Это один из диалектических парадоксов советского времени, который при любых маневрах власти вряд ли удалось бы разрешить без моральных потерь: провести индустриализацию без «пьяного бюджета» невозможно. Но и критику царского режима, «спаивавшего народ», нельзя было прекращать. Что в результате? Примерно раз в три года, если не чаще, в стране начиналась пропагандистская кампания против пьянства, «за трезвый быт». Как снова не вспомнить Маяковского — агитатора, горлана, главаря и досконального комментатора эпохи?
Мы пафосом новым упьемся допьяна,
Вином своих не ослабим воль.
Долой из жизни два опиума —
Бога и алкоголь!
Сам поэт трезвенником, как известно, не был, впрочем, как и горьким пьяницей. Но направление пропагандистского пафоса само по себе показательно.
Тем временем производители водки небезуспешно старались повысить качество «беленькой». Над советской «новоблагословенной» к концу 1920-х уже не смеялись.
6. По плану Сталина
В самом конце 1920-х генеральный секретарь перехватил у Рыкова инициативу по этому вопросу (мы увидим, что и по многим другим). В письме к Молотову 1 сентября 1930 года Сталин изобретательно витийствовал: «Откуда взять деньги? Нужно, по-моему, увеличить (насколько возможно) производство водки. Нужно отбросить прежний стыд и прямо, открыто пойти на максимальное увеличение производства водки на предмет обеспечения действительной и серьезной обороны страны… Имей в виду, что серьезное развитие гражданской авиации тоже потребует уйму денег, для чего опять же придется апеллировать к водке». Рыков это понимал и давненько предлагал нечто схожее. И его снова привлекли к этому делу — на этот раз не как инициатора, но как главного исполнителя воли партии.
Результат известен. 15 сентября 1930 года Политбюро приняло решение: «Ввиду явного недостатка водки, как в городах, так и в деревне, роста в связи с этим очередей и спекуляции, предложить СНК СССР принять необходимые меры к скорейшему увеличению производства водки. Возложить на т. Рыкова личное наблюдение за выполнением настоящего постановления. Принять программу выкурки спирта в 90 млн. ведер в 1930/31 году» [95]. Этот план удалось не только исполнить, но и перевыполнить.
Отныне продажу спиртного ограничивали только в дни революционных праздников, чтобы не «похабить» священных дат, и во время военных сборов. Кроме того, в дни выдачи заработной платы водку не продавали в магазинах, расположенных по соседству с крупными предприятиями. Но эти запреты действовали только день-два в месяц. В остальные дни приобретать «злодейку с наклейкой» можно было беспрепятственно. И то верно: без «хмельных» доходов страна вряд ли провела бы ускоренную индустриализацию и подготовилась к войне. Оказалось, что торговля водкой, винами и наливками, а также коньяками — не помеха для строительства первого в мире государства рабочих и крестьян, а совсем наоборот.
Алексей Рыков, 1927 год [РГАСПИ. Ф. 56. Оп. 2. Д. 58. Л. 97]
14 ноября 1931 года в Ленинграде на ул. Марата (дом № 79) был открыт первый в стране медицинский вытрезвитель. Там «временно изолировали» людей, задержанных в нетрезвом виде, оказывали им медицинскую помощь «с целью скорейшего вытрезвления». Особой гуманностью отличалось отношение к спиртным напиткам, которые отбирали у «тепленьких» граждан в вытрезвителе: через 1–2 дня, «после выздоровления», бутылки — и полные, и недопитые — им возвращали. Трудно даже представить такую вежливость в этой грубоватой сфере! Но это тоже штрих к ранней советской истории: без своеобразных всплесков гуманизма ее представить нельзя.
