Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 70
Японский школьник вряд ли ответит, кто из его сверстников первый ученик и кто, наоборот, тянет класс назад. Если педагог хвалит или журит кого-то, он всегда исходит из способностей и прилежания данного ребенка, сравнивая его нынешнюю успеваемость с его же прежней и старательно избегая противопоставления одних учеников другим.
Японские рикши в прежние времена строго блюли неписаный закон о том, что молодой возчик мог обгонять старого, лишь изменив маршрут, чтобы его превосходство в силе и выносливости не бросалось людям в глаза.
Это стремление хотя бы внешне свести до минимума прямое соперничество доныне пронизывает японскую жизнь. Даже проявлениям острой конкурентной борьбы японские дельцы ухитряются придавать видимость компромисса на основе «подобающего места» фирмы в данной отрасли промышленности или торговли.
Долг чести по отношению к собственной репутации не позволяет японцу проявлять свою неспособность в том, к чему он по своему положению обязан быть способен. Нежелание «потерять лицо» подчас мешает японскому врачу отказаться от ошибочного диагноза. По той же причине преподаватели не любят, когда ученики обращаются к ним с вопросами.
Бывалый иностранец, остановленный за нарушение правил езды на улицах Токио, прикидывается, что не. знает японского языка. И регулировщик отпускает его, так как, в свою очередь, не хочет признать, что не силен в английском, то есть ронять престиж столичного полицейского.
Именно из-за такого представления о «потере лица» японцы считают правилом никогда не говорить человеку чего-либо касающегося его профессиональных ошибок.
Наслышавшись об учтивости японцев, нельзя преуменьшать их чувствительность к обидам. Японцы болезненно реагируют на иронические реплики личного характера, которые никто из нас не принял бы всерьез.
Сказать, что японцы очень самолюбивы, что они высоко ставят свою честь, – значит показать лишь одну сторону их характера. Непримиримость к оскорблениям, болезненная чуткость к любому унижению их личного достоинства не привели к тому, что месть стала у них главенствующей чертой человеческих взаимоотношений. Понятие «гири» обрело как бы возвратное значение. Долг чести по отношению к самому себе с малолетства приучает японцев щадить самолюбие и достоинство других.
Лишь прожив в стране несколько лет, начинаешь понимать, что японская вежливость – это не низкие поклоны, которые выглядят весьма нелепо в современной уличной толпе или на перроне метро; и не обычай начинать разговор с множества ничего не значащих фраз. Японская вежливость – это умение щадить как собственное самолюбие, так и достоинство окружающих, это искусство избегать ситуаций, способных кого-либо унизить.
Раз мораль требует от человека хранить свою репутацию незапятнанной и мстить за нанесенные оскорбления, он, по логике японцев, должен всячески остерегаться случаев, когда в этом может возникнуть необходимость.
Итак, японская вежливость – это прежде всего проявление высокой культуры человеческих взаимоотношений, взаимное стремление людей при любых контактах не задевать самолюбия друг друга.
Полагаю, что в мире нет народа, который относился бы к собственной чести более щепетильно, чем японцы. Они не терпят ни малейшего оскорбления, даже грубо сказанного слова. Так что вы обращаетесь (и поистине должны обращаться) со всей учтивостью даже к мусорщику или землекопу. Ибо иначе они тут же бросят работу, ни секунды не задумываясь, какие потери это им сулит, а то и совершат что-нибудь похуже.
Они весьма осмотрительны в своем поведении и никогда не утруждают других жалобами и перечислениями собственных бед. Они с детства выучиваются не раскрывать своих чувств, считая это глупым. Важные и трудные дела, которые могут вызвать гнев, возражение или спор, у них принято решать не с глазу на глаз, а только через третье лицо. Обычай этот настолько в ходу, что применяется между отцами и детьми, между хозяевами и слугами и даже между мужьями и женами.
Алессандро Валиньяно, История деятельности ордена иезуитов в Восточной Азии. Ватикан, 1642.
Когда два американца должны решить между собой сложный вопрос, они инстинктивно стараются исключить третьих лиц и переговорить с глазу на глаз. Когда такая проблема возникает между японцами, они столь же инстинктивно стремятся разойтись на почтительное расстояние и призывают посредника.
Попав в неприятную историю на улице Токио, имейте в виду: чем хуже вы знаете японский язык, тем лучше.
Секс в Японии так же легко доступен, как в Соединенных Штатах получение шоферских прав. И наоборот.
Джон Рандольф, Афоризмы о Японии. Токио, 1965.
Область ограничений и область послаблений
Японская мораль постоянно требует от человека огромного самопожертвования ради выполнения долга признательности и долга чести. Логично было бы предположить, что та же мораль насаждает аскетическую строгость нравов, считая грехом физические удовольствия, плотские наслаждения. Именно такую позицию, кстати говоря, занимает в данном вопросе буддизм.
Поэтому вдвойне неожидан факт, что японцы не только терпимо, но даже благожелательно относятся ко всему тому, что христианская мораль называет человеческими слабостями. Хотя Япония – буддийская страна, ее жизненная практика вступает здесь в резкое противоречие с учением Будды.
Воздержанность, строгий вкус, умение довольствоваться малым вовсе не означают, что японцам присущ аскетизм. На них давит тяжкое бремя моральных обязанностей. Их связывают по рукам и ногам путы бесчисленных правил поведения. Но наряду с жесткими ограничениями японский образ жизни сохраняет и лазейки, которые ведут к распущенности нравов. Японская мораль лишь подчеркивает, что плотским наслаждениям следует отводить подобающее, причем второстепенное, место.
Двойственность японской натуры проявляется в контрасте между суровым, бескомпромиссным подавлением личных порывов во имя долга и поразительной терпимостью к человеческим слабостям, на которые японцы смотрят скорее как на человеческие радости.
Драматизм жизни для японцев в том и состоит, что физические удовольствия сами по себе не заслуживают осуждения, не составляют греха, но человек в определенных случаях вынужден сам отказываться от них ради чего-то более важного.
Излюбленный афоризм американцев о том, что людьми прежде всего движет стремление к счастью, представляется японцам аморальным. Счастье, на их взгляд, – это лишь приятный момент отдыха, как бы перекур на пашне, но никак не движущая сила и не цель жизни.
«Избегай излюбленных удовольствий, обращайся к неприятным обязанностям» – эта строка, завершавшая когда-то сто законов Иеясу [2], доныне живет как пословица. Сила воли, способность ради высшего долга отвернуться от наслаждений, которые вовсе не считаются злом, – вот что японцы почитают добродетелью.
В противоречивом сочетании требовательности и терпимости опять-таки проявляется идея подобающего места. Жизнь разграничена на круг обязанностей и круг удовольствий, на область главную и область второстепенную, в каждой из которых действуют свои мерки, свои нормы поведения.
При всем том, что японскому образу жизни присуще суровое подавление личных порывов, секс в этой стране никогда не осуждался ни религией, ни моралью. Японцы никогда не смотрели на секс как на некое социальное зло, никогда не отождествляли его с понятием греха, не видели необходимости окружать его завесой тайны, скрывать от посторонних глаз как нечто предосудительное.
Японец как бы ограждает в своей жизни область, которая принадлежит семье и составляет круг его главных обязанностей, от развлечений на стороне – области тоже легальной, но второстепенной.
Жена японского служащего привыкла к тому, что, как правило, видит мужа лишь два-три вечера в неделю. Хотя в Токио насчитывается восемьдесят тысяч баров и обойти их все (по вечеру на каждый) можно лишь за 219 лет, порой начинает казаться, что многие дельцы одержимы именно этой идеей.
