Как будут без нас одиноки вершины - Кавуненко Владимир Дмитриевич

Георгий Атанасов сказал, что в Болгарии будет 17—18 стран. Фавориты альпинизма: «Вы первые русские, никто вас не знает, мне известно, как вы ходите, в первую десятку попадёте». Снаряжение у нас прекрасное, ворованный титан. Ребята для себя делали титановые крючья в почтовых ящиках, на закрытых оборонных заводах. Титан ведь был стратегическим, секретным сырьем. Аналогов металла, легкого, как у нас, ни у кого не было. Перед отъездом мы получили ещё новые скальные французские туфли.

Когда мы со Сваном посмотрели на маршруты, то нам, честно говоря, стало как-то не по себе. Все маршруты отвесные, по 90 градусов. Спросили разрешения у Георгия пройти их, познакомиться со стенами. Скалы из крепкого известняка, типа крымских. Довольно много зацепов, есть за что взяться и куда ногу поставить. Все скалы классифицированы до 6-й категории. Есть маршруты на этих стенах даже с ночёвками. Прошли пару маршрутов, стало на душе легче. Шли мы с Мишей довольно легко. Постоянно менялись, прошли несколько небольших карнизов и даже без лестниц, настолько хороша была подготовка. Вешали несколько карабинов и держались за них руками. Почти все маршруты окрючены.

На следующий день мы заявили одну из двух «шестёрок». Маршрут называется «Второй конгресс». Первый раз его прошли с ночёвкой, потом повторили за 18 часов, потом за 12. Нас предупредили, чтобы взяли воду и всё необходимое для ночёвки. Мы с Мишей, конечно, сначала изучили маршрут. Вышли под стену, переглянулись, Сван говорит: «Давай мы сейчас перекусим, а всё остальное, необходимое для ночёвки, оставим здесь». Так и сделали. Взяли одну флягу воды и начали лепить в крымском темпе.

Был интересный момент. Верхняя часть маршрута уходила вправо на 30 метров, вверх на 15 и затем влево. Получалась лежачая буква «П». Я спросил у Георгия Атанасова, почему такая большая петля, он отвечает, что кусок этот непроходим, там невозможно сделать страховку. Я это запомнил. Получилось так, что на этот кусок я вышел первым. Когда мы со Сваном обсуждали этот участок, то решили идти прямо, а не делать эту букву «П». Там очень крутой желоб и черепичные скалы не в нашу сторону. Захват идёт снизу. Скалы крепкие, ничего не сыпет. Я прошел метров 7-8 при 70—80 градусах. Идётся нормально, новые скальные туфли держат. Потом идёт прямой участок 90 градусов и дальше желоб ложится на 80 градусов. Подошёл я к этой ступеньке, стал её переходить и чувствую, мне не хватает рук. Я завис. И не могу ни вниз, ни вверх. В таком положении никогда не был. Кричу: «Сван, у меня плохо. Возможен срыв». — «Хохол, не вздумай!». У меня начинается дрожь от физического перенапряжения. Сван кричит: «Хохол, держись!» Я держусь. Миша идёт на полку, снимает страховку и подходит ко мне. Я понимаю, что если сорвусь, порхать будем вместе. Сван подходит под меня и говорит: «Держи ноги».

Я не чувствовал, как он использовал мои ноги и использовал ли их вообще, но он переходил через меня. Другого варианта не могло быть. Сван опять говорит: «Держи левое плечо». Я уже на пределе. Он переходит через меня, проходит метров 12 по крутому желобу. У меня уже нет сил держаться. Вдруг слышу удар молотка. Раз молоток, значит, будет крюк. Сван натягивает верёвку, и в этот момент я отпускаю руки. Меня качнуло маятником, Сван подтянул верёвку, я прошёл эту ступеньку. Дальше пошли нормально, проблем не было. Весь этот маршрут мы проходили на глазах у зрителей. «Шестёрочные» маршруты, а их всего два, всегда вызывают интерес. Весь маршрут мы прошли меньше чем за пять часов, вдвое быстрее, чем предыдущие скалолазы.

Пришли вниз, решили отдохнуть, посидеть, выпить чего-нибудь. Подходит Георгий и говорит что румыны прошли вторую «шестёрку» и говорят, она сложнее нашей. Видим, идут какие-то разговоры. Мы с Мишей отставляем в сторону налитые уже стаканы с вином и решаем на следующий день сделать румынский вариант «Винкель». Завод у нас приличный. Всё узнали, проконсультировались и прошли этот маршрут, обставив румын на два часа. У нас наступила такая хорошая спортивная форма, какой у меня больше уже не случалось.

