Тайны уставшего города - Хруцкий Эдуард Анатольевич

Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 75

С какой целью провели эту амнистию, для меня остается загадкой до сих пор. Последствия ее Москва ощутила на себе уже в конце апреля 1953 года.

На садовой скамейке, неведомо как попавшей в дежурную часть отделения милиции в Сергиевском переулке на Сретенке, сидели три одинаково одетых, вернее, раздетых человека. На каждом были майка, трусы и носки.

Через час милиционеры привели еще четверых в таком же «прикиде».

История у всех была одинаковой. Шли по Сретенке, подошли трое, приставили нож, завели в подъезд и раздели. Время было обеденное, два часа пополудни, так что раздевали при ясном солнце, в дневное время. Такого в Москве еще не было. Людей раздевали средь бела дня. О том, что творилось на улицах Москвы ночью, лучше не вспоминать.

Но в городе была одна организация, готовая к любым неожиданностям, — МУР.

И зашустрили по Сретенке хорошо одетые, явно денежные мужчины. Шустрили, шустрили — никто их раздевать не захотел.

А тут в отделение на Сретенке позвонил начальник «полтинника», знаменитого 50-го отделения милиции, которое располагалось на Пушкинской улице, Иван Бугримов и сообщил, что у него в дежурке сидят в трусах четыре актера МХАТа, которых раздели в Столешниковом.

Оперативники со Сретенки быстро перебрались в Столешников.

Самый шикарный костюм из синей жатки был у опера Володи Корнеева, на него и клюнули у дома шесть рядом с аркой.

Подошли трое, показали нож, завели под арку.

— Раздевайся.

— А может, не надо? — тянул время Корнеев.

— Надо, фраер, ох как надо, а то печень вырежем.

Володя снял пиджак, пистолет был сзади за ремнем. Он протянул пиджак главарю.

— Бери.

Тот опустил нож и взял пиджак.

Корнеев выдернул «ТТ».

— Руки в гору!

Один из грабителей дернулся, и Корнеев всадил ему пулю в бедро. В подворотню ворвались опера и скрутили налетчиков. Каково же было удивление сыщиков, когда они выяснили, что все четверо урок постоянно прописаны в Москве, более того, все до одного учатся в престижных институтах и родители у них весьма уважаемые люди.

Подбила их на дело девица, старшая приемщица Пушкинского ломбарда.

Молодые разбойники, наслушавшись страшных историй об амнистированных урках, решили немного подзаработать: днем они раздевали напуганных сограждан, костюмы сдавали в ломбард, где приемщица оценивала их по высшему пределу, а вечером замечательно гуляли в ресторане «Аврора».

Залетные урки работали так же нагло. Они сидели в подъезде и ждали, когда кто-нибудь из жильцов выйдет из дома. Как только открывалась дверь, они брали человека «на плечо» и вместе с ним врывались в квартиру.

Переодевались, забирали деньги и ценности, вязали потерпевших бельевыми веревками и уходили.

В Большом Кондратьевском ограбили знаменитую на всю Тишинку приблатненную буфетчицу из пивной Катьку Патефон.

Трое зашли днем, закрыли двери, приставили ножи, забрали выручку, разгрузили Катьку на кольца и серьги, выпили на дорожку и ушли, прихватив с собой водку и папиросы.

А в Леонтьевском переулке, тогда еще именовавшемся улицей Станиславского, украли пиджак у министра пищевой промышленности Зотова.

Что он делал в квартире на первом этаже в доме № 4, осталось тайной. Но именно там министр снял прекрасно сшитый у лучшего московского портного пиджак, повесил его на спинку стула. Когда через некоторое время он вернулся в комнату, то пиджака серого габардина не было.

Вместе с ним исчезло удостоверение Совета Министров СССР, тысяча шестьсот рублей сотенными бумажками и золотые дамские часы швейцарской фирмы «Лонжин» на золотом браслете.

Это жуткое дело досталось начальнику уголовного розыска 64-го отделения милиции капитану Пазнухову. Историю впоследствии изложил мне уже генерал-майор Коля Пазнухов.

В тот день он пошел в пельменную на улицу Герцена, чтобы спокойно пообедать, и именно там застигла его эта страшная весть.

