Ho если Серовых подсадили к нему в самолете, сняв с их законного рейса, как мог предвидеть он это заранее?
Ответ напрашивается сам собой: Пеньковский знал о плане предстоящей операции. От кого? Очевидно, от тех, кто, собственно, и должен был подвести его к Серовым. Сиречь от чекистов.
Вот вам еще одно доказательство связи Пеньковского с КГБ. Потому что именно КГБ — а никто другой потянуть это был не в состоянии — и готовил комбинацию по дискредитации начальника ГРУ.
Сами грязью облили, сами и под монастырь подвели.
В своих мемуарах тогдашний шеф Лубянки Владимир Семичастный недвусмысленно подтверждает, что именно с его подачи (а значит, и с подачи Шелепина: они друг без друга никуда, как Шерочка с Машерочкой. Один в ЦК ВЛКСМ — и второй за ним. Шелепин на Лубянку, и Семичастный — туда же.) Серов лишился должности.
Готовя для ЦК отчет о расследовании дела Пеньковского, Семичастный «добавил и напоминание о доле его вины за выселение мирных народов — калмыков, ингушей, поволжских немцев и других — и внес предложение его наказать. В результате Серов был отозван с поста руководителя ГРУ…».
Пеньковского, как мы помним, арестовали в октябре 1962-го. Суд над ним начался в мае 1963-го. А Серова убрали уже в феврале, даже не дожидаясь формального признания вины Пеньковского, и сослали как можно дальше от Москвы — помощником командующего Туркестанским военным округом по учебным заведениям (!). Еще через месяц, 12 марта, Серова из генералов армии понизили до генерал-майора, отобрали звезду Героя.
За что? За то, что восстановил Пеньковского в ГРУ? Но это, как уже говорилось, делалось без него.
За то, что попался в силки, расставленные КГБ?
Ладно бы предательство Пеньковского нанесло непоправимый урон работе ГРУ. Нет же. Ни один агент не пострадал, ни один разведчик не был задержан или выслан.
«Начиная с конца апреля 62-го года, — это из письма Серова № 1, — я… принимал необходимые меры по предотвращению провалов в разведке (отзывы офицеров, которых мог выдать предатель, переброска агентов и др.)…
После ареста предателя… мы разработали телеграмму за границу с указанием, что надо сделать резидентам и ВАт (военным атташе. — Прим. авт.)…
С октября 62-го года по январь 63-го года, пока я был в ГРУ, были получены ответы от резидентов и ВАт, из которых было видно, что провалов или арестов наших людей не было».
А ведь в то же самое время в Первом главке КГБ — разведка — следовал провал за провалом. 1961 год вообще являл собой одну нескончаемую черную полосу.
Сначала ушел боевик-нелегал Богдан Сташинский, незадолго до того ликвидировавший лидера ОУН Бандеру, за что получил из рук Шелепина орден Красного Знамени. Сташинского послали в Берлин с новым заданием — уничтожить лидера НТС Околовича — но он бежал к американцам, во всем сознался и по амнистии был освобожден.
Затем политического убежища у американцев попросил сотрудник хельсинской резидентуры КГБ Анатолий Голицын, был вывезен в Штаты и сдал все, что только можно.
А параллельно английская контрразведка разгромила нелегальную резидентуру Лубянки во главе с полковником Кононом Молодым (он же Гордон Лонгсдейл), арестовала его помощников Мориса и Леонтину Коэн (Крогер), взяла уйму ценных агентов.
И вдобавок в тюрьме оказался высокопоставленный сотрудник британской разведки Джордж Блейк, давно сотрудничавший с КГБ.
Последствия этих провалов ни в какое сравнение с делом Пеньковского не идут. Однако же «за эти провалы у т. Сахаровского и его нач-ников волоса с головы не упало» (из письма Серова № 2). Более того, упомянутый начальник внешней разведки КГБ Александр Сахаровский преспокойно проработал на своем посту аж до 1971 года.
Есть в юриспруденции такой термин: соразмерность наказания. Так вот, тяжесть вины Серова ничуть не соразмерна его наказанию.
