Эдуард Лимонов - Балканский Андрей

Андрея Гребнева такой стиль жизни вкупе с его взрывным темпераментом и неуемным характером в итоге привел в тюрьму. У себя на районе он однажды запил со знакомыми скинами. Уже за полночь в квартиру на свою беду постучался сосед-вьетнамец с просьбой вести себя потише. Его побили, а Гребнев в это время спал в комнате. Сосед вызвал милицию, и когда приехал наряд, разбуженный Андрей повел себя наглее всех остальных — заставил зашнуровывать ему высокие ботинки, ибо тащить тело весом более 100 килограммов ментам не хотелось. В итоге на него и повесили всех собак — на целый год Гребнев загремел в «Кресты». Там он испортил здоровье и вышел на свободу уже совсем не тем энергичным лидером штурмовиков, каким мы его знали прежде.

Приехав в Москву по просьбе Лимонова, он в течение нескольких дней пил в бункере и так и не смог даже пообщаться с ним. После чего Эдуард позвонил нам и сказал, что надо что-то делать, так дальше продолжаться не может. В январе 2000 года, в том же зале на Богатырском проспекте, где у нас проходили собрания, мы сместили Андрея с поста гауляйтера. Он пытался сопротивляться, привел с собой толпу скинов, пообещав им пива за то, чтобы они нас «переубедили». Однако пива не было, те стояли и мялись в нерешительности, и упомянутый выше Лось, хорошо знавший большинство из них, провел разъяснительную работу, после чего они развернулись и направились в сторону метро.

После НБП Гребнев вступил в «Партию свободы», созданную Юрием Беляевым вместо НРПР, однако это уже была его политическая и человеческая агония. Свой жизненный путь Андрей закончил через несколько лет. Его нашли сильно избитым на лестничной площадке одной из многоэтажек рядом с его домом там же, на Гражданке. Родным тело для судмедэкспертизы так и не выдали, сообщив, что умер он от отравления алкоголем. Схоронили его на кладбище в Ковалеве. У него остался сын Герман от девушки Лиды («Представь, как это звучит: Герман Гребнев! Как Геринг!» — говорил он брату), которая вскоре вышла замуж за араба и переехала в Иорданию. Теперь уже юноша Герман штудирует Коран и совершает намаз.

«Андрей Гребнев, поэт, хулиган, человек холерического темперамента проживет совсем недолгую жизнь, — писал Лимонов в «Книге мертвых-2». — Он изумлял, подавлял, возмущал и злил всех, кто с ним соприкасался. Но он обладал несомненным даром вести людей, заводить их. Жвания пишет, что он много пил и употреблял барбитураты. И пил, и употреблял барбитураты, да. Но не эти активности были главными в этом настоящем workingclasshero, просто ему было всегда мало активности, он, может, хотел от земли оторваться».

И действительно. На вопрос журналистов, какую судьбу он хотел бы себе выбрать в следующей жизни, Андрей как-то ответил: «Не хотелось бы быть неподвижным существом. Самолетом бы хотел с удовольствием стал сверхзвуковым, советским бомбардировщиком».

Летом 1999 года страна вступила в новый цикл больших выборов. Дряхлеющий Ельцин долго колебался относительно кандидатуры преемника и, наконец, решился. 16 августа 1999 года Владимир Путин был утвержден Думой в должности премьер-министра.

Наш предвыборный альянс с Анпиловым и Тереховым был переименован в Сталинский блок и тут же распался. Вместо Лимонова туда взяли внука Сталина Евгения Джугашвили. Нацболы опять оказались за бортом политического процесса. Попытка войти в правый блок вместе с объединением «Спас» и РНЕ также закончилась неудачей.

Зато «заклятый друг» НБП министр Крашенинников пошел в Думу от Союза правых сил вместе с Борисом Немцовым, Ириной Хакамадой и «Киндер-сюрпризом» Сергеем Кириенко. Они раскатывали по разным городам, устраивая большие концерты с участием известной колоды рок и поп-исполнителей. В Петербурге действо состоялось в августе на стадионе «Петровский».

Мы с Женей Павленко как раз пили шампанское в одном из двориков на Петроградской стороне, когда вступили в конфликт с компанией активистов партии в футболках «Ты прав». Спор на повышенных тонах по поводу реформ 1990-х закончился тем, что я двинул одному из наиболее борзых оппонентов бутылкой шампанского по голове, разбив ее в кровь. Под причитания бывших со студентами девиц мы быстренько свалили с места происшествия.

