Женщины времен июльской монархии - Бретон Ги

Наконец судьба с помощью очаровательной девицы и нескольких дам, соблазненных прелестями Лесбоса, нанесла последний удар по королевскому трону, в котором, по-мещански развалившись, дремал жирный король Луи-Филипп…

Звание пэра обеспечивало герцогу полную неприкосновенность. Его нельзя было не только арестовать, но даже предъявить ему конкретное обвинение без решения короля. Однако уголовный кодекс позволял применить к пэру нормы обще уголовного права, если таково будет «требование общественности». Представители оппозиции прекрасно знали текст закона. Поэтому к вечеру вокруг особняка Шуазель-Пралэна собралась толпа возмущенных людей. Крепкие и энергичные люди, явившиеся из самых разных районов Парижа и должным образом настроенные, орали во всю глотку:

— Смерть убийце! Смерть! На гильотину его! На фонарь! Убийца!..

Не осмеливаясь взять на себя ответственность и арестовать пэра Франции в отсутствие Луи-Филиппа (который в это время находился в фамильном замке в Э.), префект Аллар поручил восьми полицейским агентам вести круглосуточное наблюдение за герцогом.

Толпа в предместье Сент-Оноре не расходилась до трех часов утра. Рассеявшись у края тротуара и радуясь прекрасной летней ночи, парижане рассказывали друг другу пикантные истории из жизни семейства Шуазель-Пралэн. Некоторые уверяли, что вот уже несколько лет как герцог, пресытившийся собственной женой, чьи десять абортов ее просто изуродовали, стал любовником м-ль Делюзи, изящной гувернантки, нанятой для их детей. Другие говорили, что эта самая гувернантка взяла над герцогом такую власть, что в Во-ле-Виконт, где у Шуазель-Пралэнов был замок, некогда построенный еще суперинтендантом Фуке, она могла показаться несведущим хозяйкой замка… Ситуация, конечно, тяжелая и не раз приводившая к ужасным семейным сценам.

От подобных рассказов до предположения о том, что герцог убил свою жену ради безмятежного сожительства с любовницей, был всего один шаг. Неудивительно, что толпа преодолела его с легкостью, свойственной людям простосердечным, кончив обвинением м-ль Делюзи в соучастии в убийстве.

— Она спряталась в платяном шкафу с кухонным ножом в руках, — говорили они. — Именно она и нанесла герцогине первый удар.

Придя к такому заключению, толпа разразилась новым потоком проклятий, так что стекла дрожали в доме герцога, который как раз в это время, обессиленный, бледный, с опущенной головой отвечал на вопросы полицейских.

Надо сказать, толпа не пощадила и жертву. Если верить этим людям, герцогиня имела пристрастие к забавам тех дам, которые некогда составили славу г-жи Сафо.

— А может, герцог застал герцогиню с одной из ее нежных подруг? — высказал кто-то предположение.

— Кто ж знает, — послышался голос любителя довести мысль до совершенства, — вдруг он нашел ее в объятиях м-ль Делюзи…

Время от времени какой-нибудь человек пробовал направить всю злобу и отвращение в политическое русло:

— Хороша же, нечего сказать. Июльская монархия! — кричал он.

Другой подхватывал:

— Нами правит настоящая гниль!

Так мало-помалу толпа продвинулась до отождествления режима с похотливым герцогом-убийцей и до приписывания королевскому семейству всех пороков подгнивающего общества…

Но что все-таки было правдой во всех этих историях, которые парижане в упоении рассказывали друг другу в эту приятную летнюю ночь?

В 1824 году Теобальд де Шуазель-Пралэн женился на юной Фанни Себастиани, единственной дочери графа Ораса Себастиани, маршала Франции. За шестнадцать лет супружеской жизни у них появилось на свет десять прелестных детей.

В 1838 году герцог нанял для них учительницу, м-ль Депре, любовником которой он не замедлил стать. В 1840 году эта дама, чье лоно оказалось оплодотворенным благородным герцогским семенем, вынуждена была покинуть его семью. Ее место при детях и в постели Теобальда заняла некая мадемуазель Тсенди.

