Книга утраченных сказаний. Том I - Толкин Джон Рональд Руэл

И боги вознесли хвалу Ване и Палуриэн и возрадовались в свете, говоря им:

— О, воистину прекрасно сие древо, и должно ему иметь свое имя.

И Кэми молвила:

— Пусть зовется оно Лаурэлин, ибо ярки его цветы и прекрасна музыка его росы.

Но Вана пожелала назвать его Линдэлоксэ, и оба имени остались.

И прошло двенадцать часов с тех пор, как показался первый побег Линдэлоксэ, и в сей час вспышка серебряного света пронзила золотистое сияние, и валар узрели росток, поднимающийся из того места, куда пролилась влага Силиндрина. Нежно-белая кора его мерцала, словно жемчуг, и подымался он так же быстро, как Лаурэлин, и пока он рос, сияние Лаурэлин убывало, и свет его цветов стал тусклее, пока древо не засветилось слабо, так, словно заснуло; но вот другое выросло теперь — такое же высокое, как Лаурэлин, и был его ствол еще стройнее и изящнее, а кора — как шелк, но ветви росли чаще, сплетаясь плотнее, побеги кустились гуще, и выпустили они потоки голубовато — зеленых листьев, подобных наконечникам копий.

И взирали валар в изумлении, но Палуриэн рекла:

— Не закончился еще рост этого древа.

И пока она говорила, древо расцвело, и соцветья его не висели гроздьями, но были как отдельные цветы, и каждый рос на тонком стебле, что качались согласно, и были те цветы как сребро, жемчуг и блистающие звезды, и горели они белым огнем; и казалось, словно у дерева бьется сердце, его сверкание трепетало, нарастая и убывая. Свет подобно жидкому серебру сочился от его ствола и стекал на землю, и по равнине разлилось великое свечение, хотя не было оно таким ярким, как свет золотого дерева, а из-за огромных его листьев и из-за биения его внутренней жизни беспрерывно трепетали тени в озере его сияния, тени весьма четкие и черные; тогда Лориэн не мог сдержать радости и даже Мандос улыбнулся. Но молвил Лориэн:

— Внемлите! Я дам имя этому древу, и будет оно зваться Сильпион.

И таково было его имя с тех пор. Тогда Палуриэн поднялась и сказала богам:

— Соберем же теперь весь свет, что падает каплями на землю с этого дивного древа и поместим в Силиндрин и пусть берут его оттуда понемногу. Смотрите, это дерево, когда пройдут двенадцать часов его сильнейшего света, тоже поблекнет, и тогда Лаурэлин ярко засияет снова; но чтобы не истощилось оно, бережно поливайте его из чаши Кулуллин в час, когда тускнеет Сильпион, а для Сильпиона сделайте вы то же самое, выливая обратно собранный свет из глубокой чаши Силиндрин при каждом убывании света золотого дерева. Свет — это сок этих дерев, и сок их — свет.

И значили сии слова ее, что хотя эти древа должно поливать сиянием их, дабы струился в них сок и жизнь, однако, живя и произрастая такими, как есть, давали они свет в великом изобилии, много больше того, что выпивали их корни; боги послушались ее слов, и Вана возложила на одну из своих дев, звавшуюся Урвэн, труд поливать Лаурэлин, а Лориэн повелел Сильмо, юноше, коего любил он, заботиться об освежении Сильпиона. Посему сказано, что стоило лишь полить каждое из древ, как наступали удивительные сумерки — златые и сребряные — и смешение света невиданной красы, пока одно древо не потухало совершенно, а другое не возгоралось полным сиянием.

Теперь при свете древ было Аулэ легко и удобно работать, и занимался он многими делами, а Тулкас помогал ему, и Палуриэн, мать волшебства, была вместе с ним. Сначала на Таниквэтиль было возведено великое обиталище для Манвэ и поставлена сторожевая башня. Оттуда отправлял Манвэ своих стремительных ястребов и встречал их, когда они возвращались, и туда часто прилетал в позднейшие дни Соронтур, Король Орлов, которому Манвэ дал великую силу и мудрость.

Был тот дом построен из мрамора голубого и белого и стоял посреди снежных полей, а крыши его были сделаны из сплетений того лазурного воздуха, что называется ильвэ и лежит над белым и серым слоями. Те сплетения сотворили Аулэ и супруга его, а Варда изукрасила звездами, и Манвэ поселился в том доме; на равнине же, в ярком свечении дерев, стояли дома прекрасного и радостного града, что звался Валмар. Ни металла, ни камня, ни древесины могучих деревьев не пожалели на его строительство. Были золотыми их крыши и серебряными — полы, а двери — из полированной бронзы; возвели их с помощью магии и скрепили стены их волшебством.

