Невероятная жизнь Фёдора Михайловича Достоевского. Всё ещё кровоточит - Нори Паоло
И я вспомнил: это были дни, когда я заполнял налоговую декларацию.
Вот и герои романов Достоевского, написанных после 1864 года, живут так, словно каждый день, фигурально выражаясь, заполняют налоговую декларацию: это уже не «лишние» мужчины и женщины – это незаурядные люди, которых лучше остерегаться и которые навсегда остаются с нами.
11
Преступление и наказание
Появившиеся в печати в 1864 году «Записки из подполья», как мы помним, начинаются так:
«Я человек больной… Я злой человек. Непривлекательный я человек. Я думаю, что у меня болит печень. Впрочем, я ни шиша не смыслю в моей болезни и не знаю наверно, что у меня болит. Я не лечусь и никогда не лечился, хотя медицину и докторов уважаю. К тому же я еще и суеверен до крайности; ну, хоть настолько, чтоб уважать медицину. (Я достаточно образован, чтоб не быть суеверным, но я суеверен). Нет-с, я не хочу лечиться со злости. Вот этого, наверно, не изволите понимать. Ну-с, а я понимаю».
В том же 1864 году, через несколько месяцев после смерти жены Фёдора Михайловича, заболел его брат, Михаил Михайлович Достоевский – у него начались проблемы с печенью. Поначалу никто не думал, что это что-то серьезное, но вскоре врачи забили тревогу. Однако Михаил Михайлович, занятый изданием журнала «Эпоха» (который он возглавил в январе 1864 года, после того как был запрещен журнал «Время»), лечиться не хотел.
9 июня 1864 года он провел за работой, а на следующий день, 10 июня, его не стало.
Старший брат Фёдора Михайловича (у них было два года разницы), Михаил Михайлович приехал вместе с ним в Петербург, подавал, как и он, документы в Инженерное училище, но его не приняли, отправился вместе с младшим братом смотреть на дом, в котором за несколько месяцев до их приезда умер Пушкин; как и Фёдор Михайлович, увлекался литературой и тоже пробовал писать повести, но вскоре бросил (большого интереса они не представляли); как и брат, читал фурьеристов, посещал собрания кружка Петрашевского и был арестован.
В Петропавловской крепости он провел больше месяца, затем его отпустили, так как его причастность к революционной деятельности не была установлена (опять-таки, большого интереса он не представлял).
Вместе с Фёдором Михайловичем он основал сначала журнал «Время», а затем «Эпоха»; как и Фёдор Михайлович, он пробовал переводить и позже продолжал заниматься переводами.
В 1838 году семнадцатилетний Михаил писал отцу: «И для страдальцев есть радости! О, какие радости! Пусть у меня возьмут все, оставят нагим меня, но дадут мне Шиллера, и я позабуду весь мир!»
Михаил Михайлович перевел на русский язык драмы Шиллера «Дон Карлос» и «Разбойники».
Своего Шиллера он получил.
Сообщая в письме их младшему брату Андрею Михайловичу о смерти Михаила, Фёдор Михайлович писал:
«Этот человек любил меня больше всего на свете, даже больше жены и детей, которых он обожал. Вероятно, тебе уже от кого-нибудь известно, что в апреле этого же года я схоронил мою жену, в Москве, где она умерла в чахотке. В один год моя жизнь как бы надломилась. Эти два существа долгое время составляли все в моей жизни. Где теперь найти людей таких? Да и не хочется их и искать. Да и невозможно их найти. Впереди холодная, одинокая старость и падучая болезнь моя.
Все дела семейства брата в большом расстройстве. Долгов много. У семейства – ни гроша, дети все несовершеннолетние. Все плачут и тоскуют. <…> Разумеется, я теперь им слуга. Для такого брата, каким он был, я и голову, и здоровье отдам. <…>
Я остаюсь в сущности редактором журнала [речь идет о журнале «Эпоха», который вскоре после этого закроется из-за долгов]».
Во многих работах о Достоевском, например в очерке Зигмунда Фрейда, как нечто само собой разумеющееся упоминается тот факт, что их отец отличался крайней жестокостью, за что и поплатился жизнью, убитый своими же крепостными крестьянами.