А выйдя на набережную Невы, встретили дедушку, совершавшего пробежку. «Ребят, что там происходит, на Петровском?» — поинтересовался аксакал-спортсмен. «Да вон твари-демократы выступают, Немцов, Хакамада…» — был ответ. «Да вы что! Их давить надо!» — ахнул старичок и достал из сумки малек водки. За это и выпили.

Впоследствии я и сам, получив несколько раз бутылкой шампанского по голове — до сих пор остался небольшой шрам, понял, что это довольно серьезное оружие и без необходимости лучше его не применять.

Еще круче поступили нацболы в Нижнем Новгороде, ворвавшись в местную приемную СПС, учинив там погром с битьем стекол и оргтехники и написав на стене красной краской слово «Сталин».

Но это все были обычные партийные будни, а две действительно легендарные акции этого периода состоялись за пределами тогдашних границ России.

27 августа 1999 года, в день независимости Украины, группа национал-большевиков во главе с Тишиным и Фомченковым произвела мирный захват башни ДК моряка в Севастополе с требованием присоединения города к России. Любопытно, что брал 16 нацболов — жестко их избив, — отряд морских пехотинцев российского Черноморского флота. А затем передал в руки украинских правоохранительных органов. В итоге нацболы полгода провели в украинских тюрьмах, прежде чем были переданы в Россию.

Следующая большая акция готовилась в Риге. Как уже было сказано, партия там была весьма активна в борьбе за права русских, а особенные усилия нацболы приложили к раскрутке так называемого «дела Кононова». Василий Макарович Кононов, ветеран и герой войны, уничтоживший пособников нацистов на одном из хуторов Латвии, был в 1998 году обвинен в преступлениях против мирного населения и брошен в тюрьму.

Подготовка происходила как настоящая спецоперация: попытки обвести вокруг пальца спецслужбы Латвии и России увенчались успехом не сразу. Первую группу нацболов задержали фээсбэшники на границе Псковской области и Латвии. В Петербург приехала Лена Боровская для подготовки второй группы, которая должна была зайти через Белоруссию. В ее составе отправились в том числе Женя Павленко, Сергей Гребнев и Олег Беспалов. Ребята добрались до границы, долго блуждали там по лесам и болотам, воровали картошку с полей, за что едва не были избиты разъяренными крестьянами, и наконец их задержали белорусские пограничники.

Еще одна группа десантировалась ночью с проходящего через Латвию поезда, сорвав стоп-кран. Один из прыгавших в темноту ребят — нижегородец Илья Шамазов — сломал ногу, неудачно приземлившись на насыпь. Однако 17 ноября 2000 года акция все-таки состоялась. Трое активистов — Сергей Соловей, Максим Журкин и Дмитрий Гафаров — поднялись на башню собора Святого Петра и забаррикадировались там, потребовав освобождения политзаключенных, советских ветеранов и предоставления гражданства всем русским. Дабы прогнать туристов со смотровой площадки, они использовали муляж гранаты, что было роковой ошибкой.

Им в итоге предъявили статью «терроризм». Судья Густав Лаукрозе дал Соловью и Журкину по пятнадцать, а семнадцатилетнему Гафарову — пять лет лишения свободы. Просидели они, правда, значительно меньше. Через некоторое время их этапировали для отбывания наказания в Россию, а через три года все были на свободе. А вот судью Лаукрозе довольно скоро убили в центре Риги. Вероятно, имел место криминальный след, однако для нацболов это выглядело как проявление высшей справедливости. Именно так этот эпизод и выведен в романе Захара Прилепина «Санькя».

В то же время кампания в защиту Кононова и других советских ветеранов раскрутилась до общероссийского уровня. Мы рисовали на поездах граффити, атаковали латвийские диппредставительства и пикетировали магазины с требованием не покупать латвийские продукты.

В 1999–2000 годах консульство Латвии в дореволюционном особняке на 13-й линии Васильевского острова в Петербурге мы атаковали не менее тринадцати раз. В ночь на 9 мая, решив поздравить ветеранов с Днем Победы, мы выдвинулись туда с Женей Павленко и Олегом Беспаловым. «Бах» — и банки с черным лаком летят в табличку и герб, а также в дверь консульства. «Стоять, сука!» — несется нам вслед от выскочившего из будки дежурного милиционера. Разбегаемся в разные стороны, и тут я делаю роковую ошибку, заворачивая не в тот двор. Убеждаюсь, что он непроходной, а в арку уже входит быстро прибывший наряд милиции.