– А ты видкиля знаешь?
– Как не знать? Я графа Суворова вон как знаю. Он у нас в семьдесят осьмом годе проезжал. Ты тогда у маменьки гостила. Высокий такой, толстый. Ему в экипажи двадцать восемь лошадей понадобилось, вот, брат! Так веришь ли, служивенький, я чуть во всем селе лошадей сыскал! - врал станционный смотритель.
– Александр Васильевич, ехать пора! - высунул голову в дверь поручик Столыпин.
Поблагодарив за угощение, Суворов вышел из дома вслед за адъютантом.
Кибитка стояла у крыльца.
Станционный смотритель и Оксана провожали их. У крыльца собралась куча ребятишек и баб.
Адъютант уже сел в кибитку, а Суворов только собирался сесть к ямщику на облучок, когда раздался крик:
– Ваше высокопревосходительство, Александр. Васильевич!
Все обернулись. К кибитке бежал в порыжелом гарнизонном мундире отставной старик солдат.
– Отец родной, погоди! - кричал он, кидаясь к Суворову.
Но его перехватил станционный смотритель.
– Кузьмич, очумел ты? Какое тебе превосходительство? - смеялся подвыпивший станционный смотритель, не пуская солдата.
– Да пусти, это он, батюшка наш, Суворов! - рвался солдат.
– Карабанов, это ты? - узнал его Суворов.- Жив?
– Так точно, жив!
– Ну здравствуй, старый товарищ!
Станционный смотритель удивленно отпустил солдата. Солдат кинулся к этому денщику суворовского адъютанта. Старики обнялись. Станционный смотритель и его жена глядели, ничего не понимая.
– Как живешь, старинушка?
– Бог милостив, Александр Васильич!
– Может, помочь надо? В чем нужду имеешь? Говори, не стесняйся!
– Премного благодарен, ваше высокопревосходительство!… Ничего не надо! Хотел вот только еще разок повидать вас. Ведь с Измаилу не видались. Услыхал, что проезжать будете, ждал…
– Ну, вот и увидались. Тридцать лет вместе с ним служили! - сказал Суворов адъютанту, садясь в кибитку.- Ну, прощевай друг. Прощайте, милые люди! - замахал он каской.
Еще секунда, и кибитка умчалась. Станционный смотритель стоял верстовым столбом - не мог прийти в себя.
– Ну чи ж не дурный ты? - трясла мужа за рукав Оксана.- Фастался, говорил: "Я знаю, какой Суворов!" Ничего ты не знал, брехал тольки. Ось я теперичка так знаю, я к и й Суворов!
II
В Тульчине еще все спало, когда Столыпин вышел из дому. Вчера вечером Александр Васильевич, отпуская его на квартиру
(Столыпин квартировал отдельно, в центре местечка), велел адъютанту прийти сегодня пораньше: Суворов собирался опять диктовать свою "Науку побеждать".
В Тульчине у фельдмаршала нашлось много работы.
Прежде всего Суворов принялся за самое важное - за ученье. Он хотел переучить все вверенное ему войско на суворовский лад.
Устав нужно знать, но не держаться его, "яко слепой стены", как верно наставлял великий полководец Петр I.
Главным в ученье Суворов считал закалку. Надо приучить солдата идти на опасность, действовать решительно, развить настойчивость и упорство.
Суворов всегда говаривал: "Солдат ученье любит, лишь бы кратко и с толком".
Его ученье - сквозные атаки, штурм и оборона укреплений, прицельная стрельба - продолжалось каждый раз не более полутора часов, надоесть не могло.
Словесное ученье было просто, толково и живо изложено. К тому же солдатам очень нравилось, что фельдмаршал сам непосредственно говорит с ними.
Старые, любимые полки Суворова, с которыми он громил турок при Фокшанах и Рымнике, брал Измаил и Прагу, как, например, Апшеронский и Фанагорийский, остались в Литве у Репнина.
Правда, некоторым из здешних полков приходилось раньше служить под командой Суворова и они были знакомы с суворовской тактикой, но большинство полков знало лишь устаревшую австрийско-прусскую линейную.
