Фантастические сказки - Энсти Ф.

- Раз вы не против, - сказал Гораций, - то вы и не запретите мне ее видеть?

- Мне кажется, я должна бы… - сказала г-жа Фютвой. - Но я ничего не имею против того, чтобы вы иногда приходили к нам, как обыкновенный гость. Только помните: пока вы не представите моему мужу документов, что вы способны содержать Сильвию, как она привыкла, формальной помолвки быть не может. Думаю, что я имею право просить вас об этом.

Было так ясно, что она права и гораздо более снисходительна, чем ожидал Гораций, - ибо он всегда смотрел на г-жу Фютвой, как на не особенно нежную и скорее светскую женщину, - что он принял ее условия почти с благодарностью. В конце концов, для него уже было достаточно того, что Сильвия отвечала на его любовь, и что ему было разрешено видаться с ней время от времени.

- Немного досадно, - сказала Сильвия задумчиво, после того, как ее мать вернулась к своему письму, а она и Гораций принялись говорить о будущем, - немного досадно, что вам не удалось приобрести хоть что-нибудь на этой распродаже. Это могло бы вам помочь относительно папы.

- Да «что-нибудь»-то я купил, только на собственный счет, - сказал он, - и не знаю, может ли это принести мне пользу в глазах вашего отца. - И он рассказал ей, как приобрел медный кувшин.

- И вы в самом деле дали за него много? - спросила Сильвия. - По всей вероятности, вы могли бы приобрести точно такой же, только лучше, у Либерти приблизительно за семь с половиной шиллингов! Вещи в таком роде не представляют для папы ничего интересного, если только они не грязны, не в ржавчине и не допотопно стары.

- А эта вещь как раз такая. Я только потому и купил ее, хотя она и не значилась в каталоге, что, мне показалось, будто она могла бы заинтересовать профессора.

- О! - воскликнула Сильвия, сжав свои хорошенькие ручки. - Если бы это было так, Гораций! Если бы ваш кувшин оказался поразительно редким и драгоценным! Я думаю, что папочка был бы так восхищен, что согласился бы на все. Ах, вот его шаги… Он отпирает дверь. Теперь смотрите, не забудьте рассказать ему про этот кувшин.

По- видимому, профессор был не очень в духе, когда входил в гостиную.

- Мне очень досадно, что пришлось уйти и некому было занять вас, кроме жены и дочери. Но я рад, что вы остались. Да, я, конечно, рад, что вы остались.

- Точно так, как и я, - сказал Гораций и стал давать отчет о распродаже, чем не мог улучшить настроение профессора. Тот выпячивал нижнюю губу при некоторых отметках в каталоге.

- Жаль, что я не пошел сам, - сказал он. - Этот кубок, истинно прекрасный образец персидской работы шестнадцатого века, пошел всего за пять гиней! Я бы охотно дал бы десять. Вот, вот! Я думал, что на ваше суждение можно больше полагаться!

- Если припомните, вы поставили мне строгие пределы относительно цен, которые назначили сами.

- Ничего подобного! - сказал профессор с неудовольствием. - На полях я сделал только указания, не больше. Вы могли быть уверены, что приобрети вы хоть одну из этих вещей за какую угодно цену, я был бы доволен.

Гораций имел мало оснований для подобного мнения, а очень много для уверенности в обратном, но он понял бесполезность возражений и поэтому просто сказал, что огорчен таким недоразумением.

- Без сомнения, вина тут моя, - сказал профессор тоном, подразумевавшим противоположное. - И все-таки, даже оказывая снисхождения к неопытности в подобных вещах, я счел бы невозможным, чтобы кто-либо провел целый день, торгуясь у Гаммонда, и не оставил за собой ни одной вещи!

- Но, папа, - вставила Сильвия, - г. Вентимор купил-таки вещь, только на свой счет. Это - медный кувшин, не обозначенный в каталоге, однако, по его мнению, имеющий некоторую ценность. И он очень хотел бы слышать твое суждение.

- Хм! - фыркнул профессор. - Какая-нибудь медная базарная штука, по всей вероятности. Лучше бы он сберег свои деньги. Каков на вид этот ваш кувшин? А?

Гораций описал его.

- Гм. Похож на арабский «кум-кум» и, верно, употреблялся вместо лейки или для хранения розовой воды. Таких сотни, - заметил профессор ворчливо.

