Впрочем, отправить сына в католическую школу – это одно, но совсем другое – допустить, чтобы он всецело попал под влияние католиков. Поэтому для восстановления равновесия родители пригласили к мальчику дальнего родственника, который должен был преподавать ему основы иудаизма. Однако Эйнштейн пошел гораздо дальше. В 1888 году, когда ему было девять лет, он неожиданно превратился в ревностного иудея: по собственной воле строго следовал религиозным предписаниям, соблюдал субботу и ел кошерную пищу. Он даже сочинил свои собственные песнопения и исполнял их по дороге из школы домой. А семья тем временем продолжала жить своей собственной, светской жизнью.
Превращение католика [33] в иудея совпало с переходом Альберта в среднюю школу, гимназию Луитпольда, располагавшуюся почти в центре Мюнхена. Наряду с традиционной латынью и греческим в новой школе изучали математику и естественные науки, а кроме того, специальный учитель занимался религиозным воспитанием учеников-евреев.
Позднее Эйнштейн вспоминал, что в окружавшем их дом саду он тогда ощущал что‐то, напоминающее райское блаженство. Он был там счастлив, он мог отдаться созерцанию, а воздух, напоенный запахом весенних деревьев и едва распустившихся цветов, укреплял его веру. Здесь же, в саду, он осознал то, что называл “ничтожностью надежд и стремлений, мучающих большинство людей всю их жизнь” [34].
О том периоде своей жизни Эйнштейн говорил как о “религиозном рае” [35], но покинул он этот рай так же неожиданно, как и попал в него. В двенадцать лет Альберт утратил всякий интерес к религии. В этом возрасте ему следовало готовиться к бар-мицве, чтобы формально подтвердить свою принадлежность к иудаизму. Возможно, в какой‐то мере и это сыграло свою роль. Однако позднее Эйнштейн осторожно соотносил утрату веры с влиянием того, что можно назвать научным мышлением.
Эйнштейны, хотя и несколько нетрадиционно, соблюдали один из еврейских обычаев. В еврейских семьях принято было приглашать какого‐нибудь бедного религиозного студента на субботнюю трапезу. Эйнштейны приглашали к себе студента-медика Макса Талмуда по четвергам. Ему был двадцать один год, Альберту – десять, но они вскоре подружились. Выяснив, что интересует мальчика, Талмуд стал приносить ему учебники по математике и точным наукам, а Альберт каждую неделю охотно показывал Максу задачи, над которыми работал. Вначале Талмуд помогал Эйнштейну, но достаточно скоро тот превзошел своего учителя.
Эти занятия оказали большое влияние на Эйнштейна. “Читая научно-популярные книги, я скоро пришел к убеждению, что большинство библейских историй никак не могут быть правдивыми. Появилось ощущение, что с помощью лжи государство намеренно вводит в заблуждение молодежь – вывод сокрушительный, – вспоминал он. – Последствием этого стало прямо‐таки фанатическое свободомыслие” [36].
Такое понимание религии сохранилось у Эйнштейна на всю жизнь: он всегда возражал против религиозной ортодоксии и ритуалов, был враждебно настроен по отношению к любым авторитетам и догмам. Прямым следствием нового мироощущения стал отказ от бар-мицвы в последний момент, хотя на подготовку к этой церемонии Альберт потратил около трех лет.
5
Не только религия теперь вызывала у Эйнштейна отвращение. Под музыку барабанов и труб, чеканя шаг, через Мюнхен периодически проходили немецкие полки, вызывая радостный ажиотаж горожан. Окна дрожали, когда отряды шли строевым шагом, дети выбегали на улицу и, подражая солдатам, маршировали рядом. Однажды, увидев это представление, Эйнштейн расплакался. “Когда я вырасту, – объяснил он родителям, – я не хочу быть одним из этих бедолаг” [37].
И образование было устроено на военный лад. В гимназии Луитпольда, как и в большинстве немецких школ того времени, обучение основывалось на зубрежке, дисциплине и систематизации. Вопросы не приветствовались: урок следовало выучить наизусть и повторить заученное. Авторитет учителей всегда был непререкаем. Оценки у Эйнштейна были хорошие, но, открыто презирая школьную систему, гимназию и своих учителей (позже он назвал их “лейтенантами”), он никак не мог считаться прилежным учеником.
Как‐то один из учителей не выдержал и объявил присутствие Эйнштейна в классе нежелательным. Тот ответил, что не сделал ничего плохого. “Да, – сказал учитель, – но вы сидите там, на задней парте, и улыбаетесь, и само ваше присутствие в классе подрывает мой авторитет” [38]. Тот же учитель пошел еще дальше и сказал, что был бы рад, если бы Эйнштейн вообще покинул школу.
В пятнадцать лет Альберт оказался практически один в Мюнхене. После разорения отцовской фирмы семья переехала в Италию, а он остался в Мюнхене, чтобы закончить школу, и ему пришлось жить с дальними родственниками. Эйнштейн был в таком отчаянии, что уговорил их семейного доктора (старшего брата Макса Талмуда) выписать справку о том, что у него неврологическое расстройство и поэтому он должен прервать занятия. Затем Альберт отправился к своему учителю математики и попросил его подтвердить, что в совершенстве освоил предмет и является отличным математиком. В 1894 году, как раз перед рождественскими каникулами, Эйнштейн собрал чемодан, купил билет на поезд и, никого не предупредив, появился в доме своих родителей в Милане. Герман и Паулина оторопели, но, невзирая на их бурные протесты, Эйнштейн остался непреклонен: в Мюнхен он возвращаться не собирается.
Он обещал учиться самостоятельно и подготовиться к сдаче экзаменов в Политехникум – высшую техническую школу в Цюрихе. Именно там Эйнштейн собирался получить высшее образование. Несмотря на свои страхи и сомнения, Герман и Паулина сделали все, что было в их силах, пытаясь помочь Альберту реализовать его план. Когда выяснилось, что в Политехникум принимают только с восемнадцати лет, родителям удалось убедить друга семьи помочь сыну и уговорить ректора сделать для него исключение. Очевидно, этот друг серьезно отнесся к возложенной на него миссии и, рекомендуя Альберта, явно не скупился на похвалы. Альбин Херцог, директор Политехникума, ответил:
Согласно моему опыту, неразумно забирать ученика, даже так называемого вундеркинда, из того образовательного учреждения, где он начал обучение… Если Вы или родственники молодого человека, о котором идет речь, не согласны с моим мнением, я в виде исключения и в нарушение возрастных ограничений разрешу ему сдать вступительный экзамен в наш институт [39].
Экзамен начался 8 октября 1895 года и длился несколько дней. Эйнштейн провалился. Он хорошо справился с заданиями по выбранным им дисциплинам – математике и физике, но предметы из общего раздела – историю литературы, политические и естественные науки – сдать не смог. Эйнштейн не был ни настолько самоуверен, ни настолько глуп, чтобы не понять: его эксперимент не удался. Когда он пытался ответить на вопрос по зоологии, зияющие прорехи в его образовании стали очевидны. “Мой провал, – вспоминал Эйнштейн впоследствии, – был абсолютно обоснованным” [40].
Тем не менее его ответы по математике и физике произвели такое впечатление, что Альберта не просто отправили восвояси, а скорее обнадежили. Вопреки правилам декан физического факультета профессор Генрих Вебер [41] пригласил Эйнштейна посещать его лекции. В то же время Херцог рекомендовал ему завершить образование в местной средней школе и на следующий год сдать экзамены повторно. Если Альберт получит диплом, его допустят до экзаменов [42], хотя он и будет на полгода моложе, чем требуют правила Политехникума.
