Реквием (СИ) - Единак Евгений Николаевич

— Граждане пассажиры! Просим занять места в вагонах! С первого бельцкого пути через пять минут отправляется пригородный поезд Окница — Бельцы. Будьте осторожны.

Компания разом вскочила из-за стола. Раздвинули столы, поставили на место стулья. Подталкивая друга в высоких дверях, веселой гурьбой вывалились на перрон. Один за другим запрыгнули в вагон. Зашипел сжатый воздух. Поезд плавно тронулся одновременно с оглушительным гудком паровоза..

Никто из отъезжающей от Окницы «армейской» команды не заметил, что в зале ресторанчика в самом углу обедали два давних окницких приятеля. Рыжий, с глубокими залысинами круглолицый хирург, он же и главный врач Егор Захарович Черкашин и седой с войны, которую закончил капитаном, строгий военком. В тот день обед не лез им в горло. Но они не выглядели расстроенными. Они непрерывно смеялись, что-то попеременно рассказывая друг другу. Вероятно, им обоим было что рассказать совсем не грустное…

Уже гнали коров с Куболты, когда несостоявшийся солдат Женя Ткачук в сопровождении все тех же друзей уныло возвращался из армии. Возле клуба к ним присоединился, живший рядом со школой, Франек Чайковский. Задав ему короткий вопрос, вся команда зашлась веселым смехом. Все снова повеселели.

Мой отец, Иосиф Ставнич и Николай Гусаков, три участника Отечественной войны, стояли у калиток, поджидая, показавшееся из-за Чернеева колодца, стадо коров. Я стоял у нашего колодца. Поравнявшись, команда призывников дружно поздоровалась. Иосиф Ставнич, наш сосед слева спросил:

— Женик! Ты почему вернулся? Заболел, что ли?

За Женю Ткачука бойко ответил Франек Чайковский, сам не ездивший в Окницу:

— Сегодня шел набор в пехоту, а Женик хотел в радисты. Но не было мест. Сказали, что в следующий раз.

Отец повернулся к соседям:

— Это что же за армия такая? Меня ни румыны, ни русские не спрашивали, хочу я или не хочу.

Никола Гусаков, сосед справа, тоже участник войны, пожал плечами:

— Шось тут не то!

Только, жившая напротив Раина Кордибановская, старшая сестра Жени, дочь от первой жены старого Марка Ткачука, озабоченно и удрученно молча покачала головой.

После неудавшейся армии Женя Ткачук уехал на целину. Работал трактористом. За месяц до призыва вернулся в Елизаветовку. В военкомате Женю домой уже никто не отправлял.

Я встретил Женю после службы в армии глубокой осенью шестьдесят третьего, в одну из суббот. Я учился в одиннадцатом классе. Дорогу в Елизаветовку через Плопы развезло так, что несколько месяцев она была непроходимой. Ездили через Мошаны. В тот день начался сильный снегопад. На попутке я доехал до Мошан. На развилке в Елизаветовку почти одновременно со мной спрыгнул с кузова остановившейся встречной машины солдат в длинном бушлате без погон. Это был демобилизованный Женя Ткачук, только что прибывший из Сорок через Атаки.

В течение часа мы месили жидкую, перемешанную со снегом грязь до самой Елизаветовки. Манера Жениного разговора изменилась. Он больше общался вопросами. Женя подробно расспросил меня о производственном обучении. Я тогда занимался в группе подготовки слесарей КИП и Автоматики. По вопросам я понял, что работа в КИП Женю заинтересовала.

Через месяц-полтора я стал невольным свидетелем разговора начальника КИП и А Сергея Нестеровича Подольского с заместителем главного инженера завода. Сетовали на нехватку кадров, особенно мастеров КИП и электроцеха. Запомнились слова Сергея Нестеровича:

— У меня был любопытный парень из Елизаветовки. Закончил Сорокский техникум. Демобилизованный. Я уверен, работу он бы потянул, но нет специального образования по КИП. Поговорили. Я посоветовал ему поступить в Киеве на заочное отделение. Работающих слесарей КИП и после техникумов туда принимают после собеседования, без экзаменов. Он ушел и больше не появлялся. Жаль.

