Че Гевара. Важна только революция - Андерсон Джон Ли

По словам Монхе, он знал также, что Советскому Союзу не нравится эта кампания по вербовке партизан, и поэтому, когда конференция окончилась, он решил ненадолго съездить в Москву, чтобы «разведать обстановку». К его удивлению, он сразу же был направлен прямо к Борису Пономареву, заведующему Международным отделом ЦК.

«Мы стали говорить о Боливии… и он спросил меня про Конференцию трех континентов и поинтересовался мнением боливийской компартии о том, что готовит Куба. Я в общих чертах дал свою оценку и рассказал, что мы планируем делать».

Монхе стало понятно, что Кремль обеспокоен тем, что на конференции кубинцы благоволили «наиболее радикальным группам». «Это могло привести к нежелательным последствиям, и поэтому русские хотели выяснить, какова во всем происходящем роль Че». В СССР пришли к тому же выводу, что и Монхе: движущей силой происходившего на Конференции трех континентов был самый заметный из отсутствовавших — Че Гевара.

После совещания в Кремле Монхе вернулся на Кубу и приступил к военному обучению вместе с другими боливийцами. Также он придумал план, как задержать возвращение в Боливию тех, кто уже завершил тренировки: он попросит их подождать его и других новичков под тем предлогом, что после окончания обучения попробует организовать им всем поездку в Москву «для теоретической подготовки». Монхе знал, что на его обучение уйдет три-четыре месяца и это даст ему время предупредить о происходящем своих товарищей по партии, оставшихся в Боливии.

Монхе вызвали к Фиделю. На встрече присутствовали и другие, в том числе Пиньейро и несколько его агентов. По словам Монхе, Фидель поинтересовался, каковы его намерения относительно боливийских кадров на Кубе.

Монхе ответил Фиделю отнюдь не искренне, но так, чтобы ответ звучал правдоподобно. Напомнив, что у Боливии богатая история народных восстаний, он рассказал Кастро о текущей ситуации, о том, что страна опять находится под властью военной диктатуры, и сказал, что возможен очередной мятеж. «Если мятеж действительно вспыхнет, — обратился он к Фиделю, — мы сможем взять ситуацию под контроль». Монхе добавил, что при помощи подготовленных на Кубе людей сможет добиться проведения выборов, на которых коммунисты выступят с прочных позиций.

Но не такой ответ желал услышать Фидель. А как же партизанская борьба? Монхе ответил, что для Боливии это не самый подходящий вариант. Тут несколько агентов Пиньейро стали высказывать свои мнения по этому поводу, и по их словам Монхе понял, что они уже побывали в Боливии и внимательно изучили происходящее там.

Под тем предлогом, что до приезда на Кубу он не знал, что так надолго покинет Боливию, а у него там остались нерешенные вопросы, Монхе попросил Пиньейро прислать к нему Рамиро Отеро, представителя боливийской компартии в Праге. «Я сыграл так потому, — объясняет Монхе, — что знал: мне они уехать не позволят».

Отеро приехал в феврале. Монхе дал ему четкие указания: «Поезжай в Боливию, требуй встречи с ЦК и сообщи, что кубинцы готовят в Боливии партизанскую войну».

Отеро поспешил в Ла-Пас, а Монхе в числе прочих приступил к обучению. Ему уже исполнилось тридцать пять, и он был самым старшим в группе — остальным было лет двадцать пять-тридцать, — но он старался не отставать от них в тренировках. Отеро вернулся с дурными вестями. Ему не удалось поговорить с Центральным комитетом, получилось побеседовать лишь с членами менее важного органа — Секретариата, и там словам Монхе не поверили.

Монхе требовалось вернуться в Боливию и объяснить нужным людям, что происходит, разрешить все недоразумения. Но кубинцы отнеслись бы к тому, что он хочет уехать, с сильнейшим подозрением. К тому же поздно было осуществлять изначальный план: отправить своих людей для обучения в СССР, не пустив их таким образом в Боливию, — потому что его программа подготовки уже подходила к концу и всем не терпелось поехать на родину. В отчаянии, Монхе попросил о встрече с Фиделем. В мае он вылетел в Сантьяго. Ему удалось побеседовать с Фиделем, когда тот возвращался назад в Гавану.

