«Нет, над Мининым дивный горит ореол,
Ореол — усмирителя Смуты!
Вот за что воздана ему высшая честь!
У Покровского малые школьники даже,
Ныне могут об этом всю правду прочесть.
Супротив родовой и денежной знати,
Против подлых «верхов» шли с грозою «низы»
Стали «лучших людей» холопы «имати».
Увидали купцы, что, уйдя на полати,
Не уйти от грозы:
Их нещадно холопы «хваташа
И в тюрьмы меташа»,
Не жалели для них ни кнутов, ни лозы.
Испугались тузы,
Заметались повсюду купцы-горожане,
Не одни только нижегородцы-волжане.
Нарастал, словом, этакий ком.
Тогдашние охотнорядцы
И старообрядцы,
Купцы-мясники Да кабацкие откупщики,
Очутясь под холопьим обухом,
Прониклися патриотическим духом
И давай капитал для похода сколачивать,
Сверх-военный, точнее, налог собирать,
Чтоб нескудно оплачивать Дворянскую рать,
Потому что не дай им, дворянам-то, платы,
И мечи побросают, и латы!
Нет Минина «жертва» была не напрасной,
Купец заслужил на бессмертье патент,
И маячит доселе на площади Красной,
Самый подлый, какой может быть монумент!
Крепкий Минин стоит раскорякой,
Перед дворянским кривлякой,
Голоштанным воякой,
Подряжая вояку на роль палача.
И — всем видом своим — оголтело крича:
— В поход князь! На кремль! Перед нами добыча!
Кричит с пятернёю одной у меча,
А другой пятернёю купецкою тыча,
На гранитный надгробный шатёр Ильича!!!» [102]