Аквариум как способ ухода за теннисным кортом - Гаккель Всеволод

Печальным итогом этого опыта было то, что очередной состав этой группы был распущен, и все были уволены без выходного пособия. Это был дежурный способ смены состава, который Боб уже много лет практиковал. Обычно торжественно объявляется, что группа наконец прекратила существование, а через некоторое время она собирается снова, за исключением тех, с кем Боб больше играть не хочет. При этом не надо увольнять неугодных и пускаться в сложные объяснения. Просто некоторые люди вычеркиваются. Правда это оказывается не всегда так просто, музыканты последующих составов, прекрасно зная историю группы, очень цепко держатся за свои места в группе, поскольку Борис Борисович для них является гарантом их благополучия. И их так просто не возьмёшь.

В этот раз роспуск группы особенно сказался на почти слепом Щуракове. В годы службы в прославленном коллективе он мог содержать всю семью. И на собственные средства он даже смог записать первый альбом «Вермишелей». Оказавшись без работы, он в полном смысле слова оказывался на улице. Заработанного хватило на первое время, но вскоре ресурсы подошли к концу, и Сережа стал нервничать, пытаясь форсировать развитие событий со своим сольным проектом. Мы продолжали репетировать у нас на Орбели и через какое-то время собрали полуторачасовую программу. Но постепенно репетиции стали носить характер нескончаемого спора с Сергеем. Основной причиной стала моя игра на виолончели. Спор же заключался в следующем – я играл по своему, в то время как ему нужна была просто квалифицированная игра на инструменте. Из чего следовал вопрос, если ему нужен был просто виолончелист, почему он пригласил именно меня? Вероятно я ему подходил по каким-то другим параметрам. Что же касательно моей игры, то у меня давно сложилась своя манера игры, свой звук. Он был обусловлен абсолютно моим персональным опытом. Мы уже касались этой темы вначале моего повествования. Я не доучился ровно десять лет. И за последние двадцать лет без систематических занятий я совершенно утратил то, что имел, но при этом я что-то и приобрел. Мы стали заниматься с Сережей, но он стал учить меня играть на виолончели. Безусловно он более опытный музыкант в плане образования и интересный композитор. Мне очень нравится его музыка, и я очень хотел достичь того уровня, который стал бы его устраивать. Но для осуществления его планов у меня не было впереди этих десяти лет, за которые я мог бы наверстать упущенное. И вообще мой рок-н-ролльный опыт подсказывает мне, что этот жанр музыки больше основывается на индивидуальности, нежели на школе. Но он стал быстро терять терпение. У меня опустились руки, я знал, что мне его не догнать и рано или поздно мне придется уйти.

Осенью неожиданно приехал Дэвид Гросс. Он был приятелем Бори Райскина и помогал ему с организацией фестиваля в Нью-Йорке. Он не был музыкантом и с продюсерской деятельностью впервые соприкоснулся во время фестиваля. Он очень уважал Борю и через полгода после его кончины решил на свой страхи риск продолжить начатое им. Это была прекрасная идея. Он предложил сделать в Нью-Йорке второй фестиваль имени Курёхина. Имея в запасе больше времени, он рассчитывал сделать это точнее с учетом ошибок, которые совершил Боря. Мы встретились с Настей, и на меня опять легла ответственность координатора этого фестиваля с русской стороны.

