Гамаль Абдель Насер - Агарышев Анатолий Аркадьевич

Где достоинство? Где национальное самосознание? Где то, что называется молодежным движением? Все это исчезло, и нация спит, как человек в канаве. Кто может разбудить их, эти несчастные создания, которые даже не знают, кто они такие?»

Такова была обстановка в стране в 1936 году, когда Гамаля за несколько месяцев до окончания школы арестовали. Абдель Насеру пришлось приложить максимум усилий для того, чтобы его сына освободили и допустили к выпускным экзаменам.

Гамаль закончил школу. Для него не было вопросов о выборе дальнейшего пути. Он мечтал стать офицером. Вскоре Гамаль предстал перед членами приемной комиссии военного факультета.

— Как зовут?

— Гамаль Абдель Насер.

— Чем занимается ваш отец? — спросил после длительной паузы офицер, наклонившись над столом, покрытым красной скатертью.

— Почтовый служащий.

Сидящие за столом переглянулись.

— На крупной должности?

— Нет. Обычный служащий… — лицо Гамаля сделалось пунцовым.

— Место рождения?

— Провинция Асьют. Село Бани-Мур.

— Значит, вы из крестьян?

Офицер, задававший вопросы, оставался абсолютно бесстрастным, однако глаза остальных горели неподдельным любопытством.

— Да, — спокойно сказал Гамаль.

— В вашей семье были офицеры?

— Нет.

— Почему же вы решили пойти на военную службу?

— Чтобы отдать жизнь за родину.

Так говорили все. Привычный, так сказать, ответ. Но он звучал почему-то по-особенному в устах этого юноши. В комнате снова воцарилось неловкое молчание, словно экзаменаторы задумались, почему же они-то не отдали жизнь за родину, дослужившись до высоких чинов.

— У вас есть собственность?

— Нет.

Ответ снова поверг присутствующих в состояние неловкости.

— Рекомендует ли вас кто-нибудь?

— Нет.

— Вы участвовали в студенческих демонстрациях? — задал свой последний и главный вопрос председатель приемной комиссии.

— Да.

— Так… — Председатель постучал по столу пальцами. — Можете идти…

Напрасно на следующий день искал Гамаль свою фамилию в списках слушателей военного факультета. Раньше была надежда… Теперь же его постоянно мучил вопрос: что делать дальше?.. Школа закончена, двери Военной академии перед ним закрылись. Родственники оказывали на него давление, заставляя идти в полицейскую школу. Им нравилась черная форма и привилегированное положение полицейских, которыми командовал английский генерал Рассел.

Гамаль вспомнил столкновение студентов и школьников с полицией, в которых совсем недавно он сам принимал участие. На его лице еще оставался шрам от полицейской пули. Только хадж Хуссейн поддержал в семейном споре своего внука. Но не эта помощь, а прошлое Гамаля спасло его от черного мундира, ведь из-за арестов он находился на подозрении.

Насер знал, что это же прошлое не позволило ему поступить в Военную академию.

Но Гамаль считал также, что, даже будь он абсолютно безупречен с точки зрения полицейского понимания благонадежности, все равно его крестьянское происхождение явилось бы помехой: только дети крупных помещиков могли стать членами офицерской касты. Как ни мечтал Гамаль о военном поприще, а приходилось искать другой путь.

В арабских государствах существовал закон, согласно которому лишь лица с юридическим образованием могли активно участвовать в политической жизни страны. Так, например, только юристы получали разрешение на издание газет и журналов, на формирование общественных организаций и партий.

По-видимому, Гамаль, с детских лет участвовавший в борьбе, которую вела революционная молодежь, принимал это в расчет, подавая заявление на юридический факультет Каирского университета. В отличие от привилегированной Военной академии университет был довольно демократическим учебным заведением. В тридцатые годы здесь училось много крестьянских детей. Летом они помогали отцам работать на полях. И только в конце сентября, когда хлопок был убран и продан, родители могли заплатить за учение сыновей. Поэтому и учебный год в Египте начинается обычно в первых числах октября. И Насер успел поступить в университет. Учился он с интересом, много читал, но продолжал мечтать о военной карьере. И вдруг, проучившись в университете уже полгода, он узнает, что объявлен дополнительный набор сорока четырех слушателей в Военную академию.