И когда на днях на ученье Суворов, желая проверить людей, вдруг направил своего коня на одну роту и строй не расступился перед ним, он остался чрезвычайно доволен.
– Молодцы! Подвижная крепость, помилуй бог! И зубом не возьмешь!
Александр Васильевич повторил это и в другой роте, но там его ждала неприятность: ротный командир приказал дать дорогу фельдмаршалу.
Суворов взбеленился.
– Под арест немогузнайку! Он зачумит мне всю армию! - кричал фельдмаршал.
"Немогузнайка, лживка, лукавка, двуличка" - то есть леность мысли, страх ответственности, уклончивость - все это были враги, с которыми Суворов вел в своей армии борьбу не хуже, чем с неприятелем в поле.
Приняв новые полки, незнакомые с его тактикой, Суворов поверял всех, и солдат и офицеров.
– Что такое ретирада [39]? - спросил он у молодого поручика.
– Не знаю, ваше сиятельство!
Услышав нелюбимое, запрещенное в суворовских полках "не знаю", Александр Васильевич сразу сморщился. Но поручик вдруг прибавил:
– В нашем полку этого слова я не слыхивал!
Суворов просиял.
– Хороший полк, помилуй бог! Очень хороший. В первый раз немогузнайка доставил мне удовольствие.
Молодец, ваше благородие!
Ты - русский! - хвалил он удивленного поручика.
Генералов, которые служили прежде с Суворовым, нашлось в Тульчине два-три человека, но Суворова это не смущало. От генералов он требовал следующего: "Был бы первое - деятелен, второе - наступателен, третье послушен".
За многолетнюю боевую практику у Суворова накопилось достаточно опыта. Александр Васильевич тщательно, годами обдумывал каждое положение. Теперь оставалось собрать все мысли о военном искусстве воедино, соединить теорию и практику.
И он приступил к этому.
"Наука побеждать" делилась на две части.
(См. на ldn-knigi.lib.ru - SuvPobet.htm)
Одна - "вахтпарад" - для начальников: как проводить ученье.
Другая - "словесное поучение" - для солдат. Словесное поучение говорил перед фрунтом командир. Оно рассчитано было на то, что солдат неграмотен, и потому должно было часто повторяться, чтобы люди могли запомнить его наизусть.
Вчера окончили записывать "вахтпарад" и начали "словесное поучение". Сегодня Александр Васильевич хотел продолжать диктовку.
Вторым важным делом в Тульчине оказалось благоустройство войск.
В сырых казармах цвела плесень, бань не было и в помине, воду солдаты пили скверную. В каждом полку валялись по госпиталям десятки людей.
В 1791-1792 годах Суворов застал такую же картину в Финляндии: в двух госпиталях насчитывалась тысяча больных.
Госпиталей Суворов не любил и никогда не принимал внутрь никаких лекарств.
– Минералы и ингредиенции [40] не по солдатскому воспитанию,- говорил он.
По его мнению, самое важное для здоровья солдата - сполна и в срок получить положенное довольствие.
Когда в полку оказывалось много больных, Суворов тотчас же назначал следствие.
В Финляндии эта мера родила Суворову много врагов. Но количество больных в двух госпиталях быстро снизилось с тысячи до сорока человек.
То же нашел Суворов и на юге.
Здоровое жилье, нормальная пища, чистота солдата лучше действовали, чем невежественные лекари.
– Перестань обогащать Харона [41]! - сказал Суворов лекарю, у которого в части была большая смертность,
– Ваше сиятельство, в нашем полку Харон не числится!
Суворов секунду глядел на невежественного лекаря.
Потом плюнул и убежал, крича:
– Помилуй бог, не мечите бисера перед свиньями!
Лекарь обиделся на всю жизнь. Он так и не понял, почему обозлился фельдмаршал.
"Правду говорят - тяжелый человек", - подумал он о Суворове.
В дивизии генерал-поручика Д. И. Киселева открылась повальная желудочная болезнь. Люди мерли как мухи.
