Знакомьтесь, Черчилль - Маккей Синклер

Дань уважения от ведущих политиков была не менее трогательной. «Именно сэр Уинстон, прежде всего он, с его страстной ненавистью ко злу, сплотил нацию в борьбе против тирании, — сказал сэр Александр Дуглас-Хьюм, бывший премьер-министр и лидер Консервативной партии, — и именно он своей силой воли и мужеством изменил баланс войны с поражения на победу».

Премьер-министр Великобритании Гарольд Уилсон отметил значимость Черчилля еще проницательнее и тоньше, назвав его ориентиром для нации и всего мира. «Сэра Уинстона будут оплакивать во всем мире, все, кто ему так многим обязан. Он наконец упокоился после жизни, в которой творил историю, и люди будут помнить эту историю до тех пор, пока они ее учат».

Были и другие сильные слова от старых коллег и товарищей из разных уголков мира. Бывший президент США Гарри Трумэн воспел «бесстрашный дух» Черчилля в «победе над силами зла и тьмы», добавив с великой скорбью: «Он был мне очень хорошим другом». Во Франции президент де Голль, который так много и резко спорил с Черчиллем на протяжении всей войны, заявил, что «все в моей стране, как и я сам, убеждены, что сэр Уинстон… чрезвычайно мощно способствовал спасению французского народа и свободе всего мира. В той великой драме он был самым великим». Генерал отправил отдельное, более эмоциональное личное послание леди Черчилль. «Я вижу в его уходе гибель великого человека, моего товарища по войне и моего друга», — написал он ей.

Сначала «великий человек» будет лежать в Вестминстер-холле, чтобы народ мог подойти к катафалку и отдать ему дань уважения. Как мы видели недавно, когда скончалась ее величество королева Елизавета II, в этом суровом многовековом помещении, посередине которого на помосте в окружении свечей возвышается гроб, царит некая мощная стихия. Это был также один из тех редких исторических моментов, когда — вдали от шума и драмы газет, телевидения, радио и массовых развлечений — раскрывается другая сторона народа.

На протяжении двадцати лет, прошедших после войны, большинство из тех, кто на ней воевал — по всему миру, — очень мало говорили о своем возвращении. Они пытались похоронить свою травму и горе ради покоя и счастья родных. Они не говорили дома о войне. Но в дни, подобные этому, нация, поставившая свои воспоминания на паузу, словно получает шанс на более яркую форму выражения скорби.

В среду, 27 января, после того как премьер-министр и другие высокопоставленные политики отдали дань усопшему, к очереди в Вестминстер-холле присоединились группы бывших солдат. «Искалеченные войной (так в оригинале. — С. М.) в медалях пришли сегодня в Вестминстер-холл, — сообщает газета Coventry Evening Telegraph. — Это была трогательная сцена: некоторых людей в инвалидных колясках везли их друзья. Другие инвалиды шли мимо катафалка под черной драпировкой на костылях или с тростью. Какой-то слепой прошел через зал, держась за плечо друга».

Три дня, пока тело Черчилля лежало в Вестминстер-холле, зал был открыт день и ночь. «В начале пятого, — говорилось в еще одном репортаже, — среди новой публики в очереди в зал начали появляться женщины, направлявшиеся на работу». На дворе стоял 1965 год, это был «свингующий, веселящийся» Лондон, но подавляющее большинство жителей этого огромного «заводного» города по-прежнему жили так же, как сто лет назад. «Они заходили небольшими группками в своих цветных платочках — в кои-то веки прервав свой веселый утренний щебет, — чтобы пройти мимо катафалка». Похоже, Черчилль своей смертью сумел стереть былую классовую вражду.

«Это было похоже на театральные декорации», — вспоминал впоследствии известный актер и режиссер Колин Фревин, которого мальчишкой водили к гробу Черчилля. Очередь из желавших попасть внутрь Вестминстер-холла тянулась аж до южного берега Темзы. Было «темно, холодно и очень торжественно — потрясающий опыт для маленького ребенка». За три дня попрощаться с Черчиллем пришло около 320 тысяч человек.

В день похорон январский холод усилился. В 9:45 утра в субботу, 30 января, железные колокола Биг-Бена вибрировали в замерзшем, наполненном белым туманом воздухе. В Гайд-парке дали салют из девяноста орудий. Гроб Черчилля, поставленный на лафет и задрапированный государственным флагом Соединенного Королевства, вывезли солдаты 2-го батальона Гренадерского гвардейского полка. Перед лафетом шагали 98 военных моряков. Процессия двинулась по улицам на восток, ее замыкали еще сорок военных моряков. Ритм их марша поддерживался барабанщиком Королевского флота. За матросами следовали сын Черчилля Рэндольф, его внук Уинстон и другие члены клана Черчиллей мужского пола. Вдова, дочери и внучки ехали в конных экипажах.

