Побег из коридоров МИДа. Судьба перебежчика века - Шевченко Геннадий Аркадьевич

После свадьбы я стал проживать в скромной малогабаритной однокомнатной квартире жены на улице Руставели, рядом с Останкинским мясокомбинатом. Мама подарила мне тысячу рублей (по тем временам большая сумма для рядовых советских людей), на которые мы купили черно-белый телевизор «Горизонт», холодильник и стиральную машину. Кроме того, мои родители ежемесячно добавляли 100 рублей к моей небольшой зарплате в МИДе (120 рублей), а тесть и теща — 50 рублей, а также снабжали нас продуктами. Деньги от отца мне передавала моя бабушка. В 1977 году она не отдала причитающуюся мне сумму за несколько месяцев, о чем я сообщил отцу во время последнего за всю его жизнь приезда в Москву. Он, не говоря ни слова, передал мне недостающие деньги в валютных чеках Внешпосылтор-га, причем за каждые 100 рублей я получил 100 чеков, а это было гораздо больше недостающей суммы. На них в советское время можно было купить супердефицитные товары западного производства в магазинах «Березка», доступных только элите советского общества.

Следовательно, мы имели возможность откладывать каждый месяц 100 рублей на сберкнижку, которую я предложил открыть на имя своего первого сына. Он родился 22 июня 1975 года и громко плакал по ночам. Поэтому, чтобы выспаться и не опоздать на работу (я уходил в семь часов утра), мне приходилось спать на маленьком диванчике в шестиметровой кухне. Марина отказалась назвать сына Аркадием, и было выбрано компромиссное имя Алексей.

Жили мы с первой женой, откровенно говоря, плохо. Она постоянно попрекала меня маленькой зарплатой. Несмотря на то что она не работала и ее мать постоянно помогала ей в уходе за ребенком и с продуктами, Марина требовала, чтобы я после работы (я приходил около восьми часов вечера) мыл полы и унитаз. В случае отказа был грандиозный скандал, и мы не разговаривали неделями. Однако после первой же моей командировки в Женеву в 1977 году, откуда я привез всем много подарков, в том числе для жены кожаное пальто на натуральном меху с лисьим воротником за тысячу швейцарских франков (600 долларов США), наши отношения значительно улучшились.

6 апреля 1978 года, как известно, случилась беда. Я в двадцать шесть лет потерял работу, маму и отца. Но мои отношения с женой и ее родственниками поначалу были превосходными. К сожалению, как выяснилось в дальнейшем, это была определенная политика с их стороны, проводимая главным образом по инициативе моей тещи.

После защиты диссертации 22 апреля 1980 года я стал получать 175 рублей в месяц, что весьма не удовлетворяло мою жену, рассчитывавшую на большую сумму. Летом она с сыном уехала в Евпаторию, а потом проживала где-то на даче в Подмосковье. «В связи с разводом, хотя он и является фиктивным, нам надо пожить отдельно, в том числе и для того, чтобы помочь моему папе сохранить свою высокую должность», — сказала она мне.

Генерал-лейтенанта Б.И. Смирнова ранее уже вызывали в КГБ, где ему сказали, что снимать его с нынешней должности не будут, но и повышения по службе он уже не получит. Эта «милость» советской власти объяснялась тем, что мои родители после моей свадьбы в 1974 году больше никогда не общались с моими тестем и тещей.

Следует отметить, что до передачи в военный городок ПВО наиболее ценных вещей, оставленных КГБ после конфискации имущества отца, у меня были прекрасные отношения с тестем и тещей. Они даже организовали мою встречу с их приятелем С.С. Вещуновым, полковником Первого главного управления КГБ или ГРУ Генерального штаба Министерства обороны (точно не знаю, ибо в те времена это скрывалось), с целью дачи мне совета, что дальше делать в жизни. Вещунов мне весьма сочувствовал. Он, участник Великой Отечественной войны, говорил мне, 26-летнему парню, что мою драму можно было бы сравнить с переживаниями тех людей, которые прошли всю войну с 1941-го до 1945 года. Но милый разведчик, с ним я также мерился силой в армреслинге (дружеская ничья), так и не смог что-либо мне посоветовать. Моей судьбой занимался центральный аппарат КГБ. Любопытно, что у Вещунова была красавица жена, и однажды, когда посол СССР в Индии И.А. Бенедиктов за ней приударил, полковник избил посла. На этом карьера разведчика закончилась.

