Земля обетованная - Обама Барак

"В некотором смысле, Советы упростили, кто был врагом", — сказал Гавел. "Сегодня автократы более изощренны. Они участвуют в выборах, постепенно подрывая институты, которые делают демократию возможной. Они ратуют за свободные рынки, но при этом занимаются той же коррупцией, кумовством и эксплуатацией, что и в прошлом". Он подтвердил, что экономический кризис усиливает силы национализма и популистского экстремизма по всему континенту, и хотя он согласен с моей стратегией по восстановлению контактов с Россией, он предупредил, что аннексия грузинской территории — это лишь самый явный пример усилий Путина по запугиванию и вмешательству во всем регионе. "Без внимания со стороны США, — сказал он, — свобода здесь и по всей Европе будет увядать".

Наше время вышло. Я поблагодарил Гавела за его совет и заверил его, что Америка не ослабнет в продвижении демократических ценностей. Он улыбнулся и сказал, что надеется, что не усугубил мое бремя.

"Вы прокляты высокими ожиданиями людей", — сказал он, пожимая мне руку. "Потому что это означает, что их также легко разочаровать. Это то, с чем я знаком. Я боюсь, что это может быть ловушкой".

Через семь дней после отъезда из Вашингтона моя команда снова поднялась на борт Air Force One, уставшая и готовая вернуться домой. Я находился в передней кабине самолета, собираясь немного поспать, когда вошли Джим Джонс и Том Донилон, чтобы проинформировать меня о развивающейся ситуации, связанной с вопросом, о котором меня никогда не спрашивали во время кампании.

"Пираты?"

"Пираты, господин президент", — сказал Джонс. "У берегов Сомали. Они взяли на абордаж грузовое судно, капитаном которого был американец, и, похоже, держат экипаж в заложниках".

Эта проблема не была новой. На протяжении десятилетий Сомали была несостоявшимся государством, страной на Африканском Роге, разделенной на части и неравноправной между различными полевыми командирами, кланами и, в последнее время, злобной террористической организацией Аль-Шабааб. В отсутствие функционирующей экономики банды безработных молодых людей, вооруженных моторными лодками, автоматами АК-47 и самодельными лестницами, стали захватывать коммерческие суда, проходящие по оживленному судоходному маршруту, соединяющему Азию с Западом через Суэцкий канал, и удерживать их с целью получения выкупа. Это был первый случай, когда речь шла о судне под американским флагом. У нас не было никаких признаков того, что четверо сомалийцев причинили вред кому-либо из членов экипажа, состоявшего из двадцати человек, но министр Гейтс приказал эсминцу USS Bainbridge и фрегату USS Halyburton направиться в этот район, и ожидалось, что к моменту нашей посадки в Вашингтоне захваченное судно будет у них на прицеле.

"Мы разбудим вас, сэр, если будут дальнейшие события", — сказал Джонс.

"Понял", — сказал я, чувствуя, как усталость, которую я сдерживал в течение последних нескольких дней, начинает оседать в моих костях. "Также разбуди меня, если придет саранча", — сказал я. "Или чума".

"Сэр?" Джонс сделал паузу.

"Просто шутка, Джим. Спокойной ночи."

ГЛАВА 15

В течение следующих четырех дней вся команда национальной безопасности была поглощена драмой, разворачивающейся в открытом море у берегов Сомали. Быстро соображающая команда грузового судна Maersk Alabama успела отключить двигатель судна до того, как на него высадились пираты, и большинство членов команды спрятались в безопасном помещении. Их американский капитан, мужественный и уравновешенный житель Вермонта Ричард Филлипс, остался на мостике. Когда 508-футовое судно пришло в негодность, а их маленький ялик перестал быть пригодным для плавания, сомалийцы решили бежать на крытой спасательной шлюпке, взяв Филлипса в заложники и потребовав выкуп в 2 миллиона долларов. Даже когда один из заложников сдался, переговоры об освобождении американского капитана ни к чему не привели. Драма только усилилась, когда Филлипс попытался сбежать, прыгнув за борт, но был схвачен.

