«Пятая колонна» Советского Союза - Шамбаров Валерий Евгеньевич

О том, что подпольные структуры в СССР существовали реально, нам известно не только из следственных дел, но и из других источников, в том числе антисоветских. Так, Союзное бюро меньшевиков (оно же «Московское бюро РСДРП») было оставлено в России, когда Мартов и прочие лидеры этой партии подались за рубеж. В конце 1920-х годов его возглавлял В. Иков, у него была налажена связь с эмиграцией. Но на следствии и суде он в этом не сознался, об этом стало известно значительно позже. Точно так же и эсеры оставили в России свое подполье, при расколе их организаций связи с нелегальными структурами в СССР поддерживала Трудовая крестьянская партия (ТКП). В 1925 г. эсеровские структуры были раскрыты и разгромлены, но уцелела группа Кондратьева — Чаянова.

Эмигрировавший на Запад меньшевик Н. Валентинов, написавший впоследствии воспоминания, рассказывал о подпольной «Лиге объективных наблюдателей», куда входили «спецы», занимавшие высокие посты в советской экономике. Один из руководителей Госплана В. Громан, важные начальники в аппарате ВСНХ — А.М. Гинзбург, А.Л. Соколовский, А.Б. Штерн, Л.Б. Кафенгауз и др. Правда, Валентинов утверждал, что «Лига» прекратила существование в 1927 г., но с какой стати? Очевидно, ему просто не хотелось топить товарищей, оставшихся в СССР. А те же самые личности оказались в списках обвиняемых по делам Промпартии, Союзного бюро меньшевиков и т. д.

На квартире у видного меньшевика Н. Суханова (Гим-мера) вполне реально существовал «политический салон» — как раз на этом подсудимые и погорели. Воскресными вечерами у него собирались высокопоставленные «спецы», оппозиционно относящиеся к советской власти. Все те же Громан, Гинзбург, Кондратьев и пр. Обсуждались возможности эволюционных реформ через «правых» коммунистов. А более глубокие преобразования считались возможными, если в стране настанет «кровавая каша». Причем в условиях народного недовольства и крестьянских мятежей «каша» представлялась неизбежной. Участники встреч вырабатывали списки «теневого кабинета». Рассматривали возможности создания коалиционного правительства, в котором объединились бы меньшевики, ТКП, промпартия и «правая» оппозиция большевиков. Хотя единства во взглядах не было, по пунктам своих программ эти господа грызлись не меньше, чем их коллеги в эмиграции.

Среди тех, кто был арестован по делам нелегальных организаций, подобрались вовсе не наивные идеалисты, не новички в политике. Трое заместителей министров в масонском Временном правительстве, видные общественные и политические деятели дооктябрьской России. Но вдобавок выясняется, что эти деятели пользовались очень высоким покровительством в советском руководстве! Например, Кондратьева, активного эсера, хотели выслать за пределы страны. Но за него горой выступили нарком финансов троцкист Сокольников, «бухаринец» Пятаков, и его как «ценного специалиста» назначили руководить Конъюнктурным институтом при наркомате финансов. А подсудимый И. Рубин признался: когда ОГПУ село на пятки Союзному бюро меньшевиков, он отдал чемодан с архивом своей организации директору Института Маркса и Энгельса Рязанову (Гольдентаху). Рязанов это отрицал и архив, очевидно, уничтожил.

Почему-то принято утверждать, будто основой обвинения были показания «провокаторов», а следствием и процессами дирижировал Сталин. Но документы показывают, что это не так. Из переписки Сталина и Менжинского видно, что Иосиф Виссарионович сам очень интересовался сведениями, полученными от тех же «провокаторов» — поступившими к ним из «Торгпрома» и других эмигрантских структур. Отсюда А.В. Шубин пришел к справедливому заключению: Сталин был уверен, что эти лица — носители реальной информации, и вряд ли ОГПУ решилось бы до такой степени мистифицировать генсека. А в августе 1930 г. Иосиф Виссарионович писал Молотову: «Не сомневаюсь, что вскроется прямая связь (через Сокольникова и Теодоровича) между этими господами и правыми (Бухарин, Рыков, Томский). Кондратьева, Гро-мана и пару-другую мерзавцев надо обязательно расстрелять». Однако таковые связи не вскрылись, Кондратьева и Громана не расстреляли. То есть ход дела определялся вовсе не указаниями или пожеланиями Сталина.