- На нем есть крышка заклепанная или припаянная, - сказал Гораций. - Общая форма приблизительно такова…

И он сделал быстрый набросок на память. Профессор неохотно взял его, а потом поправил очки, несколько заинтересовавшись.

- Да. Форма, конечно, античная. И герметически закрытая крышка, так? Вероятно, внутри есть что-нибудь.

- Не думаешь ли ты, что там внутри сидит какой-нибудь гений, как в запечатанном кувшине, который нашел рыбак в «Арабских сказках»? - воскликнула Сильвия. - Вот была бы потеха!

- Под словом «гений» ты, полагаю, разумеешь джинна. Это более правильный научный термин, - сказал профессор. - Женский род - джиннья, а множественное число - джинны. Нет, я не считаю такое предположение вероятным. Но мне представляется возможным, что в сосуде, закрытом крышкой, как описывает г. Вентимор, хранились папирусы или другие памятники, интересные в археологическом отношении и могущие оказаться в целости. Я советовал бы вам, сударь, открывать крышку с величайшей осторожностью, не давайте воздуху внезапного доступа к документам, если таковые имеются, и лучше не трогайте их руками. Мне все-таки было бы любопытно узнать, действительно ли там есть что-нибудь, и если есть, то что именно.

- Я открою как можно осторожнее, - сказал Гораций. - И что бы там ни оказалось, можете быть уверены, я вам дам знать немедленно.

После этого он скоро ушел, ободренный сияющим и доверчивым взглядом Сильвии и восхищенный тайным пожатием ее руки при прощании.

Он был щедро вознагражден за все часы, которые провел в душном аукционном зале. Счастье, наконец, повернулось к нему лицом, он был на пути к удаче, он чувствовал это в воздухе, точно веяние крыльев богини Фортуны.

Все еще думая о Сильвии, он вошел в старомодный дом, стоявший на отлете, на северной стороне Викентьевой площади, в котором он квартировал уже несколько лет. Было около полуночи, и его хозяйка, гжа Рапкин, так же как и ее муж, уже легли спать.

Вентимор вошел в свою гостиную, уютную комнату с двумя высокими окнами, выходящими на окруженную решеткой веранду. Эта комната, которую он меблировал и отделал по-своему, не отличалась тем подавляющим безобразием, какое присуще наемным комнатам.

Было совершенно темно, потому что погода стояла теплая и камин не топился, так что ему пришлось ощупью найти спички, чтобы зажечь лампу. Когда он это сделал и осветил комнату, то первый предмет, который он увидел, был шарообразный длинно-гордый кувшин, купленный днем, теперь стоявший на крашеных половицах у камина. Его доставили с необычной быстротой.

При виде его он почувствовал какое-то отвращение. «Вещь, более гнусная, чем я думал», - брезгливо сказал он про себя. «Каминная труба была бы столь же декоративна и уместна в моей комнате. Какой я поразительный осел, что истратил на него целую гинею! Хотел бы я знать, есть ли в нем действительно что-нибудь. Он так адски безобразен, что обязан быть полезным. Профессор, кажется, воображает, что там - документы, а ведь кому же и знать, как не ему! Я, во всяком случае, это увижу, прежде чем пойду туда».

Он схватил кувшин за толстое, длинное горло и попытался отвинтить крышку, но она оставалась неподвижной, в чем не было ничего удивительного, судя по тому, каким толстым слоем лавоподобной коры она была покрыта.

- Нужно сначала соскоблить это, а потом попробую опять, - решил он и сходил вниз за молотком и долотом, которым стал сбивать кору, пока не обнажился нижний край крышки и нелепая металлическая шишка, как будто кнопка от затвора.

Некоторое время он усиленно жал ее и потом начал сбивать крышку. Затем он зажал сосуд между колен, пытаясь снять крышку. Крышка начала поддаваться очень медленно, еще поворот - и она осталась у него в руке так внезапно, что он с силой отлетел назад и порядочно ушиб затылок об угол панели.

У него осталось смутное представление о том, что кувшин лежит на боку, а из горла его густыми клубами, шипя, валит черный дым и гигантским столбом тянется к потолку. Он ощущал также какое-то особенно острый и одурманивающий запах. «Я купил что-то вроде адской машины, меня по кусочкам раскидает по всей площади меньше, чем через секунду».