Скажу больше: Серова вообще не за что было наказывать. Просто его надо было наказать, ибо в спектакле, поставленном лубянскими режиссерами, ему изначально предназначалась роль антигероя…
Олега Пеньковского арестовали 22 октября 1962-го по дороге на службу. Следствие длилось недолго. Показательный процесс стартовал уже в мае. Вместе с ним на скамье подсудимых восседал его связник, англичанин Гревилл Винн, схваченный в Венгрии.
Суд над Пеньковским, как и все это дело, освещался масштабно. На процесс, как и в славном 1937-м, выдавали специальные пропуска. Журналистов было немерено.
Но почему-то длились слушания недолго. Несмотря на, казалось бы, гигантский объем содеянного (вспомним: только документов он передал пять с половиной тысяч!), хватило всего 8 дней, чтобы приговорить изменника к высшей мере.
«С большим одобрением встретил весь советский народ справедливый приговор по уголовному делу изменника Родины агента английской и американской разведок Пеньковского и шпиона-связника Винна, — писала в те дни газета „Правда“, — советские люди выражают чувство глубокого удовлетворения тем, что славные советские чекисты решительно пресекли подлую деятельность английской и американской разведок».
Вопрос: зачем следовало накручивать вокруг дела Пеньковского такую шумиху? Ведь традиционно операции контрразведки никогда не становились предметом гласности. Тот же предшественник Пеньковского, бывший подполковник ГРУ Петр Попов: о нем в печати не появилось почти ни слова.
Здесь же — нескончаемые репортажи, подборки «писем трудящихся», стенограмма судебного процесса, спешно отпечатанная стотысячным тиражом. На долгие годы имя Пеньковского стало нарицательным, превратилось в символ предательства.
Особенно партийные пропагандисты смаковали моральное разложение изменника. Он-де и книжек не читал, в театры не ходил, увлекался только пьянками да стяжательством. Верхом его грехопадения стал рассказанный на суде эпизод, когда Пеньковский в ресторане принародно выпил шампанское из туфельки своей дамы.
При этом описание дела Пеньковского отличалось изрядным купированием. Ни слова не говорилось о переданных им материалах по ракетному оружию; о службе в ГРУ (само это ведомство раскроют позже, лишь в 1990-е). По официальной версии, Пеньковский звался бывшим полковником Советской Армии, работником Госкомитета по науке и технике.
Разумеется, о высоких его покровителях тоже не сообщалось. Про маршала Варенцова писалось лишь, что тот, «зная Пеньковского по фронту, доверился его „жалобам“ на якобы незаконное отчисление из кадров Советской Армии» и «добился пересмотра отрицательной служебной аттестации». Этакий простодушный главком-растяпа, словно сошедший с плаката про находку для шпионов. А потом, через пару лет, и эти невинные упоминания сошли на нет.
«А как же его допустили на столь ответственный пост? — задавался риторическим вопросом начальник Следственного отдела КГБ генерал Чистяков (его мемуары вышли в середине 1970-х). — Как доверили такому человеку секретные материалы, тайны государства?»
И тут же, через пару страниц, отвечал сам себе: был, оказывается, такой генерал В., которому обманом предатель втерся в доверие, «старался как можно лучше выполнить любые поручения, угодничал. Все это Пеньковский делал для того, чтобы успешно продвигаться по служебной лестнице».
Про генерала «С» не писалось и такого. Имя начальника ГРУ в контексте шпионского скандала не звучало ни разу.
Да этого, собственно, и не требовалось. Гонители Серова расправились с ним и безо всякого общественного порицания.
Шумиха вокруг шпионского дела, скорое следствие, молниеносный суд. Такое чувство, будто умелые дирижеры делали все, дабы произвести на Запад максимальный эффект.
А почему бы и нет? Ведь только теперь, после ареста и приговора, американцы и англичане окончательно перестали сомневаться в искренности намерений Пеньковского. А значит, исчезли и их опасения в подлинности его материалов.
Если версия, которую предлагаю я, имеет под собой основания, вся эта круговерть — не более чем окончательная стадия гигантской операции КГБ. Операции, ставившей своей целью сразу несколько стратегических замыслов:
