Плисецкая. Стихия по имени Майя. Портрет на фоне эпохи - Плескачевская Инесса
«Я старалась, чтобы героини и “Раймонды” Глазунова, и “Спящей красавицы” Чайковского были лучезарны, царственны и достоверны в самой фантастике сказочных сновидений», – скажет Плисецкая через тридцать лет после премьеры. Они именно такими и были – лучезарными, царственными и достоверными. Тогда, в свои самые первые годы, Майя начала вырабатывать то, что со временем назовут «плисецкий стиль», о котором известный балетовед Вадим Гаевский напишет в 1979 году: «Плисецкая опередила развитие танца на поколение, лет на двадцать. В середине 1940-х она показывала нынешний классический танец. И все ее творчество, особенно творчество ранней поры, было подчинено одновластной мечте – приблизить уже приснившееся время, обратить этот сон в явь, а наступающий день – в наступивший. Она была нетерпеливой танцовщицей, она не желала ждать долго. В сущности, ее знаменитый прыжок был прыжком через время. Взлетая в своем шпагатном жете, она устремлялась в туманную даль еще не пришедшей эпохи. Жете Плисецкой – живой летательный аппарат».
Майин темперамент – потом его иначе как «бешеным» и называть-то не будут – проявился сразу, в первые годы на сцене. Вот, например, небольшая партия Феи Осени в «Золушке». Что такое осень? Да, с одной стороны – «унылая пора, очей очарованье». Можно так ее и танцевать – немного печально и тихо, это же предзимье – еще чуть-чуть, и природа замерзнет. Ну, это если танцевать позднюю осень. А если раннюю? Или бабье лет? О, такая осень – уже совсем другая история. Это буйство красок – яркое, но пронзительное, потому что скоро цвета исчезнут. А раз так, то почему бы напоследок не почувствовать лихорадочное упоение, почему бы не насладиться жизнью, солнцем, не поймать ускользающие радость и счастье? Вот такой была Фея Осени у Плисецкой. А если продолжать ассоциации с временами года, то упоенность жизнью, восторг от нее, какой бывает в разгар весны, Плисецкая покажет в Вакханке из «Вальпургиевой ночи» в опере Шарля Гуно «Фауст». Сколько же в ней игривости и сколько бесстрашия, когда она бросается на руки своего партнера, кажется, даже не раздумывая, успеет, сможет ли он ее поймать. Ее Вакханке, несомненно, принадлежит весь мир, а поклонение и восторг козлоногих сатиров забавляют – разве может кто-то перед ней устоять? Никто и не мог. На оперу ходили, чтобы увидеть Плисецкую.
В первые годы в театре Майя активно осваивалась в опере. Танцевала много и охотно – Морскую иглу в «Садко» Римского-Корсакова, добиваясь впечатления невероятной «вытянутости» – игла как-никак, танцевала уже упомянутую Вакханку в «Фаусте», Персидку в «Хованщине» и Деву в «Руслане и Людмиле» Михаила Глинки. Кстати, именно Девой впервые увидела Плисецкую в декабре 1948 года одна из легендарных женщин ХХ века Лиля Брик. Увидела – и «безошибочно угадала в ней великую балерину», писал в книге «Прикосновение к идолам» последний муж Лили Василий Катанян. «Какое талантливое тело, какое сочетание классики и современности! Поразительное чувство позы и необыкновенная красота линий. И этот эротический подтекст в адажио». Да, в «эротических подтекстах» толк знали и Лиля Брик, и Майя Плисецкая. Вскоре они познакомятся и подружатся на многие годы. Именно Лиля познакомит Плисецкую и Щедрина. А потом две легендарные женщины разругаются в пух и прах. Так бывает.
Персидка в «Хованщине» Модеста Мусоргского стала, пожалуй, самой знаменитой «оперной» ролью Майи Плисецкой. К тому времени она уже утвердила себя в ранге балерины – зачем же ей понадобилась характерная партия, которую обычно исполняет солистка? Юрий Жданов объясняет: «Большой художник всегда ощущает свой дар, всегда стремится его проявить. Плисецкую томил талант, и, ломая рамки иерархий и амплуа, она стала репетировать Персидку с С. Г. Коренем. А толчком к этому послужил красивый сценический костюм Персидки, который нравился Майе. Выступление в “Хованщине” стало триумфальным. Артисты и любители балета совершали паломничества на второй акт». Вот так: и костюм может стать источником вдохновения! А если к нему еще и творчески подойти… Известный балетовед и музыкальный критик Александр Фирер, много лет приятельствовавший с Плисецкой, говорит: «Майя Михайловна в Персидке пуп красила помадой. А вообще Лиля Брик всегда хотела, чтобы она голая танцевала». Было такое, действительно. Когда в программе «Нескучная классика» Сати Спивакова спросила Плисецкую – а правда ли, что Лиля Брик хотела… Та ответила, что да, было такое, и пожала плечами: «Но это же Лиля». Кажется, они друг друга стоили. «Я вам хочу сказать, – продолжает Александр Фирер, – что Майя Михайловна была очень современна, и на нее совершенно не давили никакие установившиеся шаблоны, традиции. Она прочитывала все очень современно, и это всегда была совершенно новая интерпретация». Да, так было всю жизнь, а началось с самых первых лет в искусстве.