На этот раз Гамаль действовал по-другому. Решив заручиться поддержкой влиятельного покровителя, он с помощью своего дяди Халиля стал добиваться приема у заместителя секретаря министерства обороны генерала Ибрагима Хейри-паши. Гамаль ненавидел эту систему «патронажа», но приходилось поступать по арабской пословице: «скриви глаз свой, если вошел в деревню кривых».

Генерал принял юношу дома. Гамаль честно рассказал ему о том, как он провалился на собеседовании. Хейри-паша был известен своей заботой о воспитании национальных офицерских кадров. Внимательно выслушав молодого человека, он убедился в его настойчивости и серьезности и обещал поддержку.

В тридцатые годы впервые в истории Египта в аудиториях и на плацах академии появились кадеты — выходцы из средних слоев общества. Не только Гамаль, но и такие офицеры, как Абдель Хаким Амер, Анвар Садат, Хуссейн аш-Шафи, Халид Мохиеддин и его двоюродный брат Закария Мохиеддин, и другие, из тех, кто впоследствии вошел в число руководителей египетской революции 1952 года, поступили в академию именно в эти годы. Насер и его друзья являлись совершенно новым элементом в египетской армии: энергичные, патриотически настроенные молодые люди готовы были посвятить себя борьбе за независимость своей родины.

17 марта 1937 года Гамаля приняли в Военную академию. Отныне перед ним была ясная цель — стать хорошим офицером. Вскоре начальство по достоинству оценило его организаторские способности. В 1938 году ему уже поручили наблюдать за набором новых слушателей. Один из них, Абдель Хаким Амер, высокий и худой парень, вскоре стал ближайшим другом Гамаля. Однокурсники прозвали Гамаля «Джимми», а Амера — «Робинзоном» за его терпение и любовь к приключениям. В результате блестящей сдачи экзаменов «Джимми» вскоре присвоили звание капрала. Программа Военной академии была рассчитана на три года, однако в 1938 году армия остро нуждалась в офицерах, поэтому ввели ускоренный курс обучения. Через шестнадцать месяцев капрал «Джимми» сдал уже выпускные экзамены с высокой отметкой: 71 балл из 100. Самая высокая оценка в его табеле была «по организации и управлению» — 95, а также «по науке и математике» — 81. Хуже дела обстояли с военной историей — 68. (Это выглядит несколько странным, потому что история еще в школе была его любимым предметом.)

Занимаясь в академии, Гамаль большую часть своего времени проводил в библиотеке: в его формуляре перечислены книги на английском языке, которому он уделял много внимания, труды по военной истории и политике, биографии Наполеона, Бисмарка, Кемаля Ататюрка. Особый интерес «Джимми» проявлял к экономическим проблемам Ближнего Востока.

Летом 1938 года в Бани-Мур пришло письмо, в котором Гамаль извещал деда и остальных родственников о том, что после окончания Военной академии он будет жить и работать совсем рядом, на станции Мункабад…

И вот лейтенант Гамаль Абдель Насер едет к месту службы, в края, которые можно назвать сладким, щемящим душу словом «ватан», что значит — «родина». Стоя у окна вагона, он вспоминал свое детство, Бани-Мур, дом деда. Положив, бывало, за пазуху теплые домашние лепешки и попрощавшись со своими друзьями — деревенскими мальчишками, Гамаль спешил верхом на осле в Асьют, к отцу. В те годы он видел то же самое, что и сейчас: поля и феллахов в голубых галябиях…

Через некоторое время Гамаль писал Хасану эль-Нашару: «Вчера я приступил к служебным делам в Мункабаде. Это прекраснейший поэтический уголок земли, возбуждающий воображение. Кругом горы, пустыня, угодья, лужайки и каналы. На севере — поля, на юге — цепь гор простирается с востока на запад, охватывая, словно руками, пустыню. Счастлив сообщить тебе, что мой характер неизменен. Гамаль в Мункабаде — тот же самый Гамаль, которого ты знал прежде, — человек, который ищет повод для надежд, но они исчезают, как облака».