Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 90
— Американцы и англичане были внизу, поэтому мы шли поверху, — объяснил он. На хребте Низкий Тауэрн, в Лунгау, рядом с самой высокой в Австрии горой, он расстался со своими спутниками. — Там я встретил Отто Вехтера [500].
Название деревни ему не запомнилось. Хорст привез карты Шарлотты с множеством пометок зеленым карандашом. Мы расстелили карты на столе, Хорст ткнул пальцем в Мариапфарр. Буко кивнул.
— То самое место, — подтвердил он. — Мы встретились перед церковью.
Случайной или запланированной была их встреча? На этот счет Буко был уклончив.
— Вехтер оказался в Италии, как и я, но я был мелкой сошкой. Нет, раньше мы не были знакомы. Я согласился немного с ним побыть. Он не сказал, кто он такой, просто сказал, что хочет домой, но вынужден некоторое время оставаться в горах. Мы и остались.
— А потом?
— Дней через десять-пятнадцать он встретился с женой. Он послал ей записку — так я познакомился с фрау Вехтер. После этого мы продолжили скитания по Низкому Тауэрну, с места на место…
— Вы знали, кем был мой отец? — поинтересовался Хорст.
— Я не знал про него, он про меня, — был ответ. — Оба мы осторожничали, он еще больше меня. — Помолчав, Буко выпалил: — Он был разыскиваемым военным преступником.
Через неделю они уже знали друг о друге все необходимое.
— Я посмотрел на него и сказал: «Либо вы такой-то, либо такой-то». Он не стал отпираться. Из наших разговоров я знал, что он либо Вехтер, либо Вехтлер [501].
Фриц Вехтлер, гауляйтер СС в Байройте, был казнен в конце войны за дезертирство, но Буко этого не знал.
Догадаться, кто такой Отто, было нетрудно.
— Он рассказывал мне: «Такой-то или такой-то говорили мне: „Дорогой В.!“» [502] Фамилия не произносилась, но я же не дурак… Я сказал ему прямо в лицо, кто он, наверное, такой, и после этого он назвал себя.
Фамилия «Вехтер» была Буко знакома.
— Вы ведь были совсем молодым эсэсовцем, — сказал Хорст, пораженный известностью своего отца.
— Молод не значит глуп.
Все знали Отто Вехтера, знали, кто он такой и чем прославился. Буко с широкой улыбкой откинулся в кресле.
— Каким был мой отец? Злобным или добродушным? — задал Хорст мягкий наводящий вопрос [503].
— Только не злобным, — ответил ему Буко с теплой улыбкой.
— Значит, он был неплохим человеком? — не унимался Хорст.
— Мы были вместе, мы были добрыми товарищами. Сначала он был сдержан, но всегда дружелюбен.
— Вы знали, что за ним охотятся? — спросил я.
Буко кивнул. Кто именно? Все, особенно англичане и американцы, но также и Советы, хотя они были далеко. Больше всего страха вызывали Советы, потому что Отто был «активен» в должности губернатора на их территории.
Знал ли он, почему его преследуют, в чем обвиняют?
— Это не имело значения. Он был в высоком чине, группенфюрер СС, а главное, служил губернатором Галиции и Кракова. — Снова пауза. — Австрийцы тоже его искали, потому что он руководил Июльским путчем.
— А евреи? — опасливо спросил Хорст.
— Я полагал, что и они, хотя, насколько я знал, он был гуманен с евреями. — На это Хорст улыбнулся как знающий человек и покосился на меня. — Но он мало что мог сделать, — продолжил Буко. — Евреев из других мест собирали и свозили на его территорию.
Хорст решил добавить глянцу:
— Он поступал гуманно, насколько мог; он не нес ответственности за происходившее с евреями, он пытался им помочь.
Буко предпочел вернуться к трем годам, проведенным им с Отто. Опасаясь поимки, они часто перебирались с одного места на другое, из одной высокогорной хижины в другую, ища местечка побезопаснее. В долины они не спускались.
— Американцам и англичанам обычно было лень лазить в горы [504].
Достигали ли их новости?
— А как же!