Поскольку ситуация становилась все более напряженной с каждым часом, я отдал постоянный приказ открыть огонь по сомалийским пиратам, если в любой момент Филлипс окажется в непосредственной опасности. Наконец, на пятый день мы получили сообщение: посреди ночи, когда двое сомалийцев вышли на открытое пространство, а второго можно было увидеть через небольшое окно, держащим на мушке американского капитана, снайперы "морских котиков" сделали три выстрела. Пираты были убиты. Филлипс был в безопасности.

Эта новость вызвала одобрительные возгласы по всему Белому дому. Заголовок в Washington Post объявил это ранней военной победой Обамы. Но как бы я ни радовался тому, что капитан Филлипс воссоединился со своей семьей, и как бы я ни гордился нашим военно-морским персоналом за то, как они справились с ситуацией, я не был склонен бить челом по поводу этого эпизода. Отчасти это было простое осознание того, что грань между успехом и полной катастрофой была вопросом дюймов — три пули нашли свои цели в темноте, а не были отброшены внезапным океанским волнением. Но я также понял, что по всему миру, в таких местах, как Йемен и Афганистан, Пакистан и Ирак, жизни миллионов молодых людей, подобных тем трем погибшим сомалийцам (некоторые из них, правда, мальчики, поскольку самому старшему пирату, как полагают, было девятнадцать лет), были искажены и заторможены отчаянием, невежеством, мечтами о религиозной славе, насилием их окружения или схемами старших мужчин. Они были опасны, эти молодые люди, часто преднамеренно и случайно жестоки. И все же, по крайней мере в целом, я хотел как-то спасти их — отправить в школу, дать им профессию, избавить их от ненависти, которая заполняла их головы. И все же мир, частью которого они были, и механизмы, которыми я командовал, чаще всего заставляли меня убивать их.

То, что часть моей работы связана с отдачей приказов об убийстве людей, не было неожиданностью, хотя это редко формулировалось таким образом. Борьба с террористами — "на их линии в десять ярдов, а не на нашей", как любил выражаться Гейтс, — обеспечивала все обоснование войн в Афганистане и Ираке. Но поскольку Аль-Каида рассеялась и ушла в подполье, превратившись в сложную сеть филиалов, оперативников, "спящих ячеек" и сочувствующих, связанных между собой Интернетом и телефонами, наши агентства национальной безопасности были вынуждены разрабатывать новые формы более целенаправленной, нетрадиционной войны — включая использование арсенала смертоносных беспилотников для уничтожения оперативников Аль-Каиды на территории Пакистана. Агентство национальной безопасности, или АНБ, уже являющееся самой сложной организацией в мире по сбору электронных разведданных, использовало новые суперкомпьютеры и технологии дешифровки стоимостью в миллиарды долларов для прочесывания киберпространства в поисках сообщений террористов и потенциальных угроз. Объединенное командование специальных операций Пентагона, основу которого составляют команды "морских котиков" и армейский спецназ, проводило ночные рейды и выслеживало подозреваемых в терроризме, в основном в зонах боевых действий в Афганистане и Ираке, но иногда и за их пределами. ЦРУ разработало новые формы анализа и сбора разведданных.

Белый дом тоже реорганизовал свою работу, чтобы справиться с террористической угрозой. Каждый месяц я возглавлял совещание в ситуационной комнате, где собирались все разведывательные службы, чтобы проанализировать последние события и обеспечить координацию. Администрация Буша разработала рейтинг целей террористов, своего рода список "Топ-20" с фотографиями, псевдонимами и жизненными показателями, напоминающими те, что указаны на бейсбольных карточках; как правило, каждый раз, когда кто-то из списка был убит, добавлялась новая цель, что заставило Рама заметить, что "отдел кадров Аль-Каиды, должно быть, испытывает трудности с заполнением места под номером 21". На самом деле, мой гиперактивный начальник штаба, который провел достаточно времени в Вашингтоне, чтобы понять, что его новый либеральный президент не может позволить себе выглядеть мягкотелым в отношении терроризма, был одержим этим списком, загоняя в угол тех, кто отвечал за наши операции по нацеливанию, чтобы выяснить, что занимает так много времени, когда дело доходит до поиска номера 10 или 14.