Потом мы встретились на съёмочной площадке киностудии «Ленфильм». В картине режиссёра Фридриха Эрмлера «Неоконченная повесть» мы были партнёрами, играли антиподов и соперников. Фильм этот – мелодрама – любимый зрительский жанр. В 1955 году он стал одним из лидеров всесоюзного кинопроката – собрал почти 30 миллионов зрителей. (Вот как тогда смотрели наше кино!) Сергей сыграл своего на сто процентов положительного героя очень лирично, и проникновенно, и светло.
Жаль, что в той командировке не удалось нам посидеть в гостиничном номере за чашкой чая или рюмкой коньяка – параллельно со съёмками в Ленинграде проходили гастроли Театра им. В. Маяковского, в котором я в то время служил; я был плотно занят в репертуаре, много раз играл Гамлета, так что побеседовать вечерами по душам не пришлось…
Однако добрые искренние наши отношения не прервались. Если он приглашал поработать у него, я всегда с радостью соглашался – даже на небольшой эпизод. Помню, встретил его как-то на улице Горького, оживлённого, веселого:
– Ты как? В Италию хочешь поехать?
– Как же не хотеть, Сергей!
Шёл 1969 год. Крупнейший итальянский кинопродюсер Дино де Лаурентис, наверняка покоренный киноэпопеей «Война и мир», предложил Сергею Фёдоровичу поставить на своей студии картину о битве при Ватерлоо, и он звал меня с собой:
– Приедешь на пару недель, повидаешь Рим, другие города и сыграешь у меня – эпизод небольшой, но интересный.
– С удовольствием поеду и сыграю, только с театром улажу взаимоотношения.
– Отношения с театром пусть тебя не беспокоят – я сам всё улажу.
И действительно, когда я пришёл в дирекцию отпрашиваться в Италию на съёмки фильма «Ватерлоо», мне только улыбнулись и пожелали удачной работы и приятных впечатлений.
В Италии Сергей Фёдорович трудился, как вол. Вообще он был человеком огромного трудолюбия и самодисциплины. Всё у него было расписано по часам, чувствовалась его постоянная готовность. И актёры, видя, как сосредоточен режиссёр, безоговорочно подчинялись его творческому ритму, и тоже были готовы – на репетицию каждый приходил со своими наработками, своим пониманием сцены и тем, как должен проявиться в ней его герой. Съёмки шли слаженно, а главное – быстро!
Огромное впечатление на меня произвёл исполнитель роли Наполеона – американский артист Род Стайгер. Сильно он работал, сразу было ясно – большой мастер. Всё, что он делал в кадре, Бондарчук принимал с интересом и удовлетворением. Но прежде чем принять, скрупулёзно и внимательно репетировал, совсем не так, как бывает у некоторых кинематографистов – вот кадр, давайте снимать. Нет, он упорно добивался необходимого ему как режиссёру актёрского состояния.
(От составителя: как был готов Стайгер. Эта история записана со слов актрисы Инны Выходцевой – вдовы народного артиста России Льва Полякова, снявшегося в 90 фильмах и особенно запомнившегося по ролям Пелымова в «Гусарской балладе» и Анисима в «Тени исчезают в полдень». В «Ватерлоо» Л. Поляков играл небольшую роль Каллермана. Вот как он запомнил первое появление Стайгера. Светило мирового кино пришёл на съёмку вместе с молодым, крепкого вида человеком. Бондарчук усадил актёров, Стайгера – напротив себя. Все решили – репетиция. А Бондарчук:
– Род! Давай поговорим о Наполеоне.
Американец глянул на своего парня, тот мгновенно исчез и через пару минут принёс кипу книг в дорогом переплёте. Эта книжная горка доходила ему до подбородка, тома увесистые.
– Сергей, – Стайгер кивнул на своего спутника, еле удерживающего тяжёлую дорогую ношу – это о Наполеоне. На сегодня для нашей беседы хватит?
Все так и прыснули).
