники на том берегу занимаются огнём. За какие-то мгновения пламя набирает силу, взвивается вверх и в сторону, к длинному ряду сосен. Среди клубов чёрного дыма зарождается оранжевое зарево, воздух устремляется в пекло, пламя жадно пожирает его и поднимается ещё выше.

— Ветер несёт огонь прямо на деревню, — мрачно говорит Анатолий. — И слишком быстро. Боюсь, деревенским не хватит времени приготовиться.

Избушка срывается с места и, шлёпая лапами по воде, набирает скорость. Слабоногий Юрий взвизгивает, в очередной раз сбитый с копыт рывком избушки, Елена вцепляется в перила крыльца.

— Быстрей, — погоняет она избушку, — надо поскорее добраться до деревни!

В глазах Елены стоят слёзы, и до меня доходит, что её снедает тревога за её матушку, Валентину, которая застряла в деревне, оторванная от своего дома.