Леонид Красин. Красный лорд - Эрлихман Вадим Викторович
В марте ему посоветовали уехать от сырой парижской весны на юг, и они с женой отправились в Антиб. Любовь Васильевна, буквально не отходившая от него, вспоминала: «Сначала Л. Б. пытался убедить нас, что с его здоровьем все в порядке, и даже надевал вечерний костюм каждый раз, когда мы ужинали в публичных местах. Потом ему внезапно стало хуже, и меньше чем через месяц мы вернулись в Париж, где он мог получить надлежащий медицинский уход. Следующие два месяца, когда он снова смог передвигаться, мы провели в Монморанси… Обычно он целый день сидел в кресле-качалке, смотрел на природу, читал или писал друзьям отчеты о своем здоровье. Это было очень непохоже на него — человека, который по своей природе был свободен от привычки многих русских жалеть себя».
Зная о его безнадежном состоянии, близкие с большим удивлением узнали в сентябре, что он все-таки собирается поехать в Лондон и взять на себя обязанности полпреда. Видимо, он устал от длительного бездействия и решил в последний раз послужить своей стране, попытавшись убедить британские власти и деловые круги активнее сотрудничать с СССР. Пассивное ожидание смерти было невыносимо для его деятельной натуры, и он решил встретить ее стоя, лицом к лицу.
О том, как он сумел осуществить задуманное, читатель уже знает. Его уход был достойным — подобающим и старому революционеру, и министру, и дипломату, и инженеру. Всем, кем Леонид Красин успел побывать за свою не такую уж долгую жизнь.
Глава 4. Память в потомках
После Красина остались не только урна в Кремлевской стене и быстро редеющий поток воспоминаний, но и семья. Точнее, целых две семьи — официальная в Лондоне и неофициальная в Москве, причем советские чиновники долго не могли разобраться, какая из них «настоящая». Это отразилось в резолюциях, принятых ЦИК в 1926 году: одна из них предписала выплачивать 150 рублей в месяц «младшей дочери тов. Красина» (Тамаре), другая — 120 рублей его сестре Софье Лушниковой и ее семье. По поводу Любови Васильевны и ее дочек, которых прежде полностью обеспечивал Леонид Борисович, решение затягивалось, хотя до этого он, пользуясь своими связями, сумел оформить для них советское гражданство.
С 1921 года семья, как уже говорилось, проживала в Великобритании, не испытывая никакого желания возвращаться в СССР. Красин навещал их при первой возможности, хотя старшая дочь Людмила признается: «Он был всегда занят то тем, то другим, и мы его практически не видели». И тут же противоречит себе: «Мы были счастливыми детьми, мы были очень дружной семьей. Я помню отца даже более живо, чем мать; он был для нас чем-то особенным. Каждое утро он завтракал с нами; он обладал отменным чувством юмора и умом, был интеллигентен и обладал громадным обаянием». По письмам Красина видно, что он в самом деле горячо любил дочек, и немудрено, что его нечастые визиты так врезались им в память.
При этом он был невольным виновником многих их проблем, о чем тоже рассказывает Людмила: «По прибытии (в Англию. — В. Э.) мы поселились в комфортабельном отеле у моря, полном отставных военных. Они узнали, кто мы, поскольку газеты тогда были полны Красиным. <…> Делегация трех полковников в отставке явилась к менеджеру со словами: „Если эти дети сейчас же не съедут из отеля, то уедем мы все“. Поникший менеджер пошел к секретарю отца, и мы перебрались в маленький пансионат, где до нас никому не было дела». Те же проблемы возникли со школой: девочек отказались принимать на учебу везде, кроме «прогрессивной» школы короля Альфреда, где детей воспитывали в духе простоты и близости к природе. Там им тоже пришлось трудно, поскольку они знали немецкий и французский, но не английский. По признанию Людмилы, она девять месяцев просидела в классе, не понимая ни слова: «Когда мы читали Шекспира, учитель всякий раз говорил: „Поднимите руку, если вы не поняли какое-то слово“ — и я все время тянула руку вверх, особенно когда слышала слово „блудница“. Из-за этого все смеялись, а учитель говорил: „Вот леди редкой добродетели!“»
Постепенно девочки втянулись в лондонскую жизнь, перебравшись из пансиона в квартиру при торгпредстве. Популярность Красина в Англии привела к тому, что с ними захотели познакомиться такие знаменитости, как Айседора Дункан или леди Астор. Людмила вспоминала, как их дом навестил Бернард Шоу и мать пыталась поддержать с ним беседу, восхищаясь английской вежливостью. «Все мошенники вежливы», — лаконично ответил писатель.
