Че Гевара. Важна только революция - Андерсон Джон Ли

1 мая Фидель выступил на площади Революции, заполненной вооруженными кубинцами, которые прошли маршем мимо его трибуны. Он заговорил о нависшей угрозе интервенции и выразил уверенность в том, что кубинцы, подобно древним спартанцам, будут стоять на смерть, сражаться и погибать без страха. Он также воспользовался поводом, чтобы сделать два важных заявления: если он погибнет, то место премьер-министра займет Рауль и, что еще важнее, не будет никаких выборов, так как Кубой уже управляет «народ» и ему не требуются никакие голосования. Толпа ликовала, повторяя за ним «Революции — да, выборам — нет!» и еще один новый лозунг «Кубе — да, янки — нет!».

К этому дню, по оценке американских экспертов, воинский контингент Кубы удвоился в сравнении с январем 1959 г. и достиг отметки в пятьдесят тысяч человек, а еще пятьдесят тысяч составили народное ополчение. Если бы дело и дальше пошло такими темпами, на Кубе очень скоро появилась бы самая многочисленная армия во всей Латинской Америке.

Военный парад, устроенный Фиделем Первого мая, и его решение возобновить дипломатические отношения с Советским Союзом, принятое неделей ранее, спровоцировали гневные выступления в уцелевших на Кубе независимых СМИ. В передовице «Диарио де ла Марина», отражавшей взгляды правых сил, Кастро был сравнен с Антихристом; не прошло и недели, как редакция газеты была захвачена «рабочими», а ее печатные станки навсегда остановились. Главный редактор бежал из страны. К концу месяца две последние независимые ежедневные газеты, «Пренса либре» и «Крисоль», также перестали выходить в свет, и вскоре их судьбу разделили англоязычная «Гавана пост» и «Калье».

Активность оппозиции продолжала нарастать, вызывая усиление реакции со стороны государства. Были арестованы и расстреляны многие члены повстанческой группировки в Эскамбрае, состоявшей в основном из студентов Лас-Вильясского университета. Архиепископ Сантьягский Энрике Перес Серантес, бывший сторонник Фиделя, обратился с пасторским посланием, в котором осудил связи, установившиеся между Фиделем и коммунистами, и, по сути, благословил выступления против правительства: «Лучше кровопролитие, чем потеря свободы». По-прежнему желая избежать резкой конфронтации с церковью, Фидель промолчал. ЦРУ сумело добиться создания единого антикастровского фронта среди эмигрантов в Майами, в результате чего появился «Демократический революционный фронт».

Но пока оппозиционеры только сколачивали свои группировки, планируя выступить против Фиделя, возглавляемая им революция продолжала безостановочное шествие вперед. В июне Кастро приказал отобрать в пользу государства три гаванских отеля класса «люкс» под тем же предлогом, какой ранее использовал Че, беря под контроль частные фабрики: хозяева этих отелей намеренно недостаточно финансировали их, чтобы сделать неприбыльными, и потому государство обязано было вмешаться.

Затем Фидель предупредил Соединенные Штаты, что те рискуют потерять всю собственность на Кубе: он намеревался отнять по сахарному заводу за каждый фунт сахара, «отрезанный» от кубинской квоты, в случае если США пойдут на исполнение своей давней угрозы. 29 июня, в день, когда на Кубу прибыли советские танкеры с нефтью, Кастро приказал захватить все кубинские объекты, принадлежащие компании «Тексако»; прошел день, и то же самое было проделано в отношении «Эссо» и «Шелл».

3 июля Конгресс США наделил президента Эйзенхауэра полномочиями сократить кубинские сахарные квоты. Фидель ответил на это внесением в законодательство поправки, позволившей национализировать любые американские владения на Кубе. 6 июля Эйзенхауэр отменил закупки кубинского сахара до конца года. Назвав это актом «экономической агрессии», Фидель намекнул на соглашение с СССР по поводу закупок вооружения, заявив, что скоро сможет вооружить свое ополчение; не менее зловещим выглядело также его распоряжение о том, чтобы шестьсот американских компаний предоставили сведения обо всем своем имуществе на Кубе.

