Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 123
— Замолчи! — прикрикнул он на Сороку. — Может быть, Каприкорн тебя слушался, но его больше нет, как и Призрака, на котором держалась его мощь, а тебя терпят при этом дворе за некоторые оказанные мне услуги. Однако твою болтовню о волшебных языках и стариках, пробуждающих слова к жизни, я не желаю больше слушать. Молчать, или я отправлю тебя туда, откуда ты вышла, — на кухню к прислуге.
Мортола побледнела, словно кровь застыла у нее в жилах.
— Я вас предупредила! — хрипло сказала она. — Помните об этом!
И снова села на место с окаменевшим лицом. Баста с тревогой посмотрел на нее, но Мортола не обратила на него внимания. Она только смотрела на Мегги с такой ненавистью, что казалось, у той останется на лице ожог от этого взгляда.
А Змееглав подцепил ножом с серебряного блюда крошечную зажаренную птичку и с удовольствием отправил в рот. Видимо, перепалка с Мортолой разбудила в нем аппетит.
— Правильно ли я понял? Ты будешь помогать своему отцу в этой работе? — спросил он, выплевывая косточки в ладонь подскочившему слуге. — Значит ли это, что он обучил своему искусству дочь, как поступают обычно мастера с сыновьями? Ты, конечно, знаешь, что в моих землях это запрещено?
Мегги смотрела на него без страха. Даже эти слова вышли из-под пера Фенолио, от первого до последнего, и ей было известно, что Змееглав скажет дальше, потому что это она тоже читала…
— Ремесленникам, нарушившим этот закон, красавица моя, — продолжал Змееглав, — я обычно велю отрубить левую руку. Но так и быть — в данном случае я сделаю исключение. Потому что мне это на пользу.
«Он все исполнит! — обрадовалась Мегги. — Он пустит меня к Мо, как задумал Фенолио». От счастья она совсем осмелела.
— Моя мать, — сказала Мегги, хотя у Фенолио этого написано не было, — тоже могла бы помочь. Тогда мы справимся еще быстрее.
— Нет уж! — Змееглав улыбнулся с таким довольным видом, будто разочарование в глазах Мегги было ему слаще, чем вся снедь на серебряных блюдах. — Твоя мать останется в тюрьме, и это будет подгонять вас с отцом в работе.
Он нетерпеливо махнул Огненному Лису:
— Ну, что стоишь? Отведи ее к отцу! И скажи библиотекарю, чтобы сейчас же приготовил все, что нужно переплетчику для работы.
— К отцу? — Огненный Лис схватил Мегги за локоть, однако не двинулся с места. — Неужели вы поверили ведьминской болтовне?
Мегги затаила дыхание. Что теперь будет? Дальше она не успела прочесть. В зале никто не шевелился, даже слуги замерли, где стояли, тишину, казалось, можно было потрогать руками.
Огненный Лис продолжал:
— Книга, чтобы запереть в нее смерть! В такую сказку разве что ребенок поверит, и ребенок ее и придумал, чтобы спасти своего отца. Мортола права. Повесьте его наконец, пока мы не стали посмешищем для собственных крестьян. Каприкорн давно бы это сделал.
— Каприкорн? — Змееглав выплюнул это имя, как птичьи косточки в ладонь слуге. Он говорил, не глядя на Огненного Лиса, но его жирные пальцы на столе сжались в кулак. — С тех пор как вернулась Мортола, я очень часто слышу это имя. Но, насколько мне известно, Каприкорн мертв, и его личная ведьма-отравительница не смогла этого предотвратить. А ты, Огненный Лис, очевидно, забыл, кто твой новый хозяин. Я — Змееглав! Мой род уже более семи поколений правит этой страной, а старый твой хозяин был незаконным сыном прокопченного неряхи-кузнеца! Ты был всего лишь поджигателем и убийцей, а я назначил тебя своим герольдом. Я ожидал бы за это большей благодарности. Или ты хочешь поискать себе нового хозяина?
Лицо Огненного Лиса вспыхнуло ярче его волос.
— Нет, ваша милость, — еле слышно проговорил он. — Не хочу.
