Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 76
Инстинктивно все сжалось во дворце. Офицеры сбились в одну комнату, спали на полу, не раздеваясь; казаки, не расставаясь с ружьями, лежали в коридорах. И уже не верили друг другу. Казаки караулили офицеров, потому что и не веря им, все-таки только в них видели свое спасение, офицеры надеялись на меня и не верили и ненавидели Керенского.
Утром 1 ноября вернулись переговорщики и с ними толпа матросов. Наше перемирие было принято, подписано представителем матросов Дыбенко, который и сам пожаловал к нам. Громадного роста, красавец-мужчина с вьющимися черными кудрями, черными усами и юной бородкой, с большими темными глазами, белолицый, румяный, заразительно веселый, сверкающий белыми зубами, с готовой шуткой на смеющемся рте, физически силач, позирующий на благородство, он очаровал в несколько минут не только казаков, но и многих офицеров.
– Давайте нам Керенского, а мы вам Ленина предоставим, хотите ухо на ухо поменяем! – говорил он смеясь.
Казаки верили ему. Они пришли ко мне и сказали, что требуют обмена Керенского на Ленина, которого они тут же у дворца повесят.
– Пускай доставят сюда Ленина, тогда и будем говорить, – сказал я казакам и выгнал их от себя. Но около полудня за мной прислал Керенский. Он слыхал об этих разговорах и волновался. Он просил, чтобы казачий караул у его дверей был заменен караулом от юнкеров.
– Ваши казаки предадут меня, – с огорчением сказал Керенский.
– Раньше они предадут меня, – сказал я и приказал снять казачьи посты от дверей квартиры Керенского.
Что-то гнусное творилось кругом. Пахло гадким предательством. Большевистская зараза только тронула казаков, как уже были утеряны ими все понятия права и чести.
В три часа дня ко мне ворвался комитет 9-го Донского полка с войсковым старшиною Лаврухиным. Казаки истерично требовали немедленной выдачи Керенского, которого они сами под своей охраной отведут в Смольный.
– Ничего ему не будет. Мы волоса на его голове не позволим тронуть.
Очевидно, это было требование большевиков.
– Как вам не стыдно, станичники! – сказал я. – Много преступлений вы уже взяли на свою совесть, но предателями казаки никогда не были. Вспомните, как наши деды отвечали царям московским: «с Дона выдачи нет!» Кто бы ни был он, – судить его будет наш русский суд, а не большевики…
– Он сам большевик!
– Это его дело: Но предавать человека, доверившегося нам, неблагородно, и вы этого не сделаете.
– Мы поставим свой караул к нему, чтобы он не убежал. Мы выберем верных людей, которым мы доверяем, – кричали казаки.
– Хорошо, ставьте, – сказал я.
Когда они вышли, я прошел к Керенскому. Я застал его смертельно бледным, в дальней комнате его квартиры. Я рассказал ему, что настало время, когда ему надо уйти. Двор был полон матросами и казаками, но дворец имел и другие выходы. Я указал на то, что часовые стоят только у парадного входа.
– Как ни велика вина ваша перед Россией, – сказал я, – я не считаю себя вправе судить вас. За полчаса времени я вам ручаюсь.
Выйдя от Керенского, я через надежных казаков устроил так, что караул долго не могли собрать. Когда он явился и пошел осматривать помещение, Керенского не было. Он бежал
Казаки кинулись ко мне. Они были страшно возбуждены против меня. Раздавались голоса о моем аресте, о том, что я предал их, давши возможность бежать Керенскому.
Но тут произошло новое событие, которое совершенно все перевернуло. К гатчинскому дворцу, в стройном порядке, сверкая штыками, подходила густая колонна солдат. Она тянулась далеко по дороге, идущей к Петрограду. Люди были отлично одеты; на всех взводах, сверкая погонами, шли офицеры. Это шел л. – гв. Финляндский полк. Он стал выстраиваться в резервную колонну против дворца. Казаки оставили меня и разбежались куда попало. Я остался один. Офицеры штаба находились все вместе в соседней комнате.
В мою комнату вошло человек двадцать вооруженных финляндцев.
– Господин генерал, – сказал мне один из них, – финляндский полк требует, чтобы вы вышли к нему на площадь.
