Революционное самоубийство - Ньютон Хьюи Перси

Довольно скоро я получил письмо, написанное врачом по фамилии Агилар с ученой степенью доктора. Письмо было напечатано в нашей газете «Черная пантера». Там я прочел следующее:

«На своей медицинской практике я не припомню такого случая, когда пациента с сильным ранением в брюшную полость, страдающего от жестокой боли и кровоизлияния, «лечат», приковывая к кушетке для осмотров таким образом, что спина у него оказывается выгнутой, а живот напрягается. И все-таки именно такая фотография, отразившая процесс осмотра пациента на «скорой», появилась на первой странице местной газеты в прошлый выходной. На переднем плане с нарочито серьезным видом стоит полицейский, такой здоровый, что кажется карикатурным. Может быть, это он сказал проводившему осмотр врачу, что с пациентом следует обходиться таким необычным образом?

Как ни странно, но эта фотография, возможно, почти не нарушила обычный и приятный выходной, которым наслаждались мои соседи. Не слишком возмутила она и моих коллег — они обратили на нее лишь минутное внимание. Что касается меня, эта фотография намертво отпечаталась в моем мозгу. Я считаю этот снимок важнейшим свидетельством современной истории, он знаменует собой конец и начало. Я поняла, что лично для меня хватить слушать, читать и размышлять. Пришла пора говорить, действовать и давать отпор.

Я прочла несколько эссе, автором которых является пациент, т. е. Хьюи П. Ньютон. Я слышала, как он со всей страстью и старанием пытался донести свои идеи и надежды до того множества людей, которые обращались к нему с вопросами. Час за часом он продолжал говорить с теми, кто поддерживал его, и с тем, кто питал к нему недоверие, и делал это в одинаковой манере, без всякой злобы. Я слушала, как он пересказывает идеи из книг д-ра Фэнона, передавая их всего лишь несколькими потрясающе последовательными предложениями. Услышав его выступление, я была потрясена до глубины души. Как этот молодой человек двадцати пяти лет может прекрасным научным языком изложить тенденции развития современного общества в историческом, социально-экономическом и политическом разрезе? Как это у него получается, если я в свои сорок пять лет, из которых семнадцать лет я проучилась в колледже и потом продолжила образование после получения докторской степени, если я прихожу к выводу о том, что знаю ничтожно мало о ценности человеческой личности и должна начать все сначала.

Начать сначала я решила, когда несколько недель назад увидела пациента, говорившего с группой людей на улице, многие из которых подходили просто так и, послушав немного, шли своей дорогой. Один такой молодой человек позвонил вечером и сказал, что он попал в тюрьму. Полиция задержала его, потому что полицейским показалось, будто он совершил какое-то незначительное нарушение Автомобильного кодекса. Как выяснилось, они ошиблись, поскольку быстро установили, что никакого нарушения не было. Недовольные, полицейские устроили длиннющее расследование и, в конце концов, установили, что год назад молодой человек неудовлетворительно ответил на обвинение в том, что он водит машину с недействительными водительскими правами. Из-за этого он оказался за решеткой. Залог назначен в сумму 550 $. На заполнение заявки, уплату надлежащих денежных взносов и встречу с нужными людьми ушло три часа, и только после этого бедный чернокожий парнишка выбрался из тюремной камеры.

Через пару дней после этого случая мы с подругой ехали по шоссе. Так ее останавливали четыре раза за нарушение Автомобильного кодекса, включая отсутствие разрешения на трейлер, который был прицеплен к нашей машине. С нами ничего не случилось, хотя через несколько миль нас опять остановила полиция, на этот раз за нарушение правил дорожного движения. Несмотря на это, мы преспокойно вернулись домой к обеду, мы, две белых леди, проживающие в комфортабельном «белом» районе. Потом моя подруга сказала мне, что залог за все эти нарушения составил всего-навсего 15 $! Так что, пожалуйста, дорогие мои белые братья и сестры, не тратьте мое время, доказывая мне, что все американцы одинаково получают по закону. Я вам не поверю.