В это время Рыков уже не возглавлял Совнарком, но оставался в правительстве. И водку все равно называли «рыковкой» — независимо от крепости. Кстати, после отставки Алексея Иванович с поста предсовнаркома производство водки и водочных напитков в стране каждый год увеличивалось. 1930 год — 618 миллионов литров, 1933-й — 700, 1936-й — 776, наконец, 1939-й — 1095 миллионов литров. Продавались эти напитки практически без ограничений — правда, главным образом в городах. В селах, несмотря ни на какие запреты, как правило, удовлетворялись крамольным самогоном. И так, если говорить об истории Советского Союза, — вплоть до 1985 года, когда борьба со спиртным приняла радикальный и, может быть, роковой для страны оборот.
Да, пьянство по-прежнему считалось идеологически чуждым хобби для строителей коммунизма, а продажа водки по-прежнему воспринималась как некий вынужденный компромисс, о чем напрямую говорили руководители государства. Пропагандистам приходилось изворачиваться, как ужам на сковородке. В «Крокодиле» пьющих высмеивали нещадно. Доставалось даже работникам Совнаркома, которые рапортовали о выполнении плана по производству «хлебного вина». Большая советская энциклопедия — как считалось, самое авторитетное издание — в 1950 году безапелляционно утверждала: «В Советском Союзе, где окончательно ликвидированы эксплуататорские классы, где непрерывно повышается материальное благосостояние народа, уничтожены социальные корни алкоголизма». Опрометчивый тезис, в который даже в те времена никто не верил. Опытным путем в СССР доказали, что алкоголизм «благополучно» существует и без социальных корней, без «алчной буржуазии». Болезни, связанные с неумеренным потреблением спиртного, уничтожали мужчин в расцвете лет — и с ростом благосостояния трудящихся этот процесс только усугублялся. С невоздержанностью в питии пытались бороться по-научному, но не избегали и насильственных методов.
7. Медицинский вопрос
И здесь необходимо вспомнить, что продолжительность жизни советского человека при Рыкове, несмотря на отмену сухого закона, заметно увеличилась. В этом немалая заслуга одного из постоянных соратников председателя Совнаркома — первого министра здравоохранения в истории нашей страны Николая Семашко. Дело даже не в его врачебных талантах. Семашко удалось создать работоспособный аппарат, постепенно покрывший своей сетью всю страну. Этого определенно не хватало в Российской империи. Семашко стал наркомом в 1918 году, а покинул наркомат почти одновременно с отставкой Рыкова с поста председателя Совнаркома. Знаменитая «система Семашко» — это единство профилактики и лечения, управляемая централизация системы и доступность здравоохранения для всех граждан. На словах все это выглядит как нечто привычное, обыкновенное, естественное. Но система создавалась, когда еще шла Гражданская война, не говоря уж о разрухе, нищете, полуголодном существовании миллионов. Наркомат здравоохранения — такая организация создавалась впервые в мире. И координатором этого проекта был Рыков. Ни в царской России, ни в других европейских странах таких ведомств не существовало. Хотя большие государственные программы, связанные с медициной, не раз разрабатывались и в Германии, и в России.
За несколько лет им удалось выстроить цепочку, напоминавшую партийную вертикаль от «первички» до Политбюро: фельдшерско-акушерский пункт (ФАП) — участковая поликлиника — районная больница — областная больница — специализированные институты. Всех граждан страны прикрепили к участковым поликлиникам по месту жительства, без медицинской помощи — разумеется, бесплатной — не должен был остаться никто. Вошли в систему и медицинские учебные заведения, и влиятельные в то время общественные организации.
Семашко стремился к полной централизации медицины. Это не удалось ни ему, ни Рыкову. Помимо той иерархии, которую он выстраивал, возникла, конечно, и номенклатурная медицина, и ведомственные «ветви» — военная, шахтерская, железнодорожная. Они тоже подчинялись Наркомату здравоохранения, но… не вполне. Рыков, как и Семашко, выступал против этих «исключений из правил». Медицина и просвещение — это две отрасли, которые в рыковские годы развивались честно, даже опережая политические обещания. Здесь прорыв был несомненен.