Суд учел, что каких-либо конкретных диверсий участники подпольных кружков не совершали. Поэтому приговоры они получили относительно мягкие, на смерть не осудили никого. Но некоторые контакты подсудимых с Бухариным все же обнаружились. Суханов показал, что встречался с ним, возлагал на него большие надежды: «Но правые не выступили и уклонились от борьбы. Я высказал по этому поводу Бухарину свою досаду и мнение, что правые выпустили из рук собственную победу. Я сравнивал при этом правых с декабристами… Бухарин отвечал мне, что я ничего не разумею… События развиваются в направлении, им указанном… В будущем предстоит перевес отрицательных сторон проводимого курса над положительными, только тогда можно говорить о победе его принципов». Показания против Бухарина дал и профессор Рамзин. Но когда Сталин сообщил об этом Николаю Ивановичу, тот ответил оскорбленным письмом, назвал обвинения «гнусной и низкой провокацией, которой ты веришь». Среди знакомых распустил даже слух, что помышляет о самоубийстве, и вопрос замяли.

Но здесь следует отметить один немаловажный момент. Сталин уже понял, что в руководстве государства творится неладное. Однако он еще не соотнес эти явления с фигурами видных большевиков. Считал, что их окрутили и регулировали помощники. Он писал Молотову: «Теперь ясно даже для слепых, что мероприятиями Наркомфина руководил Юровский (а не Брюханов), а «политикой» Госбанка — вредительские элементы из аппарата Госбанка (а не Пятаков), вдохновляемые «правительством» Кондратьева — Громана… Что касается Пятакова, то он по всем данным остался таким, каким он был всегда, — плохим комиссаром при не менее плохом спеце (или спецах). Он в плену у своего аппарата… Насчет привлечения к ответу коммунистов, помогавших громанам-кондратьевым. Согласен, но как быть тогда с Рыковым (который бесспорно помогал им) и Калининым (которого явно впутал в это «дело» подлец — Теодорович)? Надо подумать об этом».

А от гражданских «спецов» нити потянулись к военным. Среди них тоже выявились оппозиционные кружки, связанные с активистами Промпартии, меньшевиками, ТКП, троцкистами. Правда, и они активных действий не предпринимали. Лишь собирались, совещались: какую позицию занять в случае «кровавой каши», переворота, интервенции. Но ведь для военных, принесших присягу, даже обсуждение подобных тем — уже измена. Поэтому приговоры для них были гораздо более суровыми. Из участников «военного академического кружка» расстреляли 6, из участников «военного заговора» — 31. Другие подсудимые получили разные сроки заключения.

Но в делах военной оппозиции оказались замешаны и видные коммунистические деятели. Из уст бывшего полковника Н. Какурина прозвучала фамилия Тухачевского. И прозвучала она вовсе не под давлением следствия. Ка-курин, друг Тухачевского, сперва проболтался своей родственнице, оказавшейся осведомительницей ОГПУ. Экс-полковник сообщил: «В Москве временами собирались у Тухачевского, временами у Гая… Лидером всех этих собраний являлся Тухачевский». Было решено «выжидать, организуясь в кадрах», а целью организации признавалась «военная диктатура, приходящая к власти через правый уклон». Показания Какурина подтвердил И. Троицкий, проходивший по тому же делу.

24 сентября 1930 г. Сталин писал Орджоникидзе: «Стало быть, Тухачевский оказался в плену у антисоветских элементов и был сугубо обработан тоже антисоветскими элементами из рядов правых. Так выходит по материалам… Видимо, правые готовы идти даже на военную диктатуру, лишь бы избавиться от ЦК, от колхозов и совхозов, от большевистских темпов развития индустрии… Кондратьевско-сухановско-бухаринская партия — таков баланс. Ну и дела». Письмо было сугубо личное, для обмана Орджоникидзе у Сталина не было никаких оснований. Но Тухачевский, как и Бухарин, сумел «отмазаться». На очных ставках все отрицал, иначе толковал смысл разговоров. Сталин поверил ему (кстати, это опровергает утверждения о «болезненной подозрительности» генсека в данный период). Он писал Молотову: «Что касается дела Тухачевского, то последний оказался чист на все 100 %. Это очень хорошо».