Плисецкая. Стихия по имени Майя. Портрет на фоне эпохи - Плескачевская Инесса
По-видимому, это трогательное и заботливое, но не датированное, письмо написано, когда Родион Константинович лежал в больнице: Шелл упоминает медсестру и прошедшую операцию. В одном из интервью об этой операции и роли Шелл в ней говорит и Майя Плисецкая: «Она просто спасла жизнь Щедрину, когда нужна была срочная операция в Германии. Вместе с профессором Эглертом нашла в этот же день самого лучшего врача. На нее молиться надо».
«Мой Родион, моя любовь, спасибо за невероятные дни, спасибо за твою любовь», – читаю в записке, написанной на визитке Марии Шелл. Короткие записки она писала на своих визитках, зачеркивая фамилию и оставляя только имя, а под ним рисовала сердечко. Вот еще одна: «Последнее слово любви. Пусть все будет хорошо, будь счастлив. Пусть я буду жить в твоем сердце… Однажды я буду в твоих руках… Благословляю тебя каждое мгновение моей жизни». Звучит как расставание? Может быть. Выбирая между двумя женщинами – Майей Плисецкой и Марией Шелл, – Щедрин выбрал Майю.
В 1991 году Шелл попыталась покончить с собой. Было ли тому причиной разбитое сердце? В одном интервью Щедрин говорил: «Когда с Марией случился душевный кризис, меня уже три месяца не было в Германии. Обо всем я узнал в Англии из газет. Так что в этом смысле у меня есть алиби». Значит, он понимал, что алиби ему нужно. А Плисецкая говорила в интервью: «Мария Шелл очень больной человек. Она не раз пыталась наложить на себя руки. Ее любимый племянник покончил с собой. Это есть в семье. Это большая трагедия. Марию можно только пожалеть, потому что она очень добрый человек».
Накануне золотой свадьбы Майя Плисецкая говорила в интервью газете «Комсомольская правда»: «Он меня любит так же, как и любил. Отношение такое, что лучше быть не может. И это естественно. Потому что всю жизнь делать вид невозможно. Когда-нибудь это проявится. В чем-нибудь. Просто мы любим друг друга, вот и все. Это очень трудно, но и просто». Признавалась, что характер у нее трудный, а на вопрос «кто в семье лидер?» отвечала, не задумываясь: «Я думаю, что он лидер. Потому что больше я его слушаю». Этот ответ у людей, не вхожих в семью, вызывал как минимум удивление: как же так – пассионарная, резкая в словах и поступках Майя признает лидерство за внешне спокойным и как будто на первый план не стремящимся Щедриным? Именно так: «Я готова молиться на него. Родион Константинович – вся моя жизнь. Не было бы его, не было бы и меня».
«Майя с Робиком обожают друг друга – смотреть приятно, и им есть о чем поговорить», – писала Лиля Брик своей сестре Эльзе Триоле в Париж еще в самом начале официальных отношений Майи и Родиона, в марте 1960 года. На вопрос о том, хорошо ли жила звездная пара, племянница балерины Анна Плисецкая говорила: «Примерно как Любовь Орлова и Григорий Александров. Должна быть красивая пара. Кто будет спрашивать, какие там взаимоотношения? Он порой жестко с ней разговаривал, и она его слушалась».
Дмитрий Брянцев, артист балета, ставший известным хореографом (кстати, один из двоих, кого в беседе со мной Щедрин назвал по-настоящему музыкальными, другой – Валентин Елизарьев), вспоминает, как, уверенный, что весь щедринский мир вращается вокруг Майи, был удивлен, почти потрясен, обнаружив, что на самом деле все ровно наоборот. «Когда я сам начал ставить балеты, мне передали весьма лестное предложение Плисецкой сделать что-нибудь вместе (Брянцев поставил балет Родиона Щедрина «Конек-Горбунок» в Риме, когда там балетной труппой руководила Майя Плисецкая. – И. П.). И вот мы мило беседуем с Майей Михайловной, она оказалась очень обязательной. Есть у нее что-то такое змеиное – в пластике, во взгляде, в поведении… Конечно, я сразу попал под этот магнит. Мы ждали “Робика”, чтобы послушать кое-какую музыку. Майя Плисецкая – суперженщина, суперактриса. Мир создан вокруг нее, и, видимо, “Робик” возвращается домой тоже единственно ради нее. Для меня это было очевидно. Поначалу так оно и казалось: мы перешли в квартиру-кабинет Родиона Константиновича, послушали “Всенощную” Рахманинова… Музыка звучала, время шло, настроение Щедрина менялось. На очередную просьбу поставить что-то еще он выключил технику и сказал: “Майя! Если тебе безразлично твое время, то у меня его не так много. И о приходе Димы меня надо было предупредить заранее. А теперь оба – в ногу!” И мы отправились из кабинета: Майя, на цыпочках, впереди, я – следом».