В работе с актёрами режиссёр Сергей Бондарчук – добрый творческий товарищ. Сам блестящий артист, он никогда не делил актёров на основных и второстепенных, был одинаково внимателен к каждому: не важно – главный ты герой, или играешь эпизодик с одной репличкой. Актёры – люди чувствительные, и такое душевное расположение режиссёра оценивают мгновенно и ещё больше «горят» ролью. Отрадно было наблюдать, с каким неподдельным интересом и уважением слушали его замечания снимавшиеся в картине «Ватерлоо» такие крупные мастера мирового кинематографа, как Род Стайгер, Орсон Уэллс, Кристофер Пламмер. Я даже гордился, что за рубежом, на уважаемой европейской киностудии моему соотечественнику такой почёт.
Актёрский состав фильма был интернациональный, но никакой неприязни, никакого антагонизма – всех объединяли воля и вдохновение Бондарчука. Нас, в ту пору советских актёров, на тех съёмках было двое – Серго Закариадзе и я. Мне была предложена небольшая роль генерала Камброна, роль – без слов, всего две сцены, основная – сцена расстрела. Этого верного Корсиканцу генерала расстреливают офицеры антифранцузской коалиции. Жертва разгрома наполеоновской армии генерал Камброн до сих пор у французов считается национальным героем. Казалось бы, естественным для Сергея Фёдоровича было пригласить французского артиста, а он позвал меня. Наверное, чисто по-дружески хотел, чтобы я побывал в Италии, как говорится, погулял по Европе, порадовался бы жизни.
«Ватерлоо». Род Стайгер в роли Наполеона
Когда мне говорят: «Любил вас Бондарчук», я отвечаю: «Так и я его любил». Правда, мы никогда в этом друг другу не признавались. При встречах никогда не обнимались, не целовались. Сейчас поглядишь, в Государственной Думе депутаты целуются, а потом и кулаки в ход могут пустить; в Академическом Малом театре, где я играю более тридцати лет, тоже целуются, а за спиной, бывает, чего только не выделывают. У нас же с Сергеем – только крепкое мужское рукопожатие, без сантиментов. Наше личное общение я бы определил двумя словами – мужественность и искренность. И вот это я никогда не забуду, это живёт в моём сердце и греет душу.
Помню, с каким тёплым чувством и радостью от предстоящей встречи летел я к нему в киноэкспедицию на Дон, чтобы сыграть опять же эпизод в картине «Они сражались за Родину».
Бондарчук остался верен себе – всё началось с серьёзной репетиции, хотя монолог у меня небольшой, но текст несколько плакатный, пафосный. А он добивался от меня нужной ему достоверной интонации, рассказывал мне, как он чувствует этого полковника Марченко и что я должен в его небольшом монологе выразить, какое трагическое напряжение в него вложить. А потом я увидел всех актёров, выбранных Сергеем Фёдоровичем на роли главных шолоховских героев…
…Вот я – в окровавленной повязке, преклонивший колено перед алым знаменем, полковник Красной Армии, а вот они – уцелевшие в неравном бою, сохранившие полковое знамя, простые русские солдаты, явленные воочию Василием Шукшиным, Вячеславом Тихоновым, Георгием Бурковым, Юрием Никулиным, Иваном Лапиковым. Хороши ребята! Только Шукшин, кажется, чем-то расстроен или неважно себя чувствует, но играет своего Лопахина так, что глаз не оторвать…
Отвели мне небольшую каюту на том же пароходике, где жила съёмочная группа. А на следующий день, ближе к вечеру, я узнал: Василий умер. Военные дали самолёт, и мы – Бондарчук, Бурков и я – повезли гроб с Шукшиным в Москву. В самолёте висело тягостное молчание, Сергей Фёдорович был просто убит горем – такая неожиданная жуткая утрата. Как сейчас вижу перед собой его мрачно-задумчивое лицо, а в глазах – муку и печаль.
65 лет я снимаюсь в кино, и сводила меня судьба в деле со многими достойными и талантливыми кинорежиссёрами. Но тех, кому могу поклониться до земли, только трое. Такого кино, какое создавали они, по-моему, уже больше никогда не будет.
Первым я назову Александра Петровича Довженко. Его философские высказывания, его поэтические размышления открыли мне, тогда молодому, но уже познавшему театральные искания Мейерхольда актёру, совершенно иной мир. И я устремился в этот мир, полный возвышенных чувств и героико-романтических образов. Именно встреча с Довженко во многом определила мою артистическую судьбу на десятилетия вперёд.