Фрейд, не знавший Достоевского лично, приходит к заключению, что настоящим эпилептиком писатель не был, а его эпилепсия не что иное, как проявление невроза (истероэпилепсия), вызванного подсознательным желанием убить отца, – вполне объяснимым желанием для человека, чей отец оказался настолько жестоким, что спровоцировал своих крепостных на убийство (вследствие чего сын стал подавлять это желание у себя, что и привело к развитию истероэпилепсии).
Когда я приступал к работе над этой книгой, я думал, что сложнее всего будет разобраться именно с отцом Достоевского, но позже выяснилось, что обвинения отца в жестокости вызывают у биографов писателя большие сомнения, равно как и тот факт, что он был убит взбунтовавшимися крепостными.
Все члены семьи Достоевских, чьи свидетельства мне приходилось читать, сходятся на том, что атмосфера, в которой росли братья, и их отношения с отцом не имеют ничего общего с тем, как они описаны у Фрейда и его, с позволения сказать, эпигонов.
Например, младший брат, Андрей Михайлович, архитектор и инженер, рассказывал, как однажды в 1870-е годы он приезжал в Петербург, и они с Фёдором Михайловичем стали вспоминать отца.
«Брат, – пишет Андрей, – мгновенно воодушевился, схватил меня за руку повыше локтя (обыкновенная его привычка, когда он говорил по душе) и горячо высказал: „Да, знаешь ли, брат, ведь это были люди передовые… и в настоящую минуту они были бы передовыми!.. А уж такими семьянинами, такими отцами… нам с тобою не быть, брат!..“»
В июне 1866 года в письме к сестре Софьи Ковалевской, Анюте, которой годом ранее он делал предложение, Достоевский признается, что вынужден был продать право на издание своих произведений «одному спекулянту, Стелловскому, довольно плохому человеку и ровно ничего не понимающему издателю». Согласно договору, если он не сдаст роман к 1 ноября 1866 года, Стелловский получит право «в продолжении девяти лет издавать даром и как вздумается, – поясняет Достоевский, – все что я ни напишу безо всякого мне вознаграждения».
О чем Фёдор Михайлович не упоминает, так это о том, что годом ранее, в 1865-м, Стелловский выплатил ему три тысячи рублей, которые должны были пойти на погашение долгов, после чего писатель уехал за границу, «чтобы хоть каплю здоровьем поправиться и что-нибудь написать». Но, когда 29 июля Достоевский приезжает в Висбаден, он, по-видимому, уже не очень заинтересован в том, чтобы «чтобы хоть каплю здоровьем поправиться и что-нибудь написать». Через пять дней он пишет Тургеневу, жившему тогда в Берлине, что из трех тысяч, за которые он продал свои будущие сочинения, у него осталось всего сто семьдесят пять рублей, что ему хотелось бы выиграть тысячу франков, чтобы прожить за границей хотя бы три месяца, и что за эти пять дней в Висбадене, по его словам, он «все проиграл, все дотла, и часы, и даже в отеле должен».
Как отмечает биограф Достоевского Людмила Сараскина, в историю создания романа «Игрок», который Фёдор Михайлович должен был закончить к 1 ноября 1866 года по договору со Стелловским, «включилась мистика денег: аванс, полученный под замысел сочинения об игроке, автор бросает на игорный стол в заведении экстра-класса и проигрывается весь».
Когда полтора года назад я рассказал одному своему другу, что собираюсь писать книгу о Достоевском, первое, что он спросил: «Интересно, писал ли Достоевский, чтобы играть, или играл, чтобы писать».
Хотя Достоевский называл Стелловского спекулянтом и считал «довольно плохим человеком и ровно ничего не понимающим издателем», итальянский писатель Антонио Пеннакки полагает, что читатели Достоевского должны поставить Стелловскому памятник.
Звучит, конечно, провокационно, но это в духе Антонио Пеннакки, из общения с которым я сделал вывод, что иногда вещи, которые он говорит, далеко не так абсурдны, как может показаться.
Похожие книги на "Невероятная жизнь Фёдора Михайловича Достоевского. Всё ещё кровоточит", Нори Паоло
Нори Паоло читать все книги автора по порядку
Нори Паоло - все книги автора в одном месте читать по порядку полные версии на сайте онлайн библиотеки mir-knigi.info.