Любовь Васильевна не смогла прижиться в Лондоне, ей куда больше нравился Париж, и она была рада перебраться туда вслед за мужем. Дочки тоже были счастливы в этом городе, вернувшем себе после войны славу всемирной столицы моды и развлечений. Людмила даже отказалась ради него от поступления в Оксфорд, о чем потом жалела: «Это было глупо, я бы имела тогда лучшее образование и, быть может, лучшую, более полную жизнь». Но когда Красин в 1926 году вернулся в Лондон, Любовь Васильевна тут же отправилась туда, чтобы не допустить появления рядом с мужем Тамары Миклашевской. Дочки с ней не поехали, ссылаясь на учебу и другие дела, поэтому у смертного одра Леонида Борисовича его обширную семью представляла она одна. Скоро на убитую горем женщину обрушились новые проблемы: ей мягко, но настойчиво намекали на необходимость возвращения в Москву. Она опасалась, что ее привлекут в свидетели по делу недавно арестованного А. Квятковского, и говорила, что «не желает, чтобы копались в ее душе».
На самом деле Кремлю она требовалась по другому поводу: там встревожились из-за слухов о громадном наследстве Красина, будто бы доставшемся его заграничной семье. Сразу после его смерти эмигрантские газеты дружно перепечатали сообщение британской «Дейли телеграф», согласно которому состояние покойного составило 3 млн. фунтов стерлингов, вложенных в разные европейские банки. Полпредству во Франции пришлось официально опровергать эту новость через агентство «Гавас»: «Красин не оставил никакого имущества, и все слухи о противном вымышленны». Однако этому мало кто верил: ведь Любовь Васильевна и ее дочки, нигде не работая, жили не то чтобы шикарно, но значительно лучше, чем большинство эмигрантов.
Слухи о наследстве вновь ожили в апреле 1927 года, когда в парижское полпредство неожиданно явилась давняя любовница Красина Мария Чункевич. Она настаивала, чтобы полпред принял ее «по очень важному и спешному делу, касающемуся покойного Леонида Борисовича Красина». Не довольствуясь беседой с секретарем, авантюристка прорвалась к самому Раковскому и сообщила, что была «очень близка» к Красину и передала ему в свое время на хранение деньги и драгоценности, которые теперь хочет вернуть. Раковский потребовал доказательств, и через три дня (29 апреля) Чункевич принесла ему письма Красина, после прочтения которых полпред срочно отправил секретную депешу «т. Сталину и Политбюро, копия — т. Литвинову».
Смятение Раковского объяснялось тем, что он вместе со своим земляком Стомоняковым был одним из немногих людей в советской верхушке, относившихся к Красину хорошо и не веривших всевозможным сплетням о нем. Теперь доказательства лежали перед ним: по содержанию писем, как говорилось в депеше, «видно, что Красин сильно увлекался этой особой (он ее называет Марочкой) и держал подробно в курсе своей жизни и своей болезни». В последнем письме, написанном всего за несколько дней до смерти, он прощался с ней и привычно шутил: «Я отправляюсь с докладом к Ильичу…»
Конечно, Раковского взволновали не отношения Красина с Чункевич, а то, что он, по ее словам, во время поездки в Скандинавию в 1920 году тайно вывез с собой крупные суммы денег и драгоценности, принадлежавшие ей и другим лицам. Ее доля в этой «посылке» составляла 300 тысяч долларов, 120 тысяч шведских крон, два жемчужных ожерелья и т. д. Все это было положено в банк в Стокгольме на имя Любови Васильевны, и позже Чункевич не раз просила Красина вернуть ее имущество, но он под разными предлогами отказывался. На вопрос, откуда взялись эти деньги, Чункевич без тени смущения ответила, что и она, и другие люди, чьи ценности вывозил Красин, занимались «биржевыми операциями» и что он, конечно, знал, что, помогая им, идет против политики Советской власти. Сообщая об этом в Москву, Раковский писал: «К этому всему я добавляю знак вопроса, так как мне трудно верится, что, несмотря на все свое легкомыслие, Кр. занимался провозом денег частных спекулянтов».
Похожие книги на "Леонид Красин. Красный лорд", Эрлихман Вадим Викторович
Эрлихман Вадим Викторович читать все книги автора по порядку
Эрлихман Вадим Викторович - все книги автора в одном месте читать по порядку полные версии на сайте онлайн библиотеки mir-knigi.info.