Щедрин признает: у него характер тоже не самый простой: «Сколь я друг, столь и враг хороший. И я с углами, не овальный. Это и про меня строки Павла Когана: “Я с детства не любил овал, я с детства угол рисовал”. Бываю также излишне упрям и недипломатичен. Майя Михайловна в таких случаях любила говорить, что я “кручу ручку” – на своем настаиваю. Но как раз ей-то я почти всегда уступал и почти всегда делал это с удовольствием».
Правда, другие мужчины, дружившие с Майей Михайловной (именно дружившие – да, я верю в возможность дружбы между мужчиной и женщиной, потому что и сама дружу со многими), рассказывали мне истории, подобные той, что поведал Дмитрий Брянцев. Если мужчины долго засиживались в гостях в квартире на Тверской (а такое бывало не раз), Родион Константинович мог запросто войти в гостиную и сказать: «Аудиенция окончена». И она действительно тут же заканчивалась.
Валерий Лагунов рассказывал, что Майя Михайловна после переезда в Мюнхен скучала: в отличие от Щедрина, говорящего на английском и немецком (причем оба эти языка он выучил сам), имеющего обширные личные и деловые связи, ее круг общения был ограничен. Бывало, созванивалась с московскими друзьями, а потом резко прерывала разговор: «Он пришел».
И все же Лагунов Щедрину благодарен:
– Он жестко сечет все, очень жестко. Он меня не воспринимал. На своей основе стоит очень плотно, не пробьешь. Я безумно рад, что он вот так ее поддерживал. Это очень важно было, понимаете, ее бы сожрали. Слишком большой талант. Молодец, что поставил памятник. Спасибо ему, низкий поклон. Я преклоняюсь перед ним, что он так ее продержал до конца дней. Хороший муж. И вообще последние сорок лет они просто насмерть стояли друг за друга. Мне это очень нравилось. Без него она бы ничего не имела. Все спектакли закрывали, а он приходил к Фурцевой с блокнотом и говорил: «Екатерина Алексеевна, вот “Кармен”, вот вы закрыли этот спектакль, а я пришел, чтобы записать, что вам не нравится. Мы вам покажем второй раз». Так же с «Анной Карениной» было. Уланова сидела с Фурцевой, говорила, что это плохо и так далее. Почему она это сделала? Ревность! Пятнадцать лет существовал спектакль. И аншлаги, и другие танцевали балерины, Кондратьева танцевала замечательно. Ревность какая-то, понимаете. Потому что Майя тут выступила еще и балетмейстером.
Родион Константинович был для Майи Михайловны несомненным авторитетом, и именно этим (хотя и любовью, конечно, тоже) объясняется ее безоговорочное ему подчинение. Помните, в главе «Школа и класс» я цитировала слова Плисецкой о том, что если она – своевольная и своенравная – кому-то подчиняется, то по одной причине: если этот человек для нее – авторитет. И называла Щедрина одним из пяти людей, которых сама себе назначила в авторитеты: «Щедрин говорил мне такие замечания, как ни один балетный педагог. И все по существу. Когда я не обращала внимания, потом жалела. У него интуиция».
Я познакомилась с Родионом Константиновичем в феврале 2020 года, когда пришла брать интервью для книги о Валентине Елизарьеве. Мы говорили о фильме «Фантазия» (вы прочитаете это интервью в главе «Драма в кино»), и все мои попытки уйти в сторону от этой «генеральной линии» Щедрин пресекал на корню: «Я не буду перед вами исповедоваться». Но о Майе говорил нежно, с любовью и много.
– Я видела несколько ваших телевизионных интервью вместе, и видно, что вы очень нежно друг к другу относитесь.
– Но это правда. Это было, без сомнения, было. По существу, знаете, кроме отца и матери меня никто в жизни так не любил, как она, я могу это сказать, положа руку на сердце.
В интервью после открытия памятника Плисецкой на улице Большая Дмитровка в Москве Щедрин сказал: «Я бесконечно рад тому, что моя жизнь – жизнь счастливого человека. У меня была великая жена, с которой у меня были исключительные отношения. Мы понимали друг друга с полуслова. Я отношу это главным образом к ее характеру, к ее терпимости. Я был счастлив с ней безмерно, бесконечно. Мне с ней было всегда интересно. Каждая минута была наполнена тем или иным событием. И конечно, на творчестве это не могло не сказаться. Мы друг друга обогащали и человечески, и, наверное, каждый в своей профессии. Так сложилась жизнь. Но я думаю, что в моей музыке есть и то, о чем каждый человек всегда думает, – то, что все не вечно. Как в моей опере “Боярыня Морозова” по “Житию протопопа Аввакума” говорится: “Яко это человек, если он не видел смерть”. Ну что делать. Это, конечно, бесконечно неисправимо больно. Это жизнь».
Похожие книги на "Плисецкая. Стихия по имени Майя. Портрет на фоне эпохи", Плескачевская Инесса
Плескачевская Инесса читать все книги автора по порядку
Плескачевская Инесса - все книги автора в одном месте читать по порядку полные версии на сайте онлайн библиотеки mir-knigi.info.