Мы в этой книге то и дело поминали политику, власть. И что же тут? Глас народа – глас Божий? Нет власти аще не от Бога? Как это понимать? Ну это кто как. Первое, что приходит на ум, – не лезь учить других, занимайся собой, самосовершенствуйся, возделывай свой маленький огород. Дальше думаешь о смирении, что вот пусть будет что будет. После наталкиваешься на мысль о том, что власть нам посылается не для того, чтоб нас ублажать. Она запросто может нам быть послана в наказание! За наши или наших, к примеру, дедов и отцов грехи. Если так, то кому ж мы тогда служим, пытаясь власть сменить? О-хо-хо. Про это немало рассуждали люди поглубже нас, но что с того, чужими озарениями сыт не будешь. Вот когда я в первом, что ли, томе писал, что мой дед в Гражданскую и пару лет после был чекистом, это звучало как безобидный парадокс. Типа – о как! Дед чекист! Подумать только! Сегодня это могло бы приобрести новое звучание, карьерное: вот, посмотрите, какой я перспективный, у меня еще дед чекистом был. В свете моей же мысли про то, что чекисты были слепым орудием Божьим и уничтожали зачинщиков смуты и убийц, а после, чтоб не загордились, сами расстреливались друг другом, – если верить этому, то, выходит, и дед мой был тоже орудием Божьим? И тот факт, что он служил в чрезвычайке, – получается, не косяк? Очень красиво смотрится и такая деталь: он ушел из ЧК и пошел… не по партийной линии, нет, – а в шахту, где и работал до самой пенсии, с перерывом разве что на войну, которую провел на передовой и в госпиталях. Причем на второй своей войне он был рядовым, даром что имел квалификацию батальонного командира. И никто его, заметим, не разжаловал, штрафбатом там не пахло. Что это? Как? Почему? И такой еще вопрос в эту же струю: ну, вот я, типа, либерал, а он чекист, так что ж я, умней своего деда? Такое мне, кстати, и в голову не приходило. Я на него всегда смотрел снизу вверх. Были б все чекисты такие, если б после своей стрельбы в людей шли не кокаин нюхать и в особняки вселяться и дербанить чужую собственность, а в шахту забойщиками, на фронт рядовыми, брали б такую схиму, вину искупали – тогда б и мне, может, не было другого пути, как к ним.
Да что мы все про чекистов. Тема власти все ж шире. Точно ли это так важно, кто у руля, какая сила? Если ты ставишь задачу подобраться поближе к большому пирогу и отталкивать от него других, то это, конечно, вопрос первостепенный. Жирных кусков ведь мало. Если же ты не рвешься в первую десятку миллиардеров страны, другое дело. Немало я видел людей, которые весь свой жизненный сок влили в идею перемены режима. Потратили на это лучшие годы жизни. Власть, типа, сменилась, потом вроде опять сменилась – и что? Счастья все нет. Обидно, конечно. Оказалось, что люди остались такими же, как были! И ведут себя все так же, сводя на нет разницу в политических подходах. Слова «Политбюро» и «Семибанкирщина» такие разные, и декорации сильно различаются, но и там, и там с одинаковым азартом жрут и сдают друг друга, и отпихивают друг друга от кормушки… Это как в старой истории про то, как в одной компании решили не рассказывать еврейских анекдотов; и тогда некто начал так: «Встретились как-то два индейца – Абрам и Мойше…»
Странная мысль: если б русские коммунисты чуть-чуть продержались у власти, каких-то восемь – десять лишних лет, им не пришлось бы сливать! Смотрите: сперва нефть подорожала, в 99-м, а в 2001-м на повестку дня встали мусульманские террористы. Ну разве западникам после объявления американского похода против бен Ладена пришло б в голову подрывать нашу армию и разваливать Советский Союз? В котором все многомиллионные мусульмане оприходованы и взяты под контроль? Да тогда б с американской помощью, которая выразилась бы в невмешательстве, наши б за милую душу чеченскую удавили оппозицию… И из Афгана наши коммунисты зря так быстро ушли, могли б там дождаться американцев…
Пороху не хватило.
И яиц.
Это что касается их. Но и мы тоже хороши. И никуда не деться от вопроса: господа, а нам-то, нам чего не хватило, чтоб одержать полную, решительную и безоговорочную победу?
Поди знай.
Лично я вообще не уверен, что эта победа была нам нужна. В самом деле, нас утомили уже эти сплошные победы! Мы не знали, что с ними делать. Ни одной из них мы не смогли распорядиться по уму, ни разу: ни в 91-м, ни в 93-м, ни в 96-м. Вот и в 2003-м та же история. (Так в 96-м Зюганов отдал свою победу, поскольку не знал, как ею распоряжаться.) Так мастер, недовольный результатом, ударом кувалды разбивает свой шедевр. И начинает высекать новый из бесформенного куска камня. Получится ли на этот раз? Хватит ли времени? Дадут ли вообще новую попытку? Это все не суть важно… Главное ведь не результат, а чувство своей правоты.
А самый простой способ взлелеять это прекрасное чувство – написать книгу.
Альфред Кох. Мои послесловия
В Европе холодно. В Италии темно.
Власть отвратительна, как руки брадобрея.
О, если б распахнуть, да как нельзя скорее,
На Адриатику широкое окно.
Над розой мускусной жужжание пчелы,
В степи полуденной – кузнечик мускулистый.
Крылатой лошади подковы тяжелы,
Часы песочные желты и золотисты.
На языке цикад пленительная смесь
Из грусти пушкинской и средиземной спеси,
Как плющ назойливый, цепляющийся весь,
Он мужественно врет, с Орландом куролеся.
Часы песочные желты и золотисты,
В степи полуденной кузнечик мускулистый —
И прямо на луну влетает враль плечистый…
Любезный Ариост, посольская лиса,
Цветущий папоротник, парусник, столетник,
Ты слушал на луне овсянок голоса,
А при дворе у рыб – ученый был советник.
О, город ящериц, в котором нет души, —
От ведьмы и судьи таких сынов рожала
Феррара черствая и на цепи держала,
И солнце рыжего ума взошло в глуши.
Мы удивляемся лавчонке мясника,
Под сеткой синих мух уснувшему дитяти,
Ягненку на дворе, монаху на осляти,
Солдатам герцога, юродивым слегка
От винопития, чумы и чеснока, —
И свежей, как заря, удивлены утрате…
Осип Мандельштам. Май 1933, июль 1935
Я не знаю, как писать послесловие. Как, впрочем, я вообще не знаю, как писать книги. То, что мы с Игорем написали, это книга только на первый взгляд. На самом деле здесь фабулу придумали не мы, а наше время. События, герои, коллизии – все подлинное. Ну, может быть, где-то мы приврали, где-то придали несуществующего в реальности динамизма, как говорится – для красного словца. Но в этом нет подлинного писательского труда, так, публицистика-журналистика… Ведь настоящий писатель творит реальность, а мы всего лишь ее описываем.
Лично я старался избежать главной опасности мемуаристики – искажения масштабов событий и личностей. Забавно, например, смотреть, как Трегубова или Тарасов оценивают роль себя в истории. Надеюсь, что я сумел избежать преувеличенного взгляда на собственную персону. Я старался соблюсти те пропорции, которые мне представляются верными и подлинными. Хотя, может быть, кто-то и не согласится с моими оценками.
Поскольку, как уже отмечалось выше, я не знаю, как писать послесловие, я решил написать их несколько. На разные вкусы. Выбирайте то, которое больше нравится.