– Как смеете вы, – закричал я что было силы на них, – требовать меня, корпусного командира? Вон отсюда, чтобы и духа вашего не было!
И к моему удивлению, солдаты стали пятиться и, толкая друг друга, выбежали из моей комнаты. Прошло минут десять в грозной томительной тишине. В мою комнату постучали.
– Можно войти? – послышался голос.
– Войдите, – отвечал я, готовый на все. Вошел элегантно одетый капитан Финляндского полка, видимо, кадровый офицер.
– Господин генерал, – сказал он, – честь имею представиться: командующий л. – гв. Финляндским полком. Я должен извиниться перед вами. Мои люди без меня позволили себе самочинно ворваться к вам. Где разрешите стать полку на ночлег? Люди сильно устали. Они походом шли из Петрограда.
«Что сей сон обозначает, – подумал я, – уже не помощь ли это пришла к нам?»
– Становитесь в кирасирских казармах, – любезно сказал я.
– Слушаюсь. Будет исполнено.
Повернулся кругом и вышел.
Я пошел взглянуть, что происходит. Неужели действительно помощь? Но за финляндцами шли матросы, за матросами – Красная гвардия. В окна, сколько было видно, все было черно от черных шинелей матросов и пальто Красной гвардии. Тысяч двадцать народа заполнило Гатчину, и в их темной массе совершенно растворились казаки.
Таково было большевистское перемирие.
И вот в эту-то пору ко мне пришел Лаврухин и сказал, что 9-й полк просит меня выйти и объяснить ему, как бежал Керенский.
Я пошел. Казаки 9-го полка были построены в резервную колонну при винтовках, пешком. Их окружала густая толпа солдат, матросов, красногвардейцев и любопытных жителей Гатчины. Я протолкался через них и, подходя к полку, обычным голосом крикнул, как кричал им и в 1914 и 1915 годах на полях настоящей войны:
– Здорово, молодцы станичники! Привычка взяла свое.
Громовой ответ: «здравия желаем, господин генерал», – раздался из рядов полка. Положение было спасено. Я глубоко вошел в ряды полка, стал среди казаков.
– Да, – сказал я, – Керенский бежал. И это к нашему счастью. Как охраняли бы мы его теперь, когда мы окружены врагами?
– Мы бы его выдали, – глухо пронеслось по рядам.
– А Ленина вы получили? Вы бы выдали его, чтобы позором покрыть свое имя, чтобы про вас говорили, что вы предатели? Хорошо? А?
Казаки молчали.
– Я знаю, что я делаю. Я вас привел сюда, и я вас отсюда выведу. Поняли это? Верьте мне, и вы не погибнете, а будете на Дону.
И я спокойно, в гробовой тишине притихшего полка, вышел из его рядов. Когда я проходил через толпу, я слышал, как там говорили: «Керенский бежал». И одни говорили это со вздохом радости, другие – со вздохом разочарования.
XXIV. Кошмар
Во дворце творилось черт знает что. Матросы, красногвардейцы и солдаты шатались по комнатам, тащили ковры, подушки, матрацы. Казаки сбились в кучу в коридоре и притихли, за ними в двух комнатах были офицеры. Начальник Уссурийской дивизии со штабом и комитетом под суматоху сел на лошадь и уехал из Гатчины.
Уже в сумерках ко мне вбежал какой-то штатский с жидкой бородкой и типичным еврейским лицом. За ним неотступно следовал маленький казак 10-го Донского полка с винтовкой, больше его роста, в руках и один из адъютантов Керенского.
– Генерал, – сказал, останавливаясь против стола, за которым я сидел, штатский, – прикажите этому казаку отстать от нас.
– А вы кто такие? – спросил я.
Штатский стал в картинную позу и гордо кинул мне:
– Я – Троцкий.
Я внимательно посмотрел на него.
– Ну же! Генерал! – крикнул он мне. – Я Троцкий.
– То есть Бронштейн, – сказал я. – В чем дело?
– Ваше превосходительство, – закричал маленький казак, – да как же это можно? Я поставлен стеречь господина офицера, чтобы он не убег, вдруг приходит этот еврейчик и говорит ему: – Я Троцкий, идите за мной. Офицер пошел. Я часовой, я за ним. Я его не отпущу без разводящего.
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 76
