Капитуляция Парижа 31 марта 1814 г.
Отчего же старый дипломат не сделал этого раньше? Очевидно, ему слишком хорошо помнились опала и насмешки после письма императрицы о видении раздела Польши. Вдруг Александр I отреагирует так же, как и его бабка? Но теперь настал час сказать все: пусть сын доведет его слова до командования русской армии и лично до императора. Воронцов очень боялся, что неудачи первых месяцев кампании и магия имени непобедимого Наполеона могут сломить дух императора Александра, и он позволит склонить себя к заключению мира с французами. Нет, только бой, только решительная и окончательная победа!
— Русские скоро войдут в Париж, — уверенно пророчествовал граф. — И это случится не позднее, чем через год-полтора!
Письмо отца быстро дошло до генерал-майора Михаила Семеновича Воронцова (1782–1856), впоследствии ставшего светлейшим князем и генерал-фельдмаршалом. Он сообщил о нем Багратиону и Барклаю де Толли. Узнал о содержании пророчества старого дипломата и император Александр I…
Стоит сказать несколько слов о любопытных пророчествах отца, касавшихся его сына — генерала Михаила Воронцова. Он воспитывался и рос в Англии, но был большим русским патриотом и блестящим военным: служил на Кавказе, воевал с турками, храбро бился под Бородино и был ранен, а в 1813 г. участвовал в «битве народов» под Лейпцигом.
— Ты сразишься с самим Бонапартом! — предрекал сыну отец-провидец. — Не поддавайся страху, уповай на Бога и смело иди в бой!
Действительно, в 1814 г. русские полки под командованием генерала Воронцова дали сражение при Краоне самому Бонапарту и с честью выдержали испытание, не уступив знаменитому полководцу и не сделав ни шагу назад. Бонапарт был поражен отвагой и стойкостью русских солдат.
— Их доблесть сравнима с доблестью римских легионеров, — сказал великий полководец.
M. С. Воронцов. Худ. К. К. Гампельн
— Смотри хорошенько за своими подчиненными офицерами, особливо за границей, — предупреждал сына старый граф. — Вижу, как они втягивают тебя в пустые денежные траты. Чтобы никогда не пускал ты в дом свой опальных щелкоперов, обличьем схожих с обезьянами! От них наживешь только неприятности и головную боль вместо порядочности и благодарности.
Граф и тут оказался удивительным провидцем. В 1815–1819 гг. Воронцов-младший командовал оккупационным корпусом русских во Франции. Офицеры-победители вовсю гуляли в ресторациях: ели устриц и ведрами пили шампанское, не платя по счетам ни франка. Казаки, не слезая с седел, требовали у хозяев питейных заведений немедля принести большую чарку вина:
— Быстро! — сердито покрикивали бородачи с серьгами в ушах на французов(так родилось знаменитое французское «бистро»).
Когда войскам пришла пора уходить домой, к графу Воронцову, как главнокомандующему, обратились все французские рестораторы и трактирщики с просьбой принять меры к оплате долгов — выпито и съедено было столько, что на эти деньги в России можно было бы купить небольшую губернию.
Что же сделал граф Воронцов? Конечно, он вспомнил предвидение отца, но, как истинно русский офицер и дворянин, как человек чести и настоящий отец своим солдатам, граф сам заплатил все долги офицеров и солдат!
— Это поступок истинного русского дворянина и офицера, — узнав о невообразимой щедрости и благородстве, сказал император Александр. — Мы этого не забудем!
Самодержец действительно не забыл и всячески обласкал и наградил генерала. Позднее Воронцов был наместником в Бессарабии и многое сделал для развития и строительства Одессы, где в своем доме принимал опального поэта Александра Пушкина, чем-то действительно, по описаниям многих современников, внешне напоминавшим обезьяну.
Поэт писал на хозяина уничижительные эпиграммы и вовсю ухаживал за его женой…
Позднее генерал Воронцов был главнокомандующим на Кавказе, покорил значительную часть Дагестана, сумев замирить воинственных горцев. В Одессе и Тифлисе ему поставили памятники. А про его отца, старого дипломата-провидца надолго забыли. А зря…
Муки матери
В этой истории речь идет об одном из удивительных случаев предвидения будущего.
