Сказки - де Лабулэ Эдуар Рене Лефевр

Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 70

Там стали оглядывать друг друга.

— Где барон? — спросил Гиацинт.

— Государь, его отнесли тут поблизости в один дом: он ранен.

Король побежал к своему старому другу; старый друг лежал на вязанке соломы и отдавал приказания, чтобы артиллерия, заехав во фланг неприятелю, довершила победу. У барона был полон рот крови; он шёпотом говорил со своим адъютантом; он был ранен пулею в грудь навылет.

— Любезный генерал, — сказал Гиацинт, — я надеюсь, эта рана не будет иметь никаких серьёзных последствий, и вы скоро будете наслаждаться вашим торжеством.

— Мои счёты покончены, — сказал барон, — меня хватит не надолго. Всё равно; неприятелю задали жару, и Ротозеи не над нами будут потешаться! Государь, займитесь армией; ещё не всё кончено. Прощайте, благодарю вас.

Гиацинт вышел, опустив голову и стараясь скрыть слезу. Барон подозвал солдата.

— Нет ли водки? — спросил он.

— Извольте, ваше превосходительство! — сказал сержант Лафлёр, подавая свою фляжку.

— Спасибо, старик. Заверни меня в плащ и поверни на бок. Сон был хорош, да короток. Прощай.

Это были его последние слова. Он больше не шевельнулся. Через час его не стало.

С церковной колокольни Гиацинт следил за поражением врагов. Оно было полное. Находясь под влиянием панического страха, несчастные больше не защищались. Они бежали, бросая ружья, сабли и ранцы. Батареи были заклёпаны, зарядные ящики опрокинуты, кавалерия неслась во весь опор и давила всё на своём пути. Напрасно офицеры старались остановить обеспамятевшую толпу. Их увлекали, ругали, сбивали с ног. Страх слеп и глух; тысячи людей тонули в реке, спасаясь от врага, который их больше не преследовал.

Так разыгралось знаменитое сражение при Неседаде, которое покрыло позором Остолопов и переполнило радостью сердца Ротозеев.

В тот же вечер один из генералов короля Остолопов привёз Гиацинту письмо следующего содержания:

Король тотчас же велел прекратить военные действия, а переговоры отложил до завтрашнего дня. Он уже шестнадцать часов был на коне и нуждался в отдыхе. В наименее развалившемся доме ему приготовили постель из нескольких тюфяков, собранных с разных сторон. Он бросился на эту постель разбитый усталостью, с пылающею головой. Перед ним проходило такое множество картин, в нём самом поднималось столько мыслей, что он, не-: смотря на сильнейшее утомление, не мог заснуть. Но не столько слава, сколько мысль о Тамарисе прогоняла его сон. Он думал, что скоро явится перед нею победителем и к ногам своей возлюбленной положит свою шпагу.

В соседней комнате генералы и адъютанты угощали за своим столом гонца от короля Остолопов. В королевских фургонах нашлась подходящая провизия, и собравшаяся военная компания весело попивала, припоминая события пережитого дня. Каждый из собеседников рассказывал свои подвиги, и у каждого выходило так, что именно он один выиграл сражение. Все единодушно осудили излишнюю смелость великого герцога; сказали, что он убит но собственному безрассудству; тем и ограничилось произнесённое ему надгробное слово. Много говорили о бароне Бомбе и о трёхстах офицерах, погибших вместе с ним; интересовались преимущественно вопросами о том, кто будет назначен на места покойников; ещё больше говорено было о производстве и об орденах; но всего усерднее превозносили счастие армии, которой достался на долю молодой и храбрый король, Если с шестнадцати лет он начинает воевать, то нет таких чудес, которых нельзя было бы ожидать в будущем от его гения! Гиацинт уснул при сладостном ропоте этих похвал.

XV. Обратная сторона медали

Во время сна королю привиделось видение, В лучистом сиянии перед ним явилась женщина в белом платье, с жезлом в руке. То была фея дня. Гиацинт узнал свою крёстную мать. Он так долго любовался портретом белой женщины, висевшим в большом салоне дворца! Фея посмотрела на него долгим, внимательным взглядом и прошептала со вздохом:.

«Бедный ребёнок, что бы с тобою было, кабы я о тебе не заботилась?»

И жезлом своим она обвела три круга около своего крестника.

Гиацинт проснулся вдруг на поле сражения, но уже не королём и победителем, а ещё раз в гнусной шкуре собаки. Утром судьба подняла его на такую высоту только затем, чтобы ещё глубже столкнуть его в бездну.

Была ночь; луна освещала равнину, и при её бледном свете тень холмов казалась ещё чернее. Кругом заколдованного короля всё было тихо и мрачно; в отдалении виднелись лагерные огни. Направо и налево, среди убитых лошадей, разбитых лафетов, разбросанных ружей, солдаты, повалившись навзничь, спали вечным сном.

На эти лица, искажённые страданием и яростью, сама смерть не смогла набросить свою печальную безмятежность. Их зубы были стиснуты, губы покрыты пеной, глаза навыкате; они ещё как будто грозили, или роптали, или просили Бога отмстить за их легкомысленно растраченную кровь.

На каких-то часах, вдалеке, медленно пробило двенадцать, тот час, когда мертвецы просыпаются. Гиацинт вздрогнул. Не чувствуя себя способным переносить долее взгляд этих остановившихся глаз, он забился в темноту, чтобы там укрыться.

Там-то и ожидало его ужаснейшее зрелище. Пользуясь темнотою, два мародёра, с потайными фонарями в руках, грабили мертвецов и глумились над смертью. Гиацинт, дрожа всем телом, притаился за опрокинутою пушкою.

— Вот этот женат, — говорил один из воров, — у него кольцо на пальце, только никак не снимешь.

— Отрежь палец, бестолочь, — сказал другой. — Видишь серьги, я их вырвал из ушей у этого солдата. Ведь издохли, так им всё одно.

— Офицер! — заговорил первый. — Будет пожива. У него часы есть.

— Ты поищи. Должен быть кошелёк.

— Да. А вот и портфель с запечатанным письмом.

— Лучше кабы с банковыми билетами, а впрочем, ничего, давай сюда. Посмотрим, что-то он пишет своей душеньке. Позабавимся.

Разбойник развернул письмо и стал читать:

— Ну, — сказал другой вор, — долго ты, что ли, будешь жужжать эту чувствительную чепуху? Примемся за работу. Сюда скоро заглянет месяц, нас увидят, и тогда, того и гляди, станут в нас стрелять.

— Да, твоя мать получит это письмо, — сказал мародёр торжественно, — и счастливы те, кто умирает по-твоему.

— Вот, — заворчал его товарищ, — опять ты мелодраму играть начинаешь. Чёрт их возьми, тех людей, что в школе побывали, вечно у них фразы на языке! Постой, тут что-то блеснуло, точно золото. Что бы это было?

Он поднёс фонарь поближе. Испуганная светом лошадь, покрытая великолепным чепраком, вскочила на ноги, заржала и стала лягаться. То был рыжий жеребец великого герцога. У него в брюхе была огромная рана, и он путался ногами в своих окровавленных кишках. Пройдя несколько шагов, он упал, судорожно вытянул ноги и околел.

Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 70