Я приношу вам извинения, мистер Ньютон, за дополнительные страдания, которые вам пришлось перенести, пока ваши раны осматривал врач. Я извиняюсь за все ужасы гетто и нечеловеческие условия, в которых из-за безнравственной политической и социальной системы… в подобных вам людей будут неизбежно стрелять на улицах нашего города.

Мэри Джейн Агилар, доктор медицины».

Все время, пока я находился в больнице, полицейские изо всех сил старались измучить меня до смерти. Стоило мне отключиться, как они толкали кровать или трясли меня. Один из них держал перед моим лицом дробовик с отпиленным стволом, предупреждая, что дробовик может выстрелить случайно. Другой махал передо мной бритвой и грозился перерезать трубки, чтобы оставить меня задыхаться. Еще один предсказывал, что я совершу самоубийство, нечаянно выдернув трубки из носа. Иногда они даже двигали трубки. Полицейские говорили мне, что я «сгорю в аду». Они без конца повторяли свою угрозу насчет того, что я умру в маленькой газовой камере с зелеными стенами в Сан-Квентине. Если уж я спасусь от камеры, они пообещали все равно достать меня и лишить жизни. Они даже бились об заклад, споря о том, светит ли мне газовая камера или тюряга. Они то и дело говорили что-нибудь вроде: «Ниггер скоро сдохнет. Он конченый человек. Он скоро отдаст концы в газовой камере».

Я не отвечал на это, но жаловался медсестрам на жестокое обращение. Начальница над младшим персоналом больницы заглянула ко мне, извиняюще улыбнулась полицейским и спросила, тревожат ли они меня. О, конечно же, нет, ответили они, улыбаясь женщине в ответ. Когда она вышла из палаты, оскобления посыпались на меня с новой силой. Полицейские даже не давали чернокожим медсестрам ухаживать за мной. Белые медсестры приходили и уходили по желанию, но стоило чернокожей медсестре начать мерить мне давление, как полицейский схватил ее, и она с ужасом выбежала из палаты. Тут вернулась начальница. «Ну вот, теперь вы знаете, что эта медсестра здесь работает, — сказала она. — Вам не следует так с ней обращаться». Жестокие игры продолжались до тех пор, пока моя семья, хотя она с большим трудом могла себе это позволить, не наняла для меня частных сиделок, которые находились рядом со мной все время. После этого мое положение улучшилось, поскольку сиделки наблюдали за полицейскими и добивались того, чтобы те меня не трогали.

Как только моя семья узнала о том, что со мной случилось, мои родные и близкие стали делать все возможное, чтобы помочь мне. Они сразу же поспешили в Кайзеровскую больницу и оставались поблизости, пока мне зашивали рану. Потом они наняли сиделок, чтобы защитить меня от жестокостей полицейских в Хайлендской больнице. Мой брат Мелвин, сестра Леола вместе с Элдриджем Кливером и другими «Черными пантерами» начали готовить мою защиту в суде. Они хорошо понимали, насколько трудно мне будет защищаться, ведь полиция твердо вознамерилась добиться обвинительного приговора для меня и уничтожить нашу партию. Полиции представился превосходная возможность для этого. Бобби сидел в тюрьме, а у полиции было на руках простое судебное дело, исход которого, по их мнению, был предрешен.

Старания моих родных по обеспечению самой лучшей защиты в суде довольно скоро дали ободряющие результаты. Как-то после полудня (я лежал в Хайлендской больнице уже несколько дней) я услышал шум, доносившийся из-за двери моей палаты. Судя по всему, полицейские кого-то не хотели пускать ко мне, кажется, женщину, и она ругалась на чем свет стоит. Это была Беверли Аксельрод, юрист, которая так много сделала, чтобы вызволить из тюрьмы Элдриджа Кливера. С ней пришел чернокожий адвокат. Я был еще очень слаб, поэтому в тот день Беверли не стала со мной долго разговаривать. Она лишь заверила меня в том, что делается все возможное, чтобы достать для меня лучшего адвоката. Беверли чувствовала, что для нее мое дело окажется слишком тяжелым, но я видел в ней человека, который будет защищать меня до последнего, чего бы это ни стоило.