Жизнь Рамакришны - Роллан Ромен

Я говорил только о величайших из них. Но есть еще многие другие. В Индии никогда не было недостатка в божьих посланцах, основателях сект и религий. И в наше время они не перестают появляться. Совсем недавно вышедшая брошюра HelmuthvonClasenapp. Religiose Re-formbewegungen im heutigen Indien, 1928, Leipzig, /. С Hin-rich. Coil Morgenland касается двух весьма любопытных сект: атеистической церкви Сверхчеловека – Дэва Самаджа и мистической церкви божественного звука (или слова) – Радхасвами Сатсанг. Если я не упоминал о них, то лишь потому, что их деятельность относится к несколько более позднему периоду. Дэва Самадж, хоть и основанный Шива Нараяна Агнихотрой в 1887 году, вылился в форму сверхчеловеческого атеизма только после 1894 года; и его ожесточенная война с богом, объявленная во имя разума, морали и науки «сверхчеловеком» Дэв-гуру – основателем секты, прежде всего сделавшим себя объектом поклонения, – теперь в самом разгаре. Что касается Радхасвами Сатсанг, Троицы, нерастворимой, хоть и составленной из трех последовательно вступавших в нее святых гуру, смерть которых приходится на 1878, 1898 и 1907 годы, то эта доктрина твердо установилась только к концу прошлого столетия. Поэтому мы не коснулись их в своем изложении. Отметим лишь, что обе эти секты приобрели влияние в Северной Индии. Центр Дэва Самаджа – Лахор, и сфера его распространения – Пенджаб. А два главных центра Радхасвами – Аллахабад и Агра.

Глазенап ничего не рассказывает о новых религиозных явлениях в Южной Индии, значение которых нельзя преуменьшать: таков, например, крупный гуру Шри Нараяна, чье благотворное умственное влияние испытывают на себе в течение уже 40 лет около двух миллионов его последователей в княжестве Траванкор (он умер только недавно, в 1928 году). Его учение, проникнутое метафизическим монизмом Шанкары, но направленное в сторону практической деятельности, носит черты, резко его отличающие от мистицизма Бенгалии, сердечные излияния которого (бхакти) внушают Нараяне недоверие. Это, я бы сказал, действенный джнани и представитель умственной религии, умеющий живо чувствовать народ и его социальные потребности. Он много содействовал подъему угнетенных классов юга Индии, в некоторые моменты он действовал заодно с Ганди (см. статьи его ученика P. Natarajan в The Sufi Quarterly, Женева, 1928, декабрь и последующие месяцы).

Речь идет о таинственном слове, обозначающем Всемогущее Существо (вместо знаменитого ведического ОМ, отодвинутого на второй план), – о божественном звуке, вибрирующем во Вселенной, – о словесном Аккорде, завершающем музыку сфер (если говорить языком нашей греко-латинской древности, который мы в несколько измененном виде встречаем в мистических учениях Майтрая-на-Упанишад).

Кешаб Чандра Сен. Диалог этот приводит свидетель А. Кумар Датт (Жизнь Рамакришны, с. 516).

Надо признать, что ирония Рамакришны в данном случае не совсем справедлива. Он не учитывает (вероятно, просто не знает) ни полного бескорыстия Махарши, ни тех тяжелых жертв, на которые он шел сознательно и гордо в течение ряда лет. Здесь сказывается недоверие человека из народа к знатному аристократу.

В другом рассказе, заимствованном из «Евангелия Рамакришны», который приводит Шаши Бхушан Гхош, ирония немного смягчена; в нем отдается должное царственному идеалисту и не наносится при этом ущерба проницательности Рамакришны.