Час спустя процессия поднялась на холм Ладгейт-Хилл, к собору Святого Павла, где гроб ждали носильщики. Среди них были и почетные, которые несли переднюю часть гроба, в том числе Энтони Иден, Гарольд Макмиллан и — что весьма необычно, учитывая его почтенный возраст (82 года), — бывший премьер-министр Клемент Эттли (на тот момент уже граф Эттли, член палаты лордов).

В случае Эттли его связь с усопшим простиралась на десятилетия назад: он был среди тех, кто участвовал в Галлиполийской кампании 1915 года, и, в отличие от многих, никогда не обвинял Черчилля в ее провале. Черчилль рука об руку с Эттли трудился в годы войны с Гитлером. Через залив их политических убеждений всегда тянулся мост из вспышек искренней симпатии и привязанности. На ступеньках церкви пожилой Эттли вдруг споткнулся, грозя нарушить равновесие гроба. Два солдата тут же подскочили к нему, удержали гроб и восстановили равновесие. Но Эттли все равно настоял на выполнении этой почетной обязанности — как последнего жеста уважения и дружбы с усопшим.

«С того места, где мы стояли, — писал потом бывший офицер морской пехоты Великобритании Майкл Кернан, наблюдавший за происходящим снаружи собора, — я видел аргайлских и сатерлендских горцев [155] и не мог думать ни о чем, кроме того, как же они, должно быть, замерзли в своих килтах. Ведь это был самый холодный день за всю мою жизнь. Стужа продирала даже меня, в моем теплом мундире, длинных брюках и шинели».

Многие отмечали, что Черчиллю очень понравился бы выбор звучавших на его похоронах гимнов: все они были из его любимых, например «Тот, кто доблестен» и «Господь нам щит из рода в род». Отмечалось также, что королева в тот день нарушила протокол. Во всех других обстоятельствах монарх прибывает на похороны последним, у него высший приоритет. В этом же случае королева появилась одной из первых. Кроме того, она и другие члены королевской семьи ехали не первыми, как того требует королевский протокол. Процессию возглавили леди Черчилль и другие близкие родственники усопшего, а королева следовала за ними.

Гроб вынесли из собора, и гвардейцы-гренадеры пронесли его по закопченным улицам города, вниз по Тауэрскому холму и вдоль реки Темзы (по словам самого Черчилля, «серебряной нитью пронизывающей всю историю Британии») до места, где ждало судно «М. В. Хавенгор». Военные моряки погрузили гроб на борт, и, когда он отправился в свое последнее плавание по Темзе, в месте, которое тогда называлось Лондонским пулом (примерно там, где сейчас находится галерея «Хэйз»), рабочие доков салютовали ему стрелками башенных кранов — последний момент не планировался, это произошло спонтанно. Несколько лет спустя появлялись заявления, что докеров, которые обычно работали по субботам только до обеда, подкупили (предположительно, чиновники из администрации лондонского порта), чтобы те пришли на работу. Однако многие из рабочих упорно настаивали, что с их стороны это был добровольный жест и дань уважения.

Пока «М. В. Хавенгор» медленно шел вверх по течению по грязным ледяным водам Темзы, небо над ним взревело от пролета шестнадцати истребителей Королевских военно-воздушных сил Великобритании «Электрик лайтнинг» — серебристых, коротких, похожих на дротики. Это был единственный футуристический элемент дня, в остальном насыщенного визуальными символами вековых традиций. Гроб выгрузили на берегу Фестивального причала, недалеко от Королевского фестивального зала, и оттуда отвезли на станцию «Ватерлоо», где ждал специально заказанный поезд. Тут мы снова видим один из любопытных символов смены эпох. Паровой локомотив, который должен был доставить гроб Черчилля к месту захоронения, был времен битвы за Британию. Таким его видел Чарльз Диккенс — да и молодой Черчилль. Аналогичный паровоз когда-то вез молодого Черчилля в Кэмберли, обратно в казармы в Сандхерсте. Но к моменту похорон многие поезда уже тянули тепловозы, активно обсуждалась электрификация железных дорог. В 1965 году паровые двигатели постепенно вытеснялись, а к 1968 году их не останется совсем. К 1970-м они будут восприниматься как причудливый антиквариат. Тот локомотив направился к железнодорожной станции «Ханборо» в Оксфордшире.