— Отлично! — Змееглав поддел ножом еще одну птичку: они были сложены в глубоком серебряном блюде горкой, как каштаны. — Тогда делай, что я говорю. Отведи девушку к ее отцу и позаботься, чтобы он поживее взялся за дело. А цирюльника, которого я велел, вы привели? Этого Хитромысла?
Огненный Лис кивнул, не подымая глаз на своего господина.
— Отлично. Пусть он дважды в день осматривает ее отца. Мы хотим, чтобы наши узники находились в добром здравии, ясно?
— Ясно, — хрипло ответил Огненный Лис.
И потащил Мегги прочь из зала, глядя прямо перед собой. Все смотрели на нее — и каждый отводил взгляд, встретившись с ней глазами. Ведьма. Мегги уже называли однажды ведьмой — в деревне Каприкорна. Может быть, так оно и есть. В эту минуту она чувствовала себя могущественной, такой могущественной, словно весь Чернильный мир подчиняется ее языку. «Они отведут меня к Мо, — думала она. — Они отведут меня к нему. И для Змееглава это будет началом конца». Но когда слуга затворил за ними двери зала, путь Огненному Лису заступил солдат.
— Мортола просила передать вам кое-что! — сказал он. — Обыщите девчонку — нет ли при ней листа бумаги или еще чего-нибудь, покрытого буквами. Мортола советует посмотреть прежде всего в рукавах, там она однажды уже такое прятала.
Не успела Мегги опомниться, Огненный Лис уже схватил ее и грубо задрал оба рукава. Ничего не найдя, он потянулся к ее платью, но она оттолкнула его руки и сама вытащила пергамент. Огненный Лис вырвал листки из ее рук, с минуту смотрел на них растерянным взглядом не умеющего читать человека, а потом молча отдал пергамент солдату.
Когда он тащил ее дальше, у Мегги в глазах было темно от страха. Что, если Мортола покажет листки Змееглаву? Что, если…
— Эй, шевели ногами! — рявкнул Огненный Лис, толкая ее вверх по лестнице. Спотыкаясь, как оглушенная, Мегги пошла вверх по крутым ступеням. «Фенолио! — молила она про себя. — Фенолио, помоги! Мортола знает о нашем плане».
— Стоять! — Огненный Лис грубо схватил ее за волосы.
Четверо солдат, закованных в латы, охраняли запертую тремя засовами дверь. Огненный Лис знаком приказал им открыть.
«Мо, — думала Мегги, — они и вправду ведут меня к нему!» И эта мысль вытеснила все остальные. Даже мысль о Мортоле.
60
ОГОНЬ НА СТЕНЕ
В глуби чертога на стене
Рука явилась, вся в огне…
И пишет, пишет. Под перстом
Слова текут живым огнем.
Генрих Гейне. Валтасар [19]
Когда Сажерук с Фаридом прокрались во Дворец Ночи, в широких темных коридорах было тихо. Только воск капал с тысяч свечей на мраморные плиты пола, каждая из которых была украшена гербом Змееглава. Слуги и служанки бесшумно проносились мимо, потупив головы. Стража стояла в бесконечных переходах и у дверей, таких высоких, словно они предназначены для великанов, а не для людей. На каждой двери сверкал серебряной чешуей геральдический змей, убивающий добычу, а возле дверей висели огромные зеркала. Фарид останавливался перед каждым, чтобы убедиться, что он действительно невидим.
Сажерук зажег на ладони огонек размером с желудь, чтобы юноша не отстал от него. Одна из дверей отворилась прямо перед ними, и слуги стали выносить оттуда роскошные яства, от запаха которых у Сажерука болезненно сжался невидимый желудок. Бесшумно, как змея, проскальзывая мимо слуг, он слышал, как они приглушенными голосами переговариваются о молодой ведьме и о сделке, которая спасет Перепела от виселицы. Сажерук слушал и сам не знал, какое из чувств в его душе сильнее: облегчение от того, что слова Фенолио снова сбываются, или страх перед этим словами, перед невидимыми нитями, которые прядет старик, нитями, опутавшими даже Змееглава, возмечтавшего о бессмертии, когда Фенолио давно уже написал его смерть. Но успела ли Мегги прочесть его смертный приговор до того, как ее увели из богадельни?