Тем временем в игру открыто включился Хрущев. 9 июля он предупредил США — подчеркнув, что выражается «фигурально», — о том, что «в случае необходимости советская артиллерия сможет помочь кубинскому народу ракетным огнем», и подчеркнул, что Соединенные Штаты находятся теперь в пределах досягаемости для нового поколения советских межконтинентальных баллистических ракет. Также Хрущев объявил, что Советский Союз закупит семьсот тысяч тонн сахара, от которых отказалась Америка.

Че был в восторге: Куба нашла защиту у «величайшей военной державы на земле; теперь на пути империализма стоит ядерное оружие». Хотя Никита Хрущев и утверждал, что выражается «фигурально», очень скоро мир увидел, что его угроза была вполне реальной.

Хотя Че стремился избавиться от всего индивидуального, личная жизнь у него все-таки была. В июле 1960 г. Алейда находилась на пятом месяце беременности, и в их семейной жизни воцарился относительный покой. Этому способствовало назначение Че в Национальный банк, так что теперь они с Ильдой, работавшей в «Пренса латина», не были обречены видеть друг друга каждый день.

Че с Алейдой вновь переехали — в симпатичный двухэтажный домик в неоколониальном стиле и с палисадником, неподалеку от района Мирамар, на пересечении Восьмой улицы и Седьмой авеню. В полутора кварталах от них, в прекрасном особняке на Пятой авеню, расположилась штаб-квартира органов Кубинской государственной безопасности.

К вящей радости Че, в преддверии праздника 26 июля на Кубе объявился его старый друг и соратник по путешествиям, Альберто Гранадо. Прошло уже восемь лет с тех пор, как «Взрыватель» распрощался с «Миалем» в Каракасе, пообещав вернуться по завершении экзаменационной сессии. Однако Эрнесто тогда так и не вернулся, а Альберто продолжил работу в венесуэльском лепрозории и женился на местной девушке, Делии. Рождение их первого ребенка совпало с появлением известий о высадке «Гранмы» и ложными сведениями о гибели Эрнесто Гевары. С тех пор Гранадо пристально следил по газетным статьям за подвигами своего старого товарища.

Гранадо много времени проводил с Че и, в частности, сопровождал его на встрече с капитаном одного из первых советских нефтяных танкеров. В присутствии Гранадо Че сказал капитану, что очень рад «иметь друзей, протягивающих руку помощи, когда это необходимо». Если слова Че были косвенно обращены и к Гранадо, то они возымели должный эффект: через несколько месяцев Альберто оставил свою исследовательскую работу в Венесуэле, забрал семью и переехал на Кубу.

По приглашению Че на празднование 26 июля прибыл и еще один его старинный приятель — доктор Давид Митрани, с которым он вместе работал в Мексике.

Митрани, родившийся в семье евреев-эмигрантов из Европы, был убежденным сионистом. За месяц до того, как Че взошел на борт «Гранмы», он отправился в Израиль, чтобы работать в кибуце. Хотя они и спорили из-за политики — Гевара называл сионизм «реакционным» движением, — они тем не менее оставались друзьями, поскольку оба считали себя преданными делу социализма. Митрани, вернувшийся в Мексику из Израиля накануне победы повстанцев на Кубе, отправил Геваре телеграмму с поздравлениями.

В Мехико Митрани открыл частный врачебный кабинет, который начинал пользоваться популярностью. Он следил за новостями с Кубы и был шокирован известиями о том, какую роль сыграл его друг в революционных трибуналах, однако получив от Че приглашение посетить Кубу в 1960 г., принял его. Перед отъездом у него состоялась встреча с мексиканским президентом Адольфо Лопес Матеосом, который попросил Митрани привезти ему экземпляр «Партизанской войны» с автографом Гевары. Другой заказ поступил к Митрани от израильского посла в Мексике, попросившего, чтобы он поинтересовался у Че перспективами налаживания отношений между Израилем и Кубой.

В Гаване Митрани поселили в изысканном отеле «Насьональ», и Че пригласил его к себе на обед в здании Национального банка. Гевара насмешливо сказал старому товарищу: «Я знаю, ты теперь буржуа, так что я заготовил для тебя особый стол, с вином и всем прочим».