Анастасия Матвеевна Рылеева (урожденная Эссен) — мать декабриста Кондратия Рылеева — вышла замуж по любви за подполковника, командира Эстляндско-го егерского батальона Федора Андреевича Рылеева. В 1795 г. у них родился долгожданный сын Кондратий — Коня, как она его называла.
Свидетельством ее жизни, поразительного откровения, забот и тревог является обнаруженное историками письмо, о котором знают очень немногие.
«… Я была матерью четверых детей, родившихся до моего дорогого Конички, и все они умерли в младенчестве, — пишет Рылеева. — Как я молилась! Как я просила Господа Бога о сохранении им жизни. И когда увидела крест на свежей могиле последнего из них, я не смогла встать с колен. Я упала головой на маленький холмик, охватила его руками и молила — нет, требовала: требовала живого ребенка, живого, здоровенького! И я вымолила его у Бога — родился мой Коничка.
Священник сказал мне: „Поступите по старинному обычаю: не гонитесь за знатными кумовьями, не взыскуйте покровительства сильных мира сего, дайте Всевышнему выбрать духовных родителей вашему дитяти. Когда понесут его крестить, пусть возьмут в восприемники от купели первых встречных мужчину и женщину. И нареките ему имя по крестному, которого пошлет вам Бог“. В отчаянии, которое сменилось надеждой, мы с мужем так и поступили. Когда ребенка вынесли на дорогу, первыми, кого встретила там наша матушка, были отставной солдат на деревянной ноге и старушка нищая. Мы с мужем одарили их как могли, усадили за крестильный стол, и они стали нашими кумовьями. Служивого звали Кондратием, так мы назвали нашего сына.
Коничка остался жив. Три года я была счастливой матерью. Коничка радовал меня, рос хорошо, наш домашний доктор радовался вместе с нами. И вот новое горе вошло в наш дом: Коничка тяжело заболел — круп. Он метался в жару, никого не узнавал и задыхался. Наш врач сразу попросил созвать консилиум. Приехал известный доктор из Петербурга, осмотрел Коничку и молча вышел из комнаты. Разговаривал только с нашим врачом, а уходя, сказал Федору Андреевичу (отцу): „Бывают чудеса. Если вы набожны — молитесь!“ Со мной врачи не говорили. Да разве мне были нужны слова? Я же мать, я и так понимала, что мое дитя обречено. Мой Коничка, мое счастье…
К. Ф. Рылеев
Наступила ночь, как считали врачи, — последняя ночь моего сына. Я отпустила нашу матушку отдохнуть и осталась одна у его постели. Ребенок продолжал метаться, он весь осунулся, личико его посинело, а из горла слышался свист, сменявшийся страшным, заставлявшим сжиматься мое сердце хрипением…
Где искать защиты от злой судьбы? Только в милосердии Божьем, только в нем. И я упала перед иконами, висевшими в углу комнаты. Как я молилась! Поистине в тот час я была вне себя. Тогда вся душа моя была полна мольбы и надежды, не заученные молитвы повторяла я — скорбь матери говорила за меня. Я не знаю, что случилось со мной в тот час. Душа моя возмутилась, я протянула руки к иконам и закричала: „Всемогущий Боже! Если возможно, да минет меня чаша сия. Пойми же меня в моей скорби. Все страдания, какие ты захочешь послать, низвергни на меня, но спаси жизнь моего сына. Ты учил нас молиться: „Да будет воля ТВОЯ“, но я говорю — только в этом, только в единственном случае — да будет воля МОЯ“.
Я не знаю, сколько времени простояла на коленях перед иконами, и даже не знаю, где была — только не на земле. И вдруг я почувствовала неестественное забытье, странный необыкновенный сон. Я поднялась с колен, в последний раз взглянула на образ Ангела-Хранителя с зажженной свечой в руке, висевший вместе с другими иконами, и прошептав: „Заступись“, — шатаясь побрела к кроватке моего несчастного ребенка. Не знаю, что было дальше. Кажется, я сидела, склонившись над умиравшим, и целовала его худенькие, судорожно сжатые ручки… Как вдруг оттуда, где я только что стояла на коленях, раздался голос:
