Тайна гибели Лермонтова. Все версии - Хачиков Вадим Александрович

Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 98

Попытаемся все же заглянуть за густой частокол пикников, кавалькад, пиров и танцевальных вечеров, которым огородили Михаила Юрьевича свидетели его последних дней в Пятигорске. Что увидим там? Прежде всего то, что официально Лермонтов приехал в Пятигорск для лечения. Не заниматься им, объявив по начальству о своей крайней нужде в пользовании водами, он попросту не мог. Да и не то было у Михаила Юрьевича здоровье, чтобы пренебрегать поправкой его, оказавшись на курорте.

Ну а курортное лечение, как известно, дело серьезное, хлопотное, долгое. Согласно записям в «Книге Дирекции Кавказских Минеральных Вод на записку прихода и расхода купаленных билетов», в конце мая и в течение июня 1841 года «г. поручик Лермонтов» четыре раза приобретал билеты в Сабанеевские и Варвациевские ванны Пятигорска, общим числом двадцать пять. А за половину июля ему же было продано девять билетов в Калмыцкие ванны Железноводска. То есть, если уж не ежедневно, то почти ежедневно ему приходилось принимать ванны. А каждая из них, если учитывать довольно долгое ожидание своей очереди (тем летом в ванных заведениях Пятигорска действовало всего около полусотни кабин – на более чем тысячу лечащихся) и отдых после процедуры, отнимала не один час. Добавим к этому обязательное питье дважды в день минеральной воды, которое сопровождалось длительной прогулкой близ источника и повторными подходами к нему. Суммировав эти часы, потраченные Лермонтовым на поправку своего здоровья, подумаем, много ли у него оставалось времени на пикники и кавалькады?

Конечно, можно было и в оставшееся время с головой нырнуть в вихрь курортных развлечений и забав. Да только не было ли у поэта, кроме них, интересов другого рода? Конечно, были. К сожалению, свидетельств тому сохранилось не много. Их приходится старательно отыскивать в привычном перечне «балов и пикников». Вот, скажем, в уже цитировавшихся воспоминаниях Эмилии Шан-Гирей среди упоминаний о кавалькадах, танцах и играх в кошки-мышки находим: «Бывало, сестра заиграет на пианино, а он подсядет, свесит голову на грудь и сидит так неподвижно час и два. Никому он не мешает, никто его и не тревожит».

Вот так: не пустится в пляс – сидит и слушает часами. То же наверняка бывало и при посещении им своих однополчан, квартировавших в соседнем доме Уманова. Имеется уже упамянутое нами свидетельство (оно приведено в «Лермонтовской энциклопедии») о том, что Лермонтов любил слушать игру на фортепиано жившей в том же доме дочери плац-майора Унтилова, Александры Филипповны, жены полицмейстера Бетаки. И конечно же, не походя, не на бегу. Значит, и музыка надолго отрывала поэта от кавалькад и пикников.

Так же, как и книги. Подумайте: мог ли Лермонтов, будучи свободным от служебных забот, обходиться без чтения? Находил ли интересующую его литературу? Несомненно. Мы уже отмечали, что П. Хицунов, побывавший здесь, видел в Пятигорске «две библиотеки для чтения, в которых можно найти все лучшие русские книги и большую часть периодических изданий». Правда, тут же посетовал: «Иностранных книг мало». Это заметил и Михаил Юрьевич. В письме к бабушке, отправленном 28 июня, читаем: «Прошу вас также, милая бабушка, купите мне полное собрание сочинений Жуковского последнего издания… Я бы просил также полного Шекспира по-английски… Только, пожалуйста, поскорее…» Такие просьбы вряд ли услышишь от человека, занятого балами и «шалостями».

Продолжая очищать от них пятигорское бытие Лермонтова, еще раз присмотримся и к его тогдашнему окружению. Мы уже говорили о том, что рядом с поэтом в то лето было немало серьезных и интересных людей. Достаточно вспомнить тех же декабристов – все они, находясь в это лето на Водах, нередко встречались и по-дружески беседовали с поэтом. «Лермонтов… часто захаживал к нам и охотно и много говорил с нами о разных вопросах личного, социального и политического мировоззрения», – рассказывал М. Назимов. Едва ли такие беседы велись наспех и ограничивались несколькими минутами. Значит, еще энное количество часов, проведенных за серьезной беседой, можно вычесть из бально-пикникового времяпрепровождения.