Эта осень унесла жизнь ещё одного замечательного человека – Миши Шишкова, без которого моя жизнь обеднела. Он был странен и доставуч, но при этом никто никогда не слышал о том, что Миша мог причинить кому-нибудь зло. Он был всегда и везде. Ни одно сколько-нибудь значительное событие в городе не могло обойтись без него. Меня он доставал едва ли не больше других. Как я уже говорил, где бы я не жил, мой день начинался с Мишиного звонка. Большей частью меня это раздражало, но, когда его не стало, образовалась пустота. С ним у меня был связан один странный эпизод, который произошел лет пятнадцать назад. Как-то ясной зимней ночью я пешком возвращался от Боба с улицы Софьи Перовской. Был легкий мороз, много снега, и на улицах ещё горело освещение. Мой обычный маршрут пролегал мимо Замка, по Пестеля и далее по Манежному до Восстания. Где-то, в одном квартале от моего дома, на углу улицы Маяковского я увидел фигуру, которую невозможно ни с кем спутать – мне навстречу шёл Миша. Я инстинктивно перешел на другую сторону улицы и сделал вид, что его не заметил. Когда мы с ним поравнялись, он повернулся и стал читать афишу, как будто бы он меня тоже не заметил. Я ускорил шаг и через пять минут был дома. Когда я вошел в свою теплую комнату, меня вдруг ошарашило – Миша звонил мне накануне и сказал, что едет в Таллинн. Это безусловно был не он. А если это был он? Миша живет в Красном селе. Я встретил его зимней ночью и даже не пригласил зайти обогреться и выпить чаю. Если он опоздал на метро, мне ничего не стоило постелить ему на полу и уложить спать. У меня часто кто-нибудь ночевал. Полночи я думал про Мишу. Что я знаю об этом человеке? Кроме того, что он каждый день предлагает мне свою дружбу. Почему мы гоним того, кто давно ближе многих? Миша позвонил мне дня через два. Я спросил его, как он съездил в Таллинн? Он рассказал мне неправдоподобную историю про то, что он опоздал на поезд и поехал в Таллинн автостопом. Можете себе представить? Зимней ночью ехать автостопом в Таллинн. Даже самому закоренелому хиппи такая рискованная идея не могла бы придти в голову. Он же сказал, что благополучно доехал. Конечно же я ему не поверил. Но я изменил тактику отношения к нему и спросил, почему он давно не заходит? Я стал звать его в гости и уверил его в том, что он желанный гость в любое время суток. И что вы думаете? Миша исчез. Он стал реже звонить и очень редко заходил, только если ему действительно это было очень надо. То есть я добился того, чего пытался добиться, старательно избегая его долгие годы.

В это время в городе объявился Брайан Ино. Как-то Саша Емельянов вписал меня на концерт «Бастонады» в клубе JFC. Я чувствовал себя очень неуверенно – мы не играли вместе со времени «Турецкого чая». Он собрал целый оркестр, и в рецензии на концерт в газете «St.Petersburg Times» было написано, что «Бастонада» – это образ жизни. Это был пошлый штамп Гребенщикова, и что имел ввиду Емельянов, я не понимал, тем более, что многие музыканты в первый раз видели друг друга. И вдруг, о ужас! – за столиком с «профессором» Волковым сидит Брайан Ино. Мы с ним уже встречались несколько раз в светских тусовках, но толком не разговаривали. Концерт получился неудачным, и я был раздосадован, что он пришёл не вовремя. Однако, как человек интеллигентный, после концерта он поздравил с «успехом», правда заметил, что не совсем понял концепцию оркестра. Я не знал куда деваться со стыда, поскольку ни малейшего представления о ней не имел. Я стушевался и поспешил уйти.

Наша семейная жизнь входила в новую колею. Забрав мать, надо было что-то придумывать с квартирой на Восстания. Так продолжаться больше не могло. Пока же я решил забрать кое-какие вещи, потому что брат, вступив в полное владение квартирой, стал продавать все подряд и не ровен час мог взломать дверь в мою комнату и распорядиться остатками моих вещей. Брат достал всех соседей по лестнице, и наша соседка предложила встретиться с её родственником, маклером, который мог предложить варианты обмена. Маклер пришёл и предложил условия, на которых брат вдруг согласился меняться. Когда эти условия прозвучали, то у меня в голове постепенно созрел альтернативный план. Коль скоро брат согласился уехать в коммунальную квартиру с доплатой, то я решил занять денег, купить ему комнату и заплатить ему ту сумму, которая его устраивает, и, тем самым, сохранить эту квартиру за собой. Постепенно на этом я и остановился. Можно было найти менее болезненный вариант, но мне почему-то хотелось сохранить именно эту квартиру, с которой была связана вся моя жизнь. Я вплотную занялся этой проблемой, и к декабрю месяцу мне удалось купить брату комнату и его выписать. Я дал ему месяц на то, чтобы собраться и переехать. Он же этот месяц использовал на то, чтобы продать остатки мебели из комнаты матери. Мне было всё равно.