По дороге, сообщает Монхе, Фидель говорил о чем угодно, кроме Боливии. Монхе стал уже опасаться, что разговор так и не состоится. Но в какой-то момент Фидель произнес: «Знаешь, ты наш добрый друг. Ты ведешь с нами международные дела. Я искренне хочу поблагодарить тебя за помощь, которую ты нам оказал. Сейчас обстоятельства сложились так, что один наш общий друг хочет вернуться в свою страну, это, поверь мне, Революционер с большой буквы. И никто не может отказать ему в праве вернуться на свою родину. Он считает, что лучше всего будет вернуться через Боливию. Пожалуйста, помоги ему проехать через твою страну».

Монхе не требовалось спрашивать, кто такой этот «общий друг», и он сразу же согласился помочь. Тогда Фидель добавил: «Слушай, что касается твоих собственных планов, то делай, что считаешь нужным. Если тебе нужна наша помощь в подготовке людей, присылай их к нам… Мы не собираемся вмешиваться в твои дела». Монхе поблагодарил Кастро и еще раз повторил, что с радостью поможет организовать «транзит» их общему другу.

Затем Фидель произнес: «Я хочу, чтобы ты выбрал людей, которые его встретят, сопроводят и доставят к границе», — и попросил Монхе порекомендовать ему нескольких человек. Монхе назвал тех четверых, кому он дал разрешение пройти обучение на Кубе: Коко Передо, Лоро Васкеса Вьянью, Хулио «Ньято» Мендеса и Родольфо Сальданью. Фидель записал фамилии и сказал Монхе: «Всё». На этом разговор был окончен.

Монхе почувствовал огромное облегчение: беспокоиться им не о чем, у кубинцев другие планы, и, выходит, он зря волновался, — но партии тем не менее надо было обо всем сообщить.

В июне курс обучения Монхе подошел к концу. Он отправил вышеупомянутую четверку в Боливию, а «студентам» велел остаться и продолжать подготовку на Кубе, пока партия не решит, что с ними делать. А сам Монхе, прежде чем уехать в Боливию, решил нанести краткий визит в Москву.

Перед отъездом кубинцы предложили ему сделать остановку в Праге, потому что «кое-кто» хотел бы его там увидеть. Но Монхе не захотел ехать в Прагу, заподозрив, что кубинцы хотят устроить ему ловушку.

Монхе не раскрывает, зачем он ездил в Москву и с кем он там встречался, но можно предположить, что в Кремле он рассказал о просьбе Фиделя и поведал, куда направляется Че. Раздражение Кремля действиями кубинских «поджигателей» все нарастало, поэтому нетрудно догадаться, какова была реакция. Без сомнения, Монхе посоветовали постоять за себя — ведь он был как-никак главой боливийской компартии — и не позволять Че и Фиделю себя запугивать. Как выяснится позже, именно это Монхе и попытается сделать.

С помощью Фиделя Че начал готовить почву для нового «предприятия ради общего дела». Он надеялся в конце концов оказаться в Аргентине, но условия для этого нужно было подготовить в Боливии. Там, как предполагал Че, к борьбе присоединятся партизаны из соседних стран, а потом они создадут союзнические партизанские армии в своих странах. Когда восстание в Аргентине пойдет полным ходом, он покинет Боливию и примет на себя командование.

Именно ради этой конечной цели, по словам кубинцев, Че и направил в Ла-Пас Таню. Некоторое время она могла предоставлять им ценные разведданные о режиме и политической ситуации в Боливии, а также служить связующим звеном с партизанами в соседних странах, в первую очередь в Аргентине.

Пока что этот выбор полностью себя оправдывал. Таня прибыла в Ла-Пас под именем Лауры Гутьеррес Баэур и за два месяца обзавелась ценными знакомствами среди политиков и дипломатов, получила разрешение на жительство и работу и даже устроилась волонтером в Комитет по исследованию фольклора при Министерстве образования. Помимо того, она преподавала немецкий.

Одним из наиболее полезных знакомых, которыми она обзавелась, был Гонсало Лопес Муньос, пресс-секретарь президента Баррьентоса. Он дал Тане удостоверение сотрудника еженедельного журнала, который издавал. К концу 1965 г. она нашла себе подходящего «жениха», молодого боливийского студента-инженера, и вышла замуж. Это позволило Тане получить боливийское гражданство, а от мужа можно было отделаться, выделив ему стипендию и отправив учиться за границу — эту идею она заранее внушила своему простодушному «избраннику».