Эта особа продержалась на своем месте только десять месяцев. 1 марта 1842 года герцог, трепеща от возбуждения, пригласил на должность гувернантки восхитительную Генриетту Делюзи, чей порочный взгляд, вихляющая походка и упругая грудь обещали сладостные моменты.

— Вашей обязанностью, мадемуазель, будет воспитание моих детей. Вы будете нести за это полную ответственность…

После чего добавил важным тоном:

— Я выражаюсь достаточно ясно: «полную ответственность», потому что герцогиня не должна иметь к воспитанию ни малейшего отношения. По причинам, которые я не могу вам сообщить, мне пришлось установить определенный порядок, который я попрошу вас соблюдать строжайшим образом.

И герцог протянул несколько растерявшейся Генриетте следующий текст:

«В обязанность гувернантки входит вести расходы на нужды детей: одежда, обучение, горничные, няни, развлечения».

Одним словом, гувернантка должна взять под свою ответственность все, что касается детей. Дети могут выходить из дома только в сопровождении гувернантки. Только гувернантка может решать, с кем дети могут общаться, а с кем — нет.

Гувернантка должна принимать все решения самостоятельно, не советуясь предварительно с родителями, за которыми сохраняется лишь право наблюдать.

Г-жа де Пралэн никогда не должна входить к детям. Если кто-нибудь из них болен, ей может быть позволено войти в комнату больного ребенка, но она не может выходить с детьми одна, без гувернантки, и не может навещать их в отсутствие г-на де Пралэна или гувернантки.

М-ль Делюзи не потребовала никаких объяснений относительно этого странного предписания, делавшего для матери невозможным общение с собственными детьми. Поняв, что она вступает в дом, где назревает драма, м-ль Делюзи молча положила листок с предписанием в сумочку и пообещала полное подчинение.

Не прошло и месяца, как она стала любовницей герцога, а затем и домоправительницей, к величайшему неудовольствию Фанни, которая открыто проявляла свою ревность.

Семейные сцены стали чуть ли не повседневными.

В июле 1847 года, после личного вмешательства маршала Себастиани, м-ль Делюзи попросили удалиться.

Через месяц после ее ухода герцогиню де Пралэн нашли задушенной в ее комнате…

Мотивы этого преступления казались очевидными: герцог, движимый страстями, которые моралисты считают неодолимыми, пожелал уничтожить препятствие, отдалявшее его от любовницы.

Один момент, однако, остается неясным в этом деле: почему герцогиня не имела права заниматься своими детьми? Надо, как считает д-р Кабанес, «искать ответ в краю Лесбоса…».

Вернемся еще раз назад: когда Фанни была еще подростком, у нее была воспитательница м-ль Мендельсон, известная своими необычными привязанностями. Ее имя было замешано в одном весьма непристойном деле о нравах, по которому ее обвинили в извращенном влиянии на учеников.

Именно это дело помогает прояснить ситуацию:

Фанни, которую м-ль Мендельсон приобщила к лесбийским играм, вполне возможно, неоднократно возвращалась к своим прежним привязанностям. Граф Орас де Вьель Кастель в своих «Мемуарах» намекает на связь, которая якобы была у герцогини с м-ль Депре. Знавший о существовании такого порока, герцог сразу заподозрил свою жену в наихудших мерзостях, вплоть до подозрений в желании матери совратить собственных дочерей…

Отсюда и предписание гувернантке. Однако, на беду несчастного Луи-Филиппа, дело герцога приобрело совершенно неожиданный поворот…

19 августа, во второй половине дня по Парижу пронесся какой-то странный слух. Пущенный неизвестно кем, он вскоре оказался на устах всех любителей сплетен от Нейи до Шайо, добрался до высот Монмартра, пронесся по большим и маленьким улочкам и докатился, наконец, до парка на улице Вожирар. Говорили, что герцог Шуазель-Пралэн вовсе не убивал свою жену ни ради прекрасных глаз м-ль Делюзи, ни ради защиты детей от возможного развращения, ни даже ради защиты чести одной из самых высокопоставленных дам из орлеанской династии.