Казалось бы, нужно было отдать под суд начальника войск связи Леонова*, который допустил передачу в эфир болтовню строителей, которых противник засекал. А вместо этого Малиновский после двукратного представления Леонова к званию маршала добился, что звание это Леонов получил.
Правда, как мне рассказывали сослуживцы Леонова, он сделал личное одолжение Малиновскому, уступив на фронте свою заведующую столовой Раису Яковлевну в жены Малиновскому. Заслуга немаловажная.
Провалы в разведке
Пишу сейчас редко, так как дел много, да и писать-то не положено. Одно меня беспокоит, что Малиновский не хочет по-прежнему докладывать в ЦК представленные ему мои документы, хотя они содержат исключительную ценность.
Видимо, потому, что противник знает о разных промахах в армии, значит, в ЦК могут спросить с Малиновского, почему он эти недостатки допускает, поэтому он и не хочет делать себе неприятности. Но это неправильно он поступает. Я всю свою жизнь приучен докладывать обо всех недостатках, хотя и неприятно.
Захаров душой за меня, но говорит — иди сам к министру и докладывай.
Вот он всех зажал своей хитростью и грубостью. Причём некоторые маршалы мне вслух высказали своё недовольство хамством Малиновского…
В семье у меня всё нормально. Вовка уже выучен, Светлана кончает институт, уже стал дедушкой [721]. Одним словом, дело идёт к старости. Но нужно честно сказать, я трудился добросовестно, не болел, не симулировал. Видно, так и будет до конца жизни.
Одно печально, что моральная сторона молодёжи, на мой взгляд, с каждым днём понижается. Распущенность, погоня за деньгами, желание «отдохнуть», побездельничать, ещё и не начав по-настоящему работать. Мне это очень не нравится. Молодёжь нужно всегда держать в руках. Распустишь, потом собрать потруднее будет.
По работе у нас особенно этого не чувствуется, однако кое-какие хлюпики тоже попадают, которые норовят устроиться получше, а работать поменьше. А на нашем деле надо сейчас требовать дела, а не болтовни.
Несколько усложнилась работа в связи с провалом у соседей в Лондоне. Дело «Лонгсдейла», о котором сейчас пишут все газеты мира.
В прошлом при мне его из КГБ послали, толковый паренёк, он ряд лет неплохо работал, а затем, видно, шелепинцы допустили оплошность, и его англичане выследили. Вместе с ним схватили ещё несколько человек других, и главное — на конспиративной квартире взяли быстродействующую аппаратуру, которую бережём, как зеницу ока [722].
Шелепину за этот провал вроде ничего не было. Ну, раз человек в фаворе, то всё обойдётся. Пришлось и нам кое-кого отозвать, предполагая, что могли о них рассказать арестованные. По линии КГБ мне говорили, что отозвали десятки сотрудников, которых знали Лонгсдейл и другие.
В течение года еще было ряд мелких провалов в КГБ, но медовый месяц так и остается. Руководство молодое, спрос маленький, «осваивает», поэтому все в порядке. Однако эти молодые товарищи, как мне рассказывали, ни одной мелочи, которая происходит в ГРУ, не упускали из виду и пишут о ней в ЦК, оставляя неясными детали, из которых можно бы сразу увидеть, что это мелочь, не заслуживающая внимания ЦК. Однако по линии ЦК ко мне ни разу никакой претензии не предъявлялось.
Я представляю, сколько клеветы, слухов и всякой грязи, где можно, вываливают на меня мои «друзья» Мироновы, Шелепины и им подобные людишки, весьма способные, как я убедился, на эти дела. И вот это делается, я думаю, для того, чтобы я не оказался как-нибудь их начальником, а следовательно, сразу бы по прямоте своей и сказал им, кто из них что стоит.
Ну, ладно, жизнь есть жизнь, кто научился к ней приспосабливаться, а кто идет прямо и события представляет так, как они происходят.
1962 год. Карибский кризис
На грани реальной войны с Америкой мы оказались во время кубинских событий [723].
Еще в 1961 году, после разгрома эмигрантов на Плайя-Хирон [724] мы получили указание проработать меры защиты Кубы, если американцы начнут масштабную агрессию.
Мы с Захаровым доложили Хрущеву у него на даче, что нам надо искать принципиально новое решение. Хрущев хотел разговаривать с американцами на равных, но дело в том, что американцы развернули вокруг СССР свои средства передового базирования, и для нас есть угроза военного столкновения.
Какой уж тут разговор на равных! Значит, переговоры на равных должны быть подкреплены соответствующей угрозой для США военных столкновений вблизи американских границ [725].
Еще при Сталине Генштаб прорабатывал вопрос о боевых действиях в Беринговом проливе, на Чукотке и Аляске, в случае, если американцы нанесут нам превентивный ядерный удар, согласно своей доктрине, чтобы навсегда покончить с нашей страной [726].
По своей линии я еще в 1960 году дал указание тщательно отслеживать все события вокруг Кубы.
Противостояние нарастало, но все сигналы сводились к тому, что американцы нападут на Кубу. Сводки ГРУ и КГБ говорили о неизбежности военного столкновения между Америкой и Кубой, потому что Хрущев еще в начале 1962 года вызвал меня, Бирюзова и Захарова на дачу и приказал подготовить предложение по размещению наших ракет и группировки войск на Кубе, чтобы вести переговоры на равных, как я уже писал, в переговорах с Кеннеди* [727].
Он рассчитывал урегулировать вопрос с Кубой, а также по разоружению. Он сказал, что этот шаг (размещение ракет) выведет нас на переговоры с американцами уже с более сильной позиции* А все другие — Англия, Франция и Германия — будут выступать за признание интересов СССР во всем мире.
Я не участвовал в заседаниях ЦК, но высказал свои сомнения, что эту операцию удастся осуществить скрытно и поставить американцев перед фактом [728].
В конце сентября вернулся с Кубы заместитель МО Бирюзов С. С. и под большим секретом доложил Малиновскому, а тот — в ЦК, о том, что ракеты среднего радиуса действия установлены на Кубе [729]. Причем все сделано так, настолько замаскировано, что никто не увидит и не узнает. Маршал Бирюзов летал под видом агронома, так что все прошло отлично.
Настораживало, что Большаков*, которого я приказал освободить от агентурной работы и сосредоточиться только на поддержании неофициальных контактов с американским руководством, сообщил из Вашингтона, что американцы начали сомневаться в том, что у нас достаточно межконтинентальных баллистических ракет.
Жизнь показала, что я был прав, несмотря на возражения Шалина, что не надо загружать Большакова оперативной работой. Американцы воспринимали его как человека, связанного с разведкой и, неофициально, с руководством. Брат Кеннеди и другие влиятельные люди беседовали с ним более откровенно, чем с послом Добрыниным [730].
Такие же сигналы о ракетах мы получили из Швеции [731].
Была утечка информации через Пеньковского*, но мне было известно, что он уже полгода находится в разработке КГБ, и через него они скармливают нужную информацию. Поэтому Пеньковского, как серьезный источник утечки информации, выявленную его двойную и даже тройную игру во время событий на Кубе, мы вообще не принимали во внимание.
Я еще за полгода до Кубинского кризиса зарубил его выезд за границу, хотя Грибанов, начальник 2-го управления КГБ, настаивал на его поездке, видимо, с целью подбросить американцам еще какую-нибудь военно-политическую дезинформацию.