Я понял, что это был Женя Ткачук.

Позже я узнал, что Женя, несмотря на то, что, имея за плечами Сорокский техникум, мог бы претендовать на более престижное место, работал некоторое время трактористом, потом кочегаром в Корбульском ремесленном училище. Потом перевели… преподавателем эстетики. В скором времени был назначен заместителем директора училища по политико-воспитательной работе, был секретарем комсомольской организации училища. В начале шестьдесят пятого на районной комсомольской конференции был избран первым секретарем райкома комсомола.

В сентябре шестьдесят пятого, будучи первым секретарем, Евгений Маркович Ткачук проводил инструктаж по проведению единого политдня в комсомольских организациях района. С инспекционной миссией в мероприятии принимала участие инструктор одного из отделов ЦК комсомола Молдавии Ася Акоповна Узуньян, закончившая сорокский техникум на год позже Ткачука. В Сороках они знали о существовании друг друга, но знакомы не были.

Первого октября было их первое свидание, а девятого декабря они играли свадьбу. 26 сентября шестьдесят шестого родился их первенец. В честь деда назвали, в те годы необычным для новорожденных именем, — Марком. За Марком в декабре семьдесят третьего на свет божий явилась дочь Карина. (Дорогая, безупречная — лат.)

Осенью шестьдесят девятого я принимал участие во Всесоюзной научной студенческой конференции медицинских ВУЗов в Ростове-на-Дону. Каково было мое состояние, когда в, незнакомом тогда для меня городе, на пересечении Буденовского проспекта и Красноармейской, я столкнулся лицом к лицу с Женей Ткачуком, слушателем высшей партийной школы!

Позже я неоднократно встречался с Евгением Марковичем. Я не хочу идти избитым и проторенным путем перечисления ступеней его творческого и административного роста, перечня его публикаций и наград. Это несет на себе печать прошлого. В молодости мне посчастливилось несколько раз слушать выступления Ткачука. Его выступления поначалу казались отвлеченными, заумными, подчас идущими вразрез и невпопад с обсуждаемой темой.

Позже пришло осознание, что вчерашний Женя Ткачук уже смотрит на любое явление сверху, с высоты птичьего полета, снизу, и со всех противоположных сторон одновременно. Такой многоцелевой подход может позволить себе только философ-самородок.

Я не ставил своей задачей исследовать творчество Евгения Марковича, дать оценку и интерпретацию его концепции восприятия окружающего мира. Скажу не лукавя: я не готов и не чувствую в себе ни сил, ни базовой подготовки, ни таланта сделать это. Мне никогда не дорасти до уровня, с высоты которого я мог бы дать критическую оценку творчества Ткачука, его самобытного таланта.

Я изначально задумал вынести на суд читателя истоки и становление яркой, оригинальной, нестандартной, контрастной, штучной личности. Я избежал соблазна приглаживать и шлифовать его образ. Личность Ткачука не укладывается в прокрустово ложе общепринятых, набивших оскомину своей «правильностью», понятий. Выросший в свое время и на своем месте из, казалось, обыкновенного сельского паренька, Женя Ткачук шагал по жизни непроторенной дорогой, без поддержки «волосатой руки», взяток, блата и коррупционных связей.

Все течет, все меняется. Я довольно редко приезжаю в родное село. Но от этого оно не становится менее родным. Когда я проезжаю по селу, ловлю себя на том, что постоянно бессознательно притормаживаю, стараясь уловить тот дух, который царил в селе много лет назад. Даю себе трезвый отчет: как и в одну и ту же реку, в моё село, да и в любое другое место, вернуться дважды невозможно.

Остается лишь память. Она услужливо выдвигает из прошлого длинную, еще не усыпанную гравием и не покрытую асфальтом, раскисшую в период дождей, улицу. Продольные, заполненные дождевой водой и отражающие множество солнц, узкие канавки от колес телег. По обе стороны улицы, размытые и углубленные дождевыми потоками, рвы. На фоне голубого неба черные колодезные журавли. Нависающие до середины улицы, темно-зеленые густые ореховые кроны, свечи пирамидальных тополей, дома, люди. Подчас кажется, что до меня явственно доносятся запахи более, чем полувековой давности.