Исполнение такой ссылки немцам можно было бы осуществить помещением в контору Охтенского завода какого-либо агента полиции, который нами мог бы быть указан как наш товарищ-революционер.
Такой вымысел дал бы возможность обнаружить немецких агентов, находящихся в России, если бы таковые обратились к указанному нами им лицу.
ИЗ ИСПОВЕДИ Б. ДОЛИНА
…Приблизительно в октябре 1914 года в Цюрихе ко мне обратился один знакомый, выходец из России, с просьбой познакомить его брата с кем-нибудь из русских революционеров; он обратился ко мне, так как лично у него в этой среде нет никаких связей. Он просил меня самого также переговорить с братом о деле, сущности которого он лично совсем не знал. Он указал, что брат проживает в Милане и, будучи занят торговыми делами, в Цюрих приехать не может. Он предложил ехать в Милан за его счет.
Я поехал, не зная ясно сути дела и полагая, что оно носит коммерческий характер. В Милане я по указанному адресу встретил господина, проживавшего в гостинице (не помню какой) под именем Бернштейн. Назвавшись братом моего цюрихского знакомого, он рассказал мне, что уже несколько лет как он покинул Россию, поселился в Турции, натурализовался там и постоянно проживает в Константинополе.
Эта встреча произошла незадолго до объявления русско-турецкой войны.
Бернштейн заявил, что в Константинополе он сошелся с деятелями младотурецкого комитета, который будто бы командировал его за границу с миссией войти в сношения с группой русских революционеров, которая согласилась бы по определенным указаниям совершать в России разные террористические акты, направленные к дезорганизации русской военной мощи. Группа, которая возьмется за выполнение этих планов, должна будет действовать совершенно самостоятельно как в смысле выполнения предуказанных заданий, так и в смысле добывания технических средств и нахождения пособников.
Первым пробным делом должен был явиться взрыв железнодорожного моста через реку Енисей. На мой вопрос, какое это отношение имеет к войне, Бернштейн ответил, что этот взрыв должен затруднить перевозку военных грузов из Японии в Россию. Бернштейн предложил мне взяться за это дело, т. е. организовать группу, поехать в Россию и т. д.
Я попросил несколько дней на размышление и на переговоры с подходящими людьми, в случае если бы я решил принять предложение.
Вернувшись в Цюрих, я телеграфно вызвал из Парижа в Швейцарию ротмистра Эдгардта, который тогда был помощником начальника русской политической полиции в Париже Красильникова, и спустя несколько дней мы встретились в Женеве.
Изложив ему суть дела, я спросил об его мнении. Эдгардт мне ответил буквально следующее:
— Если этот тип не безусловный жулик, то дело чрезвычайно серьезное. Ни я, ни мой начальник в Париже Красильников не сможет сам решить этот вопрос. Запросим инструкций из России. Пока же постарайтесь под благовидным предлогом оттягивать окончательный ответ Бернштейну, дабы он не делал каких-нибудь поисков в этом направлении.
Спустя несколько дней получился ответ из России, предписывавший мне переговоры с Бернштейном продолжать, и, в случае надобности в людях или в поездках, приказывалось оказывать содействие людьми, служившими в парижской русской полиции.
Бернштейн к тому времени переехал из Милана в Рим, куда направились к нему я и Эдгардт. В Риме Бернштейн лично подтвердил Эдгардту все вышеизложенное и потребовал, чтобы до поездки в Россию я и Эдгардт, выдававший себя за моего товарища по организации нужной группы, поехали вместе с ним, Бернштейном, в Константинополь, где он нас представит лицам, командировавшим его в Италию.
За это время Турция успела объявить войну России, и на вопрос Эдгардта, как сможем мы, русские, проникнуть в Турцию, Бернштейн нас заверил, что с этой стороны никаких препятствий не встретится.