В июне 1948 года в Концертном зале имени Чайковского Майя Плисецкая танцевала на творческом вечере хореографа Касьяна Голейзовского. Пресса была разгромной, но громили не балерину: «Концерт справедливо вызвал глубокое разочарование, и это в первую очередь относится к работе постановщика, отмеченной печатью эстетства, проникнутой нездоровыми настроениями, чуждыми советскому зрителю. С недоумением наблюдали мы за рваными, конвульсивными движениями танцевального этюда “Песнь любви”, в котором чувственная истома переходила в откровенный эротический экстаз. Как далеко это от целомудренно-строгого искусства русского балета, в котором танец всегда согрет душевным волнением, озарен глубоким поэтическим чувством! Яркое, реалистическое дарование молодой танцовщицы оказалось принесенным в жертву бессодержательному, условному творчеству постановщика, не умеющего или не желающего следовать традициям лучшего в мире хореографического русского искусства. Вот почему неудачей своего выступления в концерте артистка прежде всего “обязана” балетмейстеру К. Голейзовскому, пребывающему в плену эстетских, салонных представлений об искусстве танца». Мы не знаем, насколько сильно эти слова в газете «Советский артист» (артисты ее, безусловно, читали) задели Плисецкую. Но точно знаем, что с Касьяном Голейзовским сотрудничать она не перестала. И точно знаем, что в том же самом – «удаленности от целомудрия» и «откровенной эротике» – Майю Плисецкую и хореографа Валентина Елизарьева будут упрекать многочисленные советские телезрители, когда в 1976 году на экраны выйдет экспериментальный телефильм «Фантазия». Майя вся была «откровенная эротика», и мы об этом будем говорить еще не раз, но сейчас вернемся к Голейзовскому.
Четырнадцатого января 1961 года Лиля Брик написала в письме в Париж своей сестре Эльзе Триоле: «На днях мы были на балетном вечере (в зале Чайковского), поставленном Голейзовским. Очень было здорово. Майя танцевала “Испанский” под Робикову (Родиона Щедрина. – И. П.) музыку и под его аккомпанемент. Успех был неслыханный! Пришлось бисировать. Очень неожиданная постановка и музыка, и Майя в характерном (не классическом) танце, на каблуках».
Плисецкая здесь верна себе: она сама выбирает, в чьих постановках танцевать и к чьему мнению прислушиваться. Да и время, время изменилось: это уже не конец 1940-х, но начало 1960-х – «оттепель»! Эротика на сцене, конечно, по-прежнему не приветствуется, но имя Плисецкой уже знак качества. И если она танцует современную хореографию, значит, ее поставил особенный хореограф. «Есть балетмейстеры, которые берут старое и делают новое, – говорила она. – А есть те, кто делают новое, и у него берут. К последним относятся и Бежар, и Баланчин, и Голейзовский. Кстати, знаменитый танец “герлс” в 1916 году был придуман Голейзовским, а не американцами, как принято считать». Сам Касьян Ярославович тоже был неравнодушен к таланту Майи (а кто был?): «Яркое искусство этой балерины разнолико. Можно сравнить ее одновременно с яркой короной закатного солнца и мерцанием вечерней звезды. Контрастность ее дарования стихийна».
Другим бесспорным успехом первых лет Плисецкой на сцене Большого стала прыжковая вариация из балета «Дон Кихот». Вариация крохотная – всего сорок секунд. Но Плисецкая исполняла ее так, что даже самый неискушенный зритель (а в театр таких немало приходят) понимал: у этой балерины великое будущее. «Зал неистовствовал, – вспоминал Юрий Жданов, – а Юрий Федорович Файер (дирижер Большого театра. – И. П.) вынужден был на несколько минут останавливать спектакль».
Похожие книги на "Плисецкая. Стихия по имени Майя. Портрет на фоне эпохи", Плескачевская Инесса
Плескачевская Инесса читать все книги автора по порядку
Плескачевская Инесса - все книги автора в одном месте читать по порядку полные версии на сайте онлайн библиотеки mir-knigi.info.