Рамакришна рассказывает, что он был представлен Де-бендранатху так: «Вот божий безумец»… «Дебендранатх показался мне сосредоточенным на своем внутреннем „я“. Почему бы нет? Он обладал знаниями, славой, богатством, всеобщим уважением. Но я обнаружил, что в его жизни мирно уживались йога и бхога (пользование материальными благами)… Я сказал ему: „Вы настоящий Джанака в наше грешное время. У Джанаки были широко раскрыты оба глаза. Так, вы сохранили вашу душу для бога, в то время как тело ваше движется в этом мире материи. Вот почему я пришел посмотреть на вас. Скажите же мне что-нибудь о боге“…»

Рабиндранату Тагору в то время было 4 года, Рамакришна был введен в дом Тагоров своим покровителем Матхуром-бабу, единомышленником Дебендранатха. Любопытная подробность, которая, быть может, заинтересует наших европейских психофизиологов: как только его представили, Рамакришна обратился к Дебендранатху с просьбой раздеться и показать ему свою грудь, на что тот согласился, не выразив большого удивления. Его кожа была ярко-красного цвета, Рамакришна ее разглядывает и ставит диагноз: «Да, вы видели бога…» Ибо эта постоянная краснота груди есть признак некоторых йогических упражнений.

Джанака, царь Видехи и Митхилы, отец-кормилец Ситы.

«Этот мир похож на канделябр, и каждый из нас подобен шарику в нем. Когда мы не горим, весь канделябр меркнет. Бог создал человека, чтобы он прославлял его…»

По рассказу Шаши, Рамакришна при этом наивно замечает:

«Как странно: когда я предавался размышлениям в Панчавати (роща в Дакшинешваре), мне тоже представлялось что-то вроде канделябра. Дебендранатх положительно очень глубокий человек».

Он и у него нашел характерную красноту груди.

Я имею в виду памфлет Б. Мазумдара Professor F. Мах Miiller on Ramakrishna the World on K. Chunder Sen, 1900, Calcutta (см. ГЛ. II): «Нелепые выдумки и донесения Максу Мюллеру учеников Рамакришны», главу III – «Различия между двумя доктринами», и главным образом оскорбительную V главу: «О Вивекананде, осведомителе Макса Мюллера», в которой авторы не стесняются выступать заодно с англо-американским духовенством, уязвленным пламенной религиозной полемикой Великого Свами.

G. В. Mazoomdar. Указ. соч., гл. И. В своем трактате о йоге Кешаб говорит: «Сознание и бхакти – два тождественные понятия. Бхакти доступен только тем, кто сохраняет сознание, бессознательный бхакт – вещь невозможная». Но это не относится к религиозным экстазам Рамакришны, так как надо сначала доказать, что он не сохранял в таком состоянии более высокой формы сознания. Это только указывает на другой характер созерцаний Кешаба, для которого самое высокое состояние духа заключалось в полном единении его разума с Разумом вечным, без нарушения внешнего сознания и без ущерба для дел житейских, общественных и семейных.

В этом отношении Кешаб оставался верен традициям Брахмр. В другом месте (глава II) Мазумдар приводит следующие слова Кешаба: «Сто раз позор йогу, если он оставляет все из любви к йоге… Грешно забывать тех, кого бог отдал нам на попечение». В этом Мазумдар усматривает обвинение против Рамакришны, пренебрегающего своими обязанностями в отношении жены. Но ведь он не пренебрегал ими. Он их возвеличил. Он не только любил свою жену глубокой и чистой любовью, он сумел внушить и ей такую же любовь, ставшую для нее источником счастья и покоя. Мне уже пришлось говорить, как серьезно он относился к своим обязанностям в отношении к ней. В дальнейшем я покажу, что он не позволял своим ученикам, для того чтобы следовать за ним, отказываться от долга, взятого ими на себя по отношению к родителям, жене и детям, нуждавшимся в них.

«С начала моей религиозной жизни я привык, – писал он, – получать знания от тебя, мой Господь…»

Я был счастлив встретить у Манилала Парекха (христианского ученика Кешаба) в его прекрасной, полной чистой веры книге (Brahmarshi Keshab Chunder Sen, 1926. Oriental Christ House Rajkot. Bombay) мнение, аналогичное моему. Манилал Парекх открыто признает, что Кешаб многим был обязан Рамакришне, больше, пожалуй, чем Рама-кришна ему. В этом он видит (как и я) еще одно основание для восхищения широтой ума и величием души Кешаба.

Он говорил также: «Бог вселил в меня способность впитывать в себя все хорошие качества каждого человека».