Шолохов. Незаконный - Прилепин Захар

– Ничего этого не надо, – наконец, негромко сказал он, положив руку на мелко исписанные листки резолюции. – Надо написать Сталину одно словечко – спасибо. Он всё поймет…»

Итак, колхозный кузнец – традиционно в русском фольклоре носитель тайного знания, а то и колдун, – у которого от голода дома погибают дети и жена, говорит: спасибо товарищу Сталину.

Эта статья могла выйти только с личной санкции вождя.

Едва ли хоть кто-то, помимо Шолохова, во всей Стране Советов мог позволить себе таким образом поздравить Сталина.

В Гослитиздате стало известно, что «Тихий Дон», наконец, дописан или вот-вот будет готов. А «Тихий Дон», как мы помним, давно воспринимался как дело государственной важности, одного порядка с перелётами советских лётчиков через океаны, строительством метро, возвращением украинских и белорусских земель и новым фильмом Эйзенштейна.

Гослитиздат снарядил в путь шолоховского редактора Юрия Лукина: езжай, товарищ, до Вёшек и привези нам финал эпопеи. Лукин у Шолохова гостил много раз, был моложе его всего на два года, но всё равно обращался к нему на «вы». Притом что Шолохов звал своего товарища «Юрбор» – производное от Юрия Борисовича – и на «ты».

Спрашивали: «Юр, а чего ты к нему на “вы” по-прежнему, ведь сколько лет его редактируешь?» Тот отмахивался: «Если я знаком с Толстым, мне Лёвой его звать? А если с Шекспиром – Вилли?» Распространялось это правило, впрочем, не на всех, с кем он работал. Лукин редактировал Фадеева, Ильфа и Петрова, Валентина Катаева, но с ними был на «ты».

Шолохова, с одной стороны, все знали как отзывчивого, улыбчивого, а порой и застенчивого человека, – но вот парадокс: одновременно его знали как строгого, упрямого, принципиального донца, – который если что решил, не сдвинешь.

Ничего в этом мире не утаишь, и помимо подлых слухов о Шолохове – а кому могло нравится это его вознесение и утверждение в качестве первого литератора страны? – ходили и другие. О том, что, если ему надо, он тут же звонит Поскрёбышеву. Что Сталин принимает его по первому запросу. Что на Верхнем Дону идёт зверская борьба между писателем и местными высокими партийцами, которые исчезают один за другим, а Шолохов остаётся на месте.

Эти два Шолохова как бы сосуществовали, и любое руководство – писательское, издательское, партийное – знало: к этому человеку требуется особый подход. С него просто так не спросишь.

Приехав, Лукин в очередной раз вкусил вёшенского гостеприимства, включавшего традиционные шолоховские розыгрыши и шутки. Помимо звучного имени Юрбор Лукин в этот раз получил должность «завкипа» – заведующего кипятком.

Часть вычитанных глав Шолохов ему передал, но финала романа гость так и не дождался. В какой-то момент Лукин взмолился:

– Михаил Александрович, вы понимаете, я не могу уехать, не узнав, чем же всё это кончается!

И вдруг первый Шолохов преобразился.

– Вот ты у меня пожил здесь две недели, – сказал строго. – И я тебя ни разу не видел в нижнем белье. И ты меня вроде бы тоже. Почему же ты хочешь, чтобы я щеголял перед всеми в таком виде?

Многие страницы Шолохов переписывал десять и более раз. Лукин видел эти черновики – где на листке ни одного живого места.

Так и не завершив книгу в 1939 году, Шолохов перенёс работу в 1940-й. Ещё один зимний месяц доделывал её. Получилось 14 лет труда.

Завершил – и сам поехал в Москву.

29 января 1940 года Шолохов написал письмо.

«Дорогой Иосиф Виссарионович!

Привёз конец “Тихого Дона” и очень хотел бы поговорить с Вами о книге.

Если сочтёте возможным, – пожалуйста, примите меня».

Он так и не сделал Мелехова большевиком. Он не хотел очередной драки в советских газетах. Он желал заручиться поддержкой Сталина.

Сталин не ответил.

Финская военная кампания обернулась рядом обидных неудач и огромными потерями. Столько пели о победоносной Красной армии – и вмёрзли в снега на виду у всего мира!