Моя первая жена пропадала в течение нескольких месяцев, и все попытки связаться с ней были безрезультатными. Я начал проявлять беспокойство и не раз звонил тестю и теще, встречался с ними. Из намеков я понял, что Марина жить со мной больше не хочет и мне следует забыть как о ней, так и о вещах нашей семьи, взятых тестем только на хранение. Я, конечно, мог бы с этим смириться, но моя бабушка и сестра Анна настоятельно требовали возвратить наше имущество. И тогда мне пришлось, после длительных уговоров тестя и тещи, решить вопрос добровольно, принимать всевозможные меры, чтобы добиться возвращения хотя бы части вещей. Тесть сказал: «Я передал все вещи Марине и ничего сделать не могу». Теща командовала суровым генералом, так же как он своими офицерами и солдатами, и звала его «Борька-нянька», ее же знакомые за глаза называли «конь-баба». После того как я заявил теще, что мы будем жаловаться в компетентные органы, она мне сказала следующее: «Мы почти маршалы, а ты сын изменника родины. Я еще доберусь и до Громыко и расскажу, как его жена принимала от вас подарки». Я узнал позднее, что моя бывшая жена сблизилась с сыном начальника Главного штаба ПВО страны, генерал-полковника В. Сози-нова, а затем вышла замуж за его сына, чтобы сохранить положение своему отцу (правда, она прожила с новым мужем около года.). Кроме того, тесть и теща были вхожи в семью Маршала Советского Союза П.Ф. Батицкого — главнокомандующего войсками ПВО страны, заместителя министра обороны — и делали ему подарки (используя советы моей мамы, я говорил теще еще в середине 70-х годов, что тесть никогда не достигнет высокого положения без подарков высокому военному начальству).

Поговорив с тещей, я сразу же связался с М.И. Курышевым и рассказал о нашем разговоре. Буквально через час мне перезвонила взволнованная Вера Николаевна, стала усиленно извиняться и говорить, что я ее не так понял.

В общей сложности я не имел никакой информации о первой жене и сыне в течение шести месяцев. Мое терпение лопнуло, и я написал в конце 1980 года два письма (их подписали также бабушка и сестра): одно члену Политбюро ЦК КПСС, министру обороны СССР Д.Ф. Устинову, другое начальнику Главного политического управления Советской армии и военно-морского флота, генералу армии А.А. Епишеву (в 1951 году он являлся заместителем министра госбезопасности СССР), которые я послал заказной почтой. В письмах я коротко описал, как генерал Смирнов фактически присвоил вещи, которые были переданы ему на хранение. Скоро пришел ответ, что данный вопрос передан на рассмотрение в Главное политическое управление (ГПУ — забавное совпадение!). В сталинские времена эта аббревиатура вызывала у всех советских людей ужас.

К нам домой на Фрунзенскую набережную несколько раз приезжал полковник управления Он внимательно записал все мои показания. Я вспомнил фамилии генералов в военном городке, где проживал тесть, которые могли видеть старинную мебель и антиквариат и подтвердить, что раньше у него никогда их не было. Кроме того, привезти незамеченным такое количество вещей (несколько ездок на военном «газике») было просто невозможно. Моего тестя стали вызывать в Главное политическое управление. Сразу же объявилась моя жена. Я предложил ей снова жить со мной, но она отказалась.

Через некоторое время она согласилась добровольно передать мне только половину вещей, принадлежащих моей покойной маме (как наследникам по закону — мне, моей сестре и бабушке). Вернуть все вещи моя жена категорически отказалась. В обмен на передачу части нашего имущества она потребовала написать письмо о том, что мы больше не имеем никаких претензий к ее отцу и извиняемся перед ним. Но моя первая жена отдала мне не лучшую половину всех вещей, а драгоценности мамы, переданные мною ей, вообще, по мнению Марины, не могли быть предметом торга. О том, что я заработал и купил в Женеве, не было и речи, а также о тех вещах, которые я вывез на квартиру ее отца за несколько дней до обыска и конфискации имущества. Получив отданную меньшую половину наследства мамы, я передал законную часть бабушке и сестре. Однако я обозлился на бывшую жену еще больше и написал очередное письмо уже на имя члена Политбюро ЦК КПСС, председателя КГБ СССР Ю.В. Андропова. Из КГБ ответа не последовало.