Шарлотта доставляла им газеты, из них они узнали о Нюрнбергском трибунале и о его исходе: виселице для Франка, Зейсс-Инкварта и Кальтенбруннера.
— Как Отто прореагировал на известие о казни?
— Хладнокровно. Он был хорошо знаком с Франком и с остальными. «Vae victis, горе побежденным». Сказал и пожал плечами. — Буко многозначительно посмотрел на нас. — Горе побежденным, награда победителям. Это известие усилило тревогу Отто.
— Мой отец был в бешенстве? — спросил Хорст.
— А вы как думаете?
Фрау Вехтер он симпатизировал.
— Не могу сказать ничего дурного о вашей матери, о ней остались хорошие воспоминания.
Они много лет не теряли друг друга из виду, обменивались рождественскими открытками. Три с лишним года она встречалась с ними в горах каждые две-три недели, приносила еду и одежду. Буко кашеварил: сыпал в молоко муку и соль.
— У нас не было яиц, — ответил он на вопрос Хорста, смог бы его отец сварить яйцо. — Его стряпню я бы есть не стал. Но потом он научился у меня. — Буко ухмыльнулся.
Молоко они получали от симпатичных молочниц. Исключительно молоко.
— Больше ничего? — спросил Хорст. — Мой отец был поклонником женской красоты.
Нет, это было бы «лишней обузой». Жена, приезжая, оставалась на день-два. Они находили, где уединиться: в горах это не проблема.
— Не могу сказать об Отто Вехтере ничего плохого, — твердо заявил Буко. — С какой стати? Мы хорошо ладили. У нас были общие интересы.
Буко был ведущим, Отто следовал за ним.
— Он мог бы мной командовать, но так мы ничего не достигли бы [505]. — Буко давал ему задания, и Отто постепенно научился подчиняться. Какое-то время он смог бы продержаться в одиночку, но недолго, несмотря на силу и хорошее здоровье. Он никогда не хворал, сказал Буко, не считая редких простуд. — Посмотрите на любое его фото, сами увидите!
Когда они расстались, Отто был «в добром здравии».
Чтобы не заскучать, они развлекали друг друга разговорами: о политике, актуальных событиях, прежних временах, войне. О религии речи не заходило, посещать церковь они не пробовали.
— Я не католик, хотя мы оба были антикоммунистами, — добавил Буко. Их связывала ненависть к коммунизму, и тем для разговоров хватало, к тому же Отто любил рассказывать о своей карьере.
Высказывал ли он сожаления?
— Не припомню. Но о тех временах он говорил часто.
Не имея музыкальных инструментов, они все же пели. Буко уточнил, что у них не было даже губной гармошки, потому что в горах имеет значение любой лишний грамм.
— Он насвистывал песенки? — поинтересовался Хорст.
— Очень редко. У вашего отца не было способностей к музыке.
Возникало ли между ними напряжение?
— Не помню ни одной ссоры. В такой ситуации не до ссор, ведь вы друг от друга зависите. — Их сближал постоянный страх попасться. — В горах веет духом свободы, — объяснил Буко.
Сам он боялся интернирования.
— Но на высоте двух тысяч метров мы чувствовали себя в безопасности, мы не боялись, что к нам туда кто-нибудь поднимется.
Постепенно Буко многое вспомнил и поведал о выживании в суровых зимних условиях.
Изредка у них бывали гости — их имен Буко не назвал. Порой их мог приютить кто-нибудь из местных жителей.
Они отдавали предпочтение таким местам, как Хагенер Хютте — горный приют XIX века. Уте принесла фотографию.
Опасность представлял сход снежных лавин.
— Однажды мы вызвали целую дюжину лавин. Мы скакали по гребню горы, пока снег не поддался, и лавина сошла по противоположному склону [506].
Особенно ему запомнился один случай, когда на Отто обрушилась лавина:
— Его засыпало до самых плеч. Он мог озираться по сторонам, но двигаться не мог. Если бы не я, так бы и погиб. Он не мог пошевелить рукой. Стоит снегу смерзнуться — пиши пропало…
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 90