К концу декабря стало ясно, что наступление только множит жертвы. Остановили натиск. Месяц было затишье. Армия спешно готовилась к возобновлению боевых действий.

На 1 февраля назначили новое масштабное наступление. Шолоховское письмо пришло за два дня до этого – Сталин элементарно не смог найти время для разговора. Но, судя по всему, Шолохову перезвонили из секретариата: здравствуйте, Михаил Александрович, это Поскрёбышев, товарищ Сталин передавал привет, товарищ Сталин занят, спокойно отдавайте роман в печать.

Если б этого звонка не было – Шолохов непременно стал бы дожидаться, когда Сталин прочтёт роман.

Но уже 8 февраля газета «Известия» сообщала: «На днях писатель-орденоносец М. Шолохов сдал издательству “Художественная литература” две последние части (7-ю и 8-ю) “Тихого Дона”. Она будет издана в срочном порядке большим тиражом и выйдет наряду с библиотечкой также и в массовой серии. Восьмая часть романа будет опубликована в одном из выпусков “Роман-газеты”».

Самые первые читатели смогли увидеть финал «Тихого Дона» в сдвоенном номере журнала «Новый мир» за февраль – март.

Вот и всё.

Люди по всей стране читали последние страницы «Тихого Дона», видя за окном всё тот же, что и в романе – первый весенний месяц.

«Ниже хутора он перешёл Дон по синему, изъеденному ростепелью, мартовскому льду, крупно зашагал к дому. Ещё издали он увидел на спуске к пристани Мишатку и еле удержался, чтобы не побежать к нему.

Мишатка обламывал свисавшие с камня ледяные сосульки, бросал их и внимательно смотрел, как голубые осколки катятся вниз, под гору.

Григорий подошёл к спуску, – задыхаясь, хрипло окликнул сына:

– Мишенька!.. Сынок!..

Мишатка испуганно взглянул на него и опустил глаза. Он узнал в этом бородатом и страшном на вид человеке отца…

Все ласковые и нежные слова, которые по ночам шептал Григорий, вспоминая там, в дубраве, своих детей, – сейчас вылетели у него из памяти. Опустившись на колени, целуя розовые холодные ручонки сына, он сдавленным голосом твердил только одно слово:

– Сынок… сынок…

Потом Григорий взял на руки сына».

Сын Мелехова – Миша. Михаил.

Шолохов был в одном лице и его сын, и его отец, и его дух.

В 1940 году Прощёное воскресенье пришлось на 17 марта.

К тому дню первые читатели заканчивали чтение «Тихого Дона».

Завершилась книга, которая стала шолоховским прощением за всё.

…за то, как осуждали его мать и его отца – распутников, живущих вне брака, поперёк казачьего адата.

…за татарчука, нахалёнка, прижитого от мужика и потому исторгнутого из казачьего рода.

…за то, что выгнали, едва не посадив в тюрьму, из продинспекторов, лишив работы и надежды.

…за то, что, норовя убить и зарыть, преследовали – так Григория преследовал жестокосердный Мишка Кошевой.

Но только, в отличие от Григория, Михаил Шолохов, его отец, сын и дух – обыграл всех и утвердил своё имя на Дону.

И простил всех, и у всех попросил прощения этой книгой.

Все памятники Шолохову, что стоят нынче по России, по какому-то будто бы сговору делают с того Шолохова, которому не менее полувека от роду, а то и больше.

А Шолохов должен быть запечатлён в 35.

В эти свои без малого 35 он написал «Тихий Дон», «Донские рассказы» и первый том «Поднятой целины». В 35 он был гений. Кудесник русского слова. Ненаглядный сын русского народа.

Потомок рязанских пушкарей, купцов, приказчиков, малоросских крестьян, казачьего сословия, а может быть, если поискать в роду, и запорожцев, и крымских татар, и черкесов – иначе откуда у него взялся коршунячий нос?..

Такому вот нужен памятник. Чтоб девушки мимо шли и, на миг ослеплённые, застывали: кто это, такой красивый и молодой?

Это Шолохов: жених своей России.

1 марта в «Литературной газете» вышла первая рецензия на роман – Юрия Лукина.

«Вряд ли кому-нибудь из писателей приходилось получать столько писем с пожеланиями относительно того или иного завершения судьбы его героев, как Шолохову».