Леонид Красин. Красный лорд - Эрлихман Вадим Викторович

Короче говоря, к концу 1905 года у руководства партии было немало причин для недовольства действиями Боевой технической группы и Красина как ее руководителя. Позже их высказал Емельян Ярославский, входивший тогда в состав «конкурирующей» структуры — Боевого центра при ЦК РСДРП. Он писал: «Техническая группа при Центральном комитете была слишком оторвана от практически действовавших, ведших непосредственную борьбу организаций… Нужно было принять чрезвычайные меры предосторожности, чтобы не провалить такое конспиративное предприятие, но вместе с тем получалось так, что как раз те, для кого изготовлялись снаряды, не смогли ими воспользоваться». В адрес Красина звучали те же обвинения в оторванности от жизни, что он еще недавно адресовал эмигрантскому ЦК. А заодно и упрек в излишней осторожности, увлечении конспирацией, чуть ли не в трусости. На этот вызов он мог ответить только делом — так наладить порученную ему работу, чтобы замолчали даже самые упрямые критики, избавившись для этого от всяких остатков «буржуазной» морали и щепетильности — за них его тоже критиковали. «Не мы такие — жизнь такая», как говорили герои уже другого времени.

К осени 1905-го боевые группы большевиков существовали не только в столице — их создали в Москве, Уфе, Нижнем Новгороде, Луганске, а на Кавказе такой группой могла стать любая шайка разбойников. По своим методам эти группы тоже больше напоминали разбойничьи шайки, да и сама БТГ уже не слишком отличалась от них. Большевики на местах первыми начали расправы с «провокаторами» — напомним, что этим словом тогда называли не тех, кто кого-то провоцировал, а тех, кто работал на полицию или был заподозрен в этом, пусть и без всяких доказательств. Именно с убийства провокатора началась революционная карьера Камо — человека, который сыграл важную роль в жизни Красина. Выйдя в начале 1906-го из Метехской тюрьмы, он тут же ограбил с товарищами банк и отправился с деньгами в Петербург — там и состоялось его знакомство с главным финансистом партии. Красин, научившийся в Баку ладить с кавказцами, быстро обаял Камо, который до конца жизни доверял ему безоговорочно. Выложив на стол деньги, он изложил свою просьбу — купить на них в Европе оружие для кавказских революционеров. В апреле Камо с Литвиновым отправились в Швецию, Германию и Австрию, закупив там несколько тысяч винтовок «маузер» и «манлихер», боеприпасы и даже пулеметы.

^{Такие 500-рублевые банкноты принесли множество затруднений Красину и всей партии большевиков}

Тем временем большевистская Боевая группа продолжала копировать методы грабителей. 27 января ее члены — вернее, бойцы находившейся под ее «крышей» местной боевой дружины — напали на трактир у Невской заставы, где собирались черносотенцы, и открыли стрельбу, убив двух человек. 12 февраля боевики во главе с Игнатьевым украли из казармы Гвардейского флотского экипажа пушку, увезя ее ночью на подводе, — ее предполагалось использовать для обстрела Зимнего дворца. Из затеи ничего не вышло, но шуму было много. Красин тут был ни при чем: он в это время разрабатывал куда более сложную и выгодную операцию. 13 февраля дюжина латышских боевиков с предоставленным БТГ оружием напала на филиал Госбанка в Гельсингфорсе и похитила 100 тысяч рублей. В ходе ограбления они убили сторожа, а после — троих полицейских, пытавшихся их задержать. Часть нападавших была в итоге арестована, но их главарь Янис Лютер (Бобис) сумел уйти с деньгами. Успех вдохновил большевиков и самого Красина, который, как обычно, не стал докладывать о случившемся в ЦК, а тем более делиться с ним деньгами.