Условившись с Бернштейном и выяснив, что именно ему нужно, Эдгардт вызвал из Парижа телеграммой своего подчиненного Литвина, чиновника Департамента полиции, до сих пор мне неизвестного господина, лет 40, весьма жадного к деньгам, как оказалось потом, человека малоинтеллигентного, но не глупого, более способного, по-моему, к уголовному сыску, чем к политическому, который должен был вместе с нами и Бернштейном ехать в Константинополь, а сам Эдгардт отправился обратно в Париж, заверив Бернштейна, что едет также в Россию, но только северным путем.
Доехав через Брйндизи до Салоник, где Бернштейн должен был достать нам документы для выезда в Константинополь, мы, т. е. я и Литвин, решили дальше не ехать, так как Бернштейн нужных документов нам не добыл. Уступая усиленным просьбам Бернштейна, мы все-таки согласились проехать до Бухареста, откуда он сам отправился в Константинополь. Мы же остались ждать результатов его поездки.
По дороге нам из расспросов Бернштейна, который, кстати, оплачивал все расходы по поездкам, стало ясно, что он если не врет из каких-нибудь неизвестных нам побуждений, то действует не от имени младотурецкого комитета и даже не от имени турецкого правительства, а является немецким агентом.
Через три дня после отъезда Бернштейна из Бухареста, в ноябре 1914 г., туда приехал из Константинополя господин, который назвал себя сотрудником немецкой газеты «Local Anzeiger» по фамилии Люднер, и, переговорив с нами о предложении, сделанном Бернштейном нам, потребовал, чтобы мы с ним поехали в Константинополь. Посоветовавшись между собой, я и Литвин решили, что нам обоим туда ездить нельзя, и с Люднером поехал я один.
Ко времени отъезда Люднер принес мне паспорт, выданный немецким посольством на имя Ронэ Ральфа, взамен русского паспорта на то же самое имя, который я ему отдал и который я сам получил от Эдгардта, причем Люднер мне заявил, что я свой паспорт получу обратно в Бухаресте, у военного атташе немецкого посольства майора фон Шеллендорфа.
В Константинополе я пробыл всего несколько дней и убедился, что Люднер, помимо своей журнальной деятельности, находится на службе у немецкого военного атташе в Константинополе фон Лаферта, с которым Люднер в свое время сносился по телефону и к которому очень часто ездил на квартиру. Фон Лаферт лично не счел нужным видеться со мной, очевидно, вполне доверяя Люднеру. Таким образом, моя поездка в Константинополь ничего нового не внесла, оказалась излишней, и я оттуда вскоре уехал обратно в Бухарест, получив от Люднера деньги на расходы по предполагавшемуся предприятию в сумме около 6000 фр.
В Бухаресте я обменял свой немецкий паспорт на русский и вместе с Литвином поехал в Россию через Унгени, я — под именем Ральфа, а Литвин — под своим именем. Приехали мы в Петроград в начале декабря 1914 г. Литвин сделал подробный письменный доклад бывшему директору Департамента полиции Брюн де Сент-Ипполиту, а также вместе с вице-директором того же департамента Васильевым был принят генералом Джунковским, бывшим тогда товарищем министра внутренних дел.
Обсудив подробно создавшееся положение, перечисленные лица решили пустить спустя некоторое время заметку в иностранной печати приблизительно следующего содержания: «Неизвестными злоумышленниками был взорван железнодорожный мост, имеющий некоторое стратегическое значение. Разрушения невелики. Расследование производится».
Местонахождение моста не было указано. Это было около 1-го мая 1915 г. напечатано в газетах «Journal», «Matin» и др.
Возникновение мысли о целесообразности подобной заметки я ставлю в связь с фактом взрыва на Обуховском заводе, а также с некоторыми действительными попытками со стороны неизвестных взрывать железнодорожные мосты в царстве Польском.
Из разговоров с вышеупомянутыми начальствующими лицами у меня сложилось твердое убеждение, что они, безусловно, заинтересованы в том, чтобы подобные явления устранялись во что бы то ни стало.
Общий план был следующий: создать у немцев впечатление, что они имеют в нашем лице дело с хорошо сорганизовавшейся и безусловно им преданной группой, которой они могут вполне доверять.
