Конечно, в реальной политике эта концепция, возвеличивающая принцип силы, применялась постоянно. Не Макиавелли был ее первооткрывателем. Драматическое развитие европейской истории будет отныне определять не Эразмова политика соглашений, а политика, решительно использующая любую возможность в своих интересах, политика тирании в духе «Государя». Целые поколения дипломатов будут учиться своему холодному искусству по учебнику арифметики жестокого и дальновидного флорентинца, кровью и жезлом обозначаться границы между странами, границы, которые будут вечно перекраиваться. Друг против друга, а не друг с другом – именно этот принцип будет способствовать всплеску страстных энергий у всех народов Европы.
А вот Эразмовы мысли никогда еще историю не формировали, на европейские судьбы явное влияние не оказывали: великая гуманистическая мечта об устранении противоречий справедливым путем, страстная мечта об объединении наций под знаком всеобщей культуры так и осталась утопией, нереализованной и, возможно, в пределах нашей действительности никогда не реализуемой.
Но в духовном мире все противоположности сосуществуют, даже то, что в действительности никогда победно не проявится, в духовном мире остается динамической силой, причем как раз неосуществленные идеалы оказываются самыми непобедимыми.
Нереализованная идея непобедима уже потому, что она не истощена, не скомпрометирована своей реализацией, и, хотя исполнение ее задерживается, необходимость этого исполнения каждому новому поколению представляется очевидной; такие идеи продолжают жить как моральные импульсы, побуждающие к прогрессу. Лишь нереализованные идеалы живут вечно. И то, что гуманистический идеал Эразма – европейское взаимопонимание – не осуществился, не дал серьезного политического эффекта, не означает, что идеал погиб.
В самой сущности идеи надпартийности нет стремления стать когда-либо партией, стать гегемоном, и едва ли следует надеяться, что она когда-нибудь сможет стать формой и содержанием общечеловеческой души, священной и наивысшей формой жизни гётевской невозмутимости. Каждому гуманистическому идеалу, поднятому на высоты, позволяющие обозревать мир на сотни лет вперед, идеалу, согретому теплом горячих, благородных сердец, предопределено остаться идеалом элиты духа, он удел немногих и передается от духа к духу, от поколения к поколению; эта вера в реализуемость сообщности нашего человечества, пусть в реализуемость нескорую, никогда не исчезнет, какие бы смутные и тяжелые времена ни мешали ее осуществить.
В хаосе войн и европейских раздоров Эразм, этот разочарованный, но не отчаявшийся человек, как завещание оставил нам возрожденную им древнюю сокровенную мечту всех мифов и религий, мечту о грядущем и неудержимом очеловечивании человечества, о торжестве ясного и справедливого разума над себялюбивыми и преходящими страстями: впервые обозначенный прагматически неуверенной и подчас робеющей рукой, этот идеал непрерывно с новыми надеждами воскрешался поколениями и поколениями жителей Европы.
Никакая мысль, кем бы то ни было придуманная и высказанная от чистого сердца, с чистой нравственной силой, никогда полностью не пропадает; начертанная слабой рукой и несовершенно сформулированная, она постоянно побуждает дух нравственности к обновленным формированиям. Слава Эразма, побежденного здесь, на земле, останется в веках – своими произведениями он указал путь в мир гуманистическому мышлению, такому простому, такому ясному и в то же время вечному, так как оно является наивысшей задачей человечества – становиться все более гуманным, более духовным, более понимающим себе подобных.
Вслед за ним говорит его ученик Монтень, считая, что «бесчеловечность – худший порок», que je h’ay point le courage de concevoir sans horreur [306], далее Спиноза требует вместо слепых страстей – «amor intellectialis» [307], Дидро, Вольтер и Лессинг, скептики и идеалисты одновременно, воюют против ограниченности образа мыслей ради всепонимающей терпимости. В Шиллере идея космополитизма возникает в поэтической форме, в Канте – требования вечного мира, вновь и вновь дух взаимопонимания, объединившись с силой логики, требуют нравственного права вместо права кулака насилия (Толстой, Ганди, Роллан).
Вновь и вновь вера в возможное умиротворение человечества вспыхивает наиболее ярко как раз в мгновения наибольших раздоров, ибо человечество никогда не сможет существовать и творить без этой утешительной иллюзии – последнего и окончательного согласия. И пусть умные и холодные калькуляторы снова и снова указывают на нереализуемость идей Эразма, и пусть вновь и вновь действительность подтверждает справедливость их расчетов, человечеству всегда будут необходимы те, кто указывает народам то, что связывает народы друг с другом, а не разъединяет их, те, кто возрождает в сердцах людей веру в мысль о грядущем веке более высокой гуманности. В этом завещании творчески действует великое обетование. Ибо лишь то общечеловеческое, что дано увидеть духу над его собственным жизненным опытом, дарует единицам силы сверх сил. Лишь в надличных и едва ли выполнимых требованиях люди и народы чувствуют свое истинное и святое величие.
Содержание
Три мастераБальзак. Диккенс. Достоевский
Предисловие. Перевод П. Бернштейн 7
Бальзак. Перевод Г. Зуккау 9
Диккенс. Перевод В. Зоргенфрея 39
Достоевский. Перевод П. Бернштейн
Созвучие 66
Облик 70
Трагедия его жизни 71
Значение его судьбы 83
Герои Достоевского 95
Реализм и фантастика 109
Зодчество и страсть 124
Переступающий границы 135
«Искание Бога» 144
Vita triumphatrix 155
Борьба с безумиемГёльдерлин. Клейст. Ницше
Предисловие. Перевод П. Бернштейн 161
Гёльдерлин. Перевод П. Бернштейн
Священный сонм 173
Детство 178
Портрет тюбингенского периода 183
Призвание поэта 186
Миф о поэзии 192
сОДЕРЖАНИЕ
Фаэтон или вдохновение 199
Вступление в мир 206
Опасная встреча 209
Диотима 219
Соловьиная песнь во тьме 224
Гиперион 226
Смерть Эмпедокла 232
Поэзия Гёльдерлина 238
Падение в бесконечность 248
Пурпурный сумрак 254
Скарданелли 261
Воскресение в современность 265
Генрих фон Клейст. Перевод П. Бернштейн
Гонимый 269
Изображение неизобразимого 273
Патология чувства 277
План жизни 287
Честолюбие 292
Пробуждение в драме 296
Мир и сущность мира 303
Новеллист 307
Последняя связь 312
Страсть к смерти 315
Музыка заката 320
Фридрих Ницше. Перевод С. Бернштейна
Трагедия без партнеров 324
Двойственный облик 329
Апология болезни 332
Дон Жуан познания 342
Страсть к правдивости 348
Преображения в самого себя 356
Открытие Юга 363
Бегство в музыку 371
Седьмое одиночество 376
Танец над бездной 380
Воспитатель свободы 386
сОДЕРЖАНИЕ
Три певца своей жизниКазанова. Стендаль. ТолстойПеревод В. Зоргенфрея, П. Бернштейн
Предисловие 391
Кaзaновa
Портрет юного Казановы 408
Авантюристы 412
Образование и одаренность 417
Философия легкомыслия 424
Homo eroticus 436
Годы во мраке 452
Портрет Казановы в старости 458
Гений самоизображения 464
Стендаль
Лживость и правдолюбие 475
Портрет 481
Кинолента его жизни 484
«Я» и вселенная 506
Художник 519
De voluptate psychologica 534
Самоизображение 540
Стендаль в современности 551
Толстой
Прелюдия 554
Портрет 558
Жизненная сила и ее сопротивляемость 562
Художник 574
Самоизображение 589