Впрочем, меньшевики быстро нашли способ отомстить ему: с весны 1906-го ЦК перестал выделять деньги на финансирование БТГ. А потом всячески задерживал присылку привезенных из Грузии денег, которые Камо неосмотрительно передал на хранение «заграничным товарищам». Теперь ими надо было платить за оружие, время шло, а Камо с Литвиновым без толку ждали в болгарском порту Варна. Наконец под давлением кавказских меньшевиков деньги были отправлены, оружие доставлено, куплена яхта «Зара» для его переброски в Россию. Но уже наступил декабрь, на Черном море бушевали штормы, и на другой день после отплытия «Зара» села на мель. Две тысячи винтовок и 165 тысяч патронов были конфискованы румынскими властями, а тонна динамита утонула. Результаты оказались еще плачевнее, чем с «Джоном Графтоном»: после этого крупные партии оружия из-за границы больше привозить не пытались.

Тем временем мастерские БТГ продолжали исправно изготавливать оружие и взрывчатку, которые лежали без дела, поэтому Красин по-прежнему без особой огласки снабжал ими соратников-соперников из других революционных партий. Знаменитая Боевая организация эсеров имела свои мастерские, а вот мелкие группировки анархистов и максималистов нередко прибегали к помощи большевиков, расплачиваясь за нее разнообразными услугами. Так, в марте 1906-го эсеры-максималисты с оружием, полученным от БТГ, ограбили Московский банк взаимного кредита. Часть из захваченных 875 тысяч рублей была передана Красину, что было весьма кстати — денег на подпольную работу требовалось все больше. Профессор Тихвинский в Киеве и в Москве не только выдавал максималистам взрывчатку, но и обучал их боевиков. В уже упомянутой мастерской в квартире Горького были изготовлены и бомбы для покушения на председателя Совета министров П. А. Столыпина. Сделавший их боевик Владимир Лихтенштадт 12 августа привез взрывные устройства в столицу, и в тот же день два террориста-смертника взорвали их на даче Столыпина на Аптекарском острове. Погибли и были ранены десятки людей, но сам премьер уцелел.

При желании ответственность за эту кровавую акцию можно возложить на Красина, хотя он, в соответствии с линией партии, выступал против индивидуального террора и никогда не организовывал нападения на царских чиновников или генералов, иронически называя их «стрельбой по воробьям». Что касается «эксов», то в книге Т. О’Коннора утверждается, что Красин организовал их «не одну сотню», но это явное преувеличение. Социал-демократы, в отличие от тех же максималистов или анархистов, «эксами» не слишком увлекались и проводили их в основном на окраинах империи, особенно на Кавказе. Понятно, что Красин, сидевший в Петербурге, мог разве что выделять для них оружие и взрывчатку, да и времени для организации этих уголовных предприятий у него просто не было. Руководство БТГ, участие в работе центральных органов партии, организация транзита оружия и денег между Россией и Европой поглощали все его время, а ведь была еще и основная работа в «Обществе электрического освещения», где он проводил 3–4 дня в неделю.

Благодаря тем самым «чрезвычайным мерам предосторожности», за которые его журил Ярославский, за все эти бурные месяцы полиция так и не узнала, что почтенный инженер Красин и неуловимый главарь боевиков Никитич — одно и то же лицо. Об их тождестве знали самое большее два десятка человек — даже на съездах партии он выступал под именем Никитича. Использовал и другие клички: Винтер, Зимин, Юхансон, Николаев. Со своими подопечными предпочитал встречаться на конспиративных квартирах, домой приводил только самых доверенных — Буренина, Игнатьева, Камо, а некоторые оставались там надолго, «пересиживая» полицейскую слежку. Конечно, это было не в его петербургской квартире на Мойке, а на даче в Куоккале, где проживала его семья. Кроме Любови Васильевны с маленькой Людой там периодически жил ее старший сын Владимир, который вспоминал: «Большой летний дом был полон звуков. Три маленькие девочки с их нянями и гувернантками не умолкали почти никогда, из кухни весь день доносились звон посуды, пение или перебранка кухарки с мальчишками-доставщиками. Мать умудрялась обслуживать весь сложный механизм дома и еще принимать гостей, которые порой оставались на неделю или больше».