В течение часа в отделение позвонили замминистра внутренних дел, потом начальник московской милиции комиссар Полукаров, и каждый из них обещал Пазнухову чудовищное наказание.

Потом его вызвал к себе начальник МУРа полковник Константин Гребнев:

— Слушай, Николай, дела у нас неважные. Пиджак у министра увели явно залетные по амнистии, наши сразу же подкинули бы документы. Давай, действуй, не то все мы дерьма накушаемся. Я твоим ребятам выделю в помощь двух наших оперов.

Гребнев говорил спокойно и устало. За эти дни ребятам из МУРа досталось по полной программе.

У Пазнухова была одна твердая зацепка. Золотые дамские часики. По тем временам вещь особо редкая. Поэтому и начали отрабатывать версию «Лонжин».

За несколько часов поставили на уши всех перекупщиков золота и часов, отработали барыг у скупок золота на Сретенке, на Петровке и Арбате.

А к вечеру позвонил начальник розыска 50-го отделения и сообщил, что часики «засветились».

Пазнухов пришел в Столешников в часовую мастерскую, которую держал знаменитый в Москве специалист Яков Борисович Шекман.

Надо сказать, что при суровом сталинском режиме в Москве большинство часовых мастерских были частными.

— Мне их принес какой-то приблатненный в сером пиджаке с чужого плеча. Я знаю, чьи это часы, кто их купил и у кого. Более того, я их ремонтировал.

— Сколько он попросил? — спросил Пазнухов.

— Три куска.

— Не много.

— Так товар-то паленый. Он пообещал принести еще часы и золотые коронки.

— Во сколько он должен прийти?

— В семь часов.

Золотые коронки были ниточкой к банде ночных грабителей, которые не только раздевали людей, но и лагерным методом, при помощи ложки и молотка, выбивали золотые зубы.

Две недели сыщики разыскивали эту банду, о которой даже московские воры говорили как о беспредельщиках.

Мастерская Шекмана была во дворе и располагалась так неудачно, что практически невозможно было незаметно устроить засаду. Поэтому решили отпустить домой двух часовщиков, работавших у Якова Борисовича, а вместо них синие халаты надели сыщики.

Наглый парень лет двадцати двух, в сером габардиновом пиджаке, украденном у министра Зотова, появился в мастерской в начале восьмого.

Пришел не один, на улице его ожидали трое мужиков.

— Ну что, Борисыч, — начал он с порога, — лаве приготовил?

— За деньгами дело не станет, где товар? — спокойно ответил Яков Борисович.

Он вел себя так спокойно, будто всю жизнь скупал паленый товар у блатников.

Парень усмехнулся и сказал:

— Предъяви хрусты.

Яков Борисович открыл сейф и вытащил толстую пачку сотенных.

— А вот и мой товар.

Парень высыпал на стол штук двадцать часов, золотые кольца и серьги, сорванные с зубов коронки.

— Сколько хочешь за все?

— Десять кусков.

— Состоялось. Только мы должны часы проверить. Может, ты нам одни корпуса втюхиваешь. Фима! — крикнул Яков Борисович.

В комнату вошли Пазнухов и муровский опер.

— Сиди тихо, огрызок, — Пазнухов толкнул наглого парня стволом в шею, — а то бушку снесу.

Он опустил занавесочку на окне.

Первое, что сделал Пазнухов, — стянул с вора министерский пиджак. В нем рядом со справкой об освобождении лежало сафьяновое удостоверение Совета Министров СССР за подписью Сталина.

А приблатненный оказался московским вором Юркой Солдатовым из Большого Кондратьевского переулка. Это был молодой представитель известной династии московских домушников. По квартирам «бегали» его дед и отец. Мать баловалась скупкой краденого.

Тем же вечером в сарае рядом с Юркиным домом взяли всю шайку. Все они были с одной зоны, после освобождения решили «подковаться» в Москве, а потом разбежаться по разным городам.

С амнистированными урками покончили в конце мая 1953 года.

Они обосновались в старых вагонах на Москве-Товарной. Там пили, делили добычу, оттуда ночью уходили на дело.

Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 75