Отдельно от тех домов, рядом с открытой долиной помещался огромный чертог, и был то дом Аулэ, полный волшебными тканями, сплетенными из света Лаурэлин, сияния Сильпиона и мерцания звезд; но другие были сплетены из нитей золота и серебра, железа и бронзы, выкованных не толще паутины, и были на них с великим искусством вытканы события музыки Айнур, так что изображали они то, что было уже, и то, что еще будет, или же то, что явилось лишь в славе разума Илуватара.

Во дворе росли некоторые из тех дерев, что после появились на земле, и лежало средь них озеро голубой воды. Множество фруктов падало с них на землю и на траву, что росла по берегам озера, и собирали их девы Палуриэн для пиров ее и ее владыки.

Был и у Оссэ великий дом, где жил он, когда происходили советы валар или же если утомлял его шум морских волн. Онэн и оарни принесли тысячи жемчужин для этого дома, и полы его были морской водой, а гобелены походили на сверкание серебряной рыбьей чешуи; крышей же служила морская пена. Улмо жил не в Валмаре и ушел оттуда, едва тот был построен, во Внешние Моря. Когда надо было ему побыть в Валиноре, жил он в чертогах Манвэ, но случалось это не так уж часто. Лориэн также поселился далеко, и был его чертог огромным и сумеречным, и росли возле него бесконечные сады. Мурмуран назвал он свое обиталище, которое Аулэ построил из туманов, собранных за Арвалином, над Тенистыми Морями. Располагалось оно на юге, у подножия Гор Валинора, на границе королевства, но удивительные сады его широко раскинулись, достигая подножия Сильпиона, чей свет причудливо освещал их. Были они полны лабиринтов и запутанных дорожек, ибо Палуриэн подарила Лориэну множество тисов, кедров и сосен, что источали в сумерках аромат, навевающий дремоту; и нависали они над глубокими озерами. Светляки ползали по их берегам, а Варда поместила звезды в их глубину на радость Лориэну, духи его дивно пели в сих садах, а благоухание ночных цветов и песни сонных соловьев наполняли их великим очарованием. Также росли там маки, светившиеся алым в сумерках, и боги называли их фумэллар — цветы сна, а Лориэн часто прибегал к ним для для своих чар. В самом сердце прекрасного этого сада стоял в кольце темных, высоко вздымающихся кипарисов, глубокий сосуд Силиндрин. Там покоился он на ложе из жемчужин, и недвижная его поверхность светилась серебряными искрами, и тени деревьев лежали на ней, а Горы Валинора могли взирать на свои лики, что отражались там. Лориэн, вглядываясь туда, зрел множество таинственных видений, пробегавших по воде, и никогда никто не тревожил сон Силиндрина, разве что Сильмо приходил неслышно с серебряным кувшином набрать толику его мерцающей прохлады и тихо шествовал прочь, дабы полить корни Сильпиона, пока не разгорелось златое древо.

Иным было разумение Тулкаса, что жил в самой середине Валмара. Самый юный, силен он и крепок телом, и потому зовется он Полдорэа, тот, кто любит игры и стрельбу из лука, кулачный бой, борьбу, бег, прыжки и песни, что сопутствуют веселым пирам, когда налитая до краев чаша ходит по кругу. Между тем вовсе не любил он спорить и затевать драку без причины, как Макар, хотя нет никого из валар или уванимор (последние суть чудовища, великаны и исполины), кто не боится силы его рук или удара его одетого железом кулака, когда есть у него причина для гнева. А жилище его было домом веселья и шумной радости; и вздымался он высоко в небо несколькими ярусами, высилась там башня из бронзы, и медные столпы поддерживали просторную аркаду. Во дворе его играли и соперничали друг с другом в доблести, и там временами прекрасная владычица Нэсса, супруга Тулкаса, разносила кубки доброго вина и прохладное питье игрокам. Но более всего любила она уходить к прекрасным лужайкам, чьи травы Оромэ, брат ее, собрал на самых щедрых своих лесных полянах, а Палуриэн посадила там эти травы, зачаровав их так, что оставались те лужайки всегда зелеными и ровными. Там танцевала она со своими девами, пока цвела Лаурэлин, ибо не была ли в танце она