Спустились вниз, публика ликует. Мы с Мишей решили отметить победу. Только налили в стаканы, опять подходит Георгий Атанасов и говорит: «У нас есть прекрасный маршрут. Так как вы ходите и с вашим снаряжением у вас не будет на нём проблем. Пройдите его на память».

Маршрут действительно прекрасный. Там есть место, которое мы назвали «Кровавое зеркало». Из-за цвета. Цвет тёмно-красный, кардинальский. Огромное пятно, по высоте метров 40 и по ширине метров 15. На этом участке общая отрицаловка и обходов нет.

Набрали мы снаряжения и начали маршрут. Собралось много зрителей. Первая часть маршрута проходила вне поля их зрения, низа не видно. Быстро прошли под зеркалом два карниза. Уже на самом зеркале выветренная дырка, я туда забил дюралевый клин, повесил лестницу, всё хозяйство, принял Мишу.

Рассмотрел и понял, что это за порода на зеркале. Это колония микроорганизмов, по глубине миллиметров на 5—6, довольно рыхлая.

— Как мох, что ли?

— Нет, кораллы. Здесь надо бить шлямбура под завязку. Мы с Мишей не любили шлямбура и всякие искусственные опоры, но пришлось. Сван забил 5—6 шлямбурных крючьев и работает на площадке. В это время он оказался чуть за мной. И вдруг он начинает «порхать» мимо меня вместе с площадкой. В моей голове одна мысль — на какой верёвке повиснет? У него две, синяя и красная. Крючья вылетают, как гвозди. Дзинь, дзинь! Я понял, что у меня наверняка останется клин. Беру обе верёвки, руки голые. Протравливание при рывке. Часть верёвки я всё же отдал Мише, он завис. А я увидел, что у меня всего полметра верёвки в руках осталось.

— Сколько же у него было падения? Падение ведь свободное.

— Да. Свободное падение метров на двадцать.

— Когда вырывались крючья, он этим гасил падение?

— Конечно, гасил. Если бы крючья не вырывались, то клин мог и не выдержать. Я посмотрел на руки. Хреновая картина, крови нет, но ладони порваны, белые сухожилия наружу. Вид не для слабонервных. Сван кричит: «Выдай верёвку, Володя!» Видно, когда он падал, его перехлестнуло верёвкой. Вроде за шею давило. Я начал выдавать верёвку, а на ней висят кусочки кожи. И больно. Выдал я ему веревку, Миша встал, и я слышу, он забивает крючья. Зачем, думаю? «Хохол, ты готов вперёд лезть?» — «Нет, Сван, у меня руки обожжены, я и вниз не сильно готов». Миша закрепил верёвку, я стал готовиться к спуску через пожарный узел. Этим способом можно спускать самого себя. Закладывается верёвка в твой карабин на груди, и ты можешь спускаться фактически без усилий. Или напарник может спускать тебя на верёвке, закреплённой на крюке. Сделал я пожарный, подошёл к карнизу, который прошёл перед страховочной точкой, чувствую руки у меня плохие, не удержаться.

С карниза кричу Мише, прошу подтянуть верёвку немного для того, чтобы я завис, и у меня не было бы маятника. Миша подтянул верёвку и вдруг я чувствую, ломается единственный клин, на котором всё держится. Я хотел, кстати, попробовать этот клин молотком, но не смог удержать молоток в руках. Подумал, раз клин выдержал Мишу, значит, выдержит и меня. Но он дал трещину. И я начал свободное падение. У меня был небольшой рюкзак, он меня перевернул, и я лечу вниз головой до Миши и от Миши дальше.

Говорят, в критические моменты люди начинают вспоминать биографию, маму, папу, и жизнь перед ними проходит как кинолента. Ничего подобного у меня не было. Весь полёт я боролся за то, чтобы лететь вертикально и головой вверх, ногами вниз. Отвес, ни одного касания. Миша мне потом рассказывал, что я делал такие акробатические этюды, выкидывал такие перевороты, будто я в цирке работаю. Он никак не мог понять, что я делаю.

Приземлился я на косую полку, она слегка погасила прямое падение, спасла же верёвка, которую Миша натянул. Тем не менее я получил 17 переломов.

— Полка тебя остановила или верёвка?

— И то и другое, но одна полка меня бы не спасла, верёвка сильно задержала. 17 переломов: все плюсневые кости (видно, первый удар пришёлся на ноги), затем бедро, лопатка... Сотрясение сильное. Миша подошёл ко мне на полку, у меня сильная рвота. До земли 60 метров. Миша говорит, надо спускаться.