Были у поэта и другие серьезные собеседники. Посетивший в конце июня Пятигорск его однокашник по университетскому Благородному пансиону Н. Туровский, сокрушаясь о гибели Михаила Юрьевича, восклицал: «Как недавно, увлеченные живою беседой, мы переносились в студенческие годы; вспоминали прошедшее, разгадывали будущее… я не утаил надежд наших – литературных, и прочитал на память одно из лучших его произведений. Черные большие глаза его горели; он, казалось, утешен был моим восторгом и в благодарность продекламировал несколько стихов… Так провел я в последний раз незабвенные два часа с незабвенным Лермонтовым…» Раз говорится «в последний раз», значит, были и другие встречи, столь же радостные обоим и столь же продолжительные.

Свои стихи Лермонтов читал и приехавшему из Москвы И. Е. Дядьковскому, который привез гостинцы и письма от бабушки. К сожалению, они не успели вдоволь пообщаться. Но обе встречи, которые у них все-таки состоялись, затягивались за полночь. Беседовали они, как сообщает приятель Дядьковского Н. Молчанов, об Англии, Байроне, философии Бэкона. После таких бесед Иустин Евдокимович повторял: «Что за человек! Экой умница, а стихи его – музыка, но тоскующая».

В стихию поэзии Лермонтов мог окунаться, встречаясь со Львом Сергеевичем Пушкиным – тот, хоть и был большим любителем выпить, но стихов своего великого брата знал великое множество и охотно читал их желающим. Надо полагать, посвящены литературе были и беседы с чиновником из Тифлиса М. Дмитриевским, тоже имевшим славу поэта. Общение с ним немало скрасило последние дни Михаила Юрьевича. Сохранились свидетельства, что и 15 июля, за несколько часов до дуэли, они были вместе.

Впрочем, говорить они могли не только о поэзии. По дороге к месту поединка Лермонтов сообщил своему секунданту Глебову о том, что задумал большой роман «из кавказской жизни, с Тифлисом при Ермолове, его диктатурой и кровавым усмирением Кавказа, Персидской войной и катастрофой, среди которой погиб Грибоедов в Тегеране». Не беседа ли с Дмитриевским заставила его вспомнить и заговорить об этом замысле? Ведь тот, живя в Грузии, хорошо знал ее людей, в том числе служивших с Ермоловым, был связан с родными погибшего Грибоедова.

Надо полагать, что и раньше, собирая нужные ему для романа сведения, Лермонтов тратил немало времени на общение с представителями старшего поколения кавказских офицеров, которых вокруг было немало. Подлинным кладезем сведений о ермоловских временах на Кавказе мог оказаться квартирный хозяин Лермонтова, майор В. И. Чилаев, ходивший в походы с самим Алексеем Петровичем. В соседнем доме жил бывший адъютант генерала Емануеля полковник А. К. Зельмиц. О традициях героического Нижегородского драгунского полка поэту мог рассказывать сам полковой командир, полковник С. Д. Безобразов. Даже супруга генерала Верзилина, Мария Ивановна, могла быть полезной Михаилу Юрьевичу, поскольку до Пятигорска жила в Тифлисе и наверняка хорошо знала тамошнюю бытовую обстановку. И Лермонтов, бывая в гостях у Верзилиных, иногда, минуя гостиную, заходил к ней, сидевшей в соседней комнате за рукоделием, – об этом вспоминала Е. А. Шан-Гирей, внучка Марии Ивановны. Давайте же суммируем время таких встреч и бесед, вычтем его из того, что оставалось после лечения, чтения, слушания музыки, одиноких верховых прогулок, которые очень любил Михаил Юрьевич. И зададим себе вопрос: много ли времени мог он посвящать танцам, пирам и кавалькадам?

Ну а самым веским аргументом против «легкомысленного времяпрепровождения» поэта служат его стихи, написанные в то, последнее, лето. Хотя о том, что Лермонтов занимался литературным трудом, большинство современников, бывших тем летом в Пятигорске, почти ничего не говорит. Лишь бегло отмечал это Чилаев, да прислуживавший поэту Христофор Саникидзе сообщал: «Занимался Лермонтов в Пятигорске обыкновенно на заднем балконе своей квартиры, выходившем в сад и завешанном парусиновыми занавесями. Когда, бывало, он сядет на этом балконе писать стихи, то в течение всего времени, пока был занят писанием, строго-настрого приказывалось прислуге не беспокоить его и не пускать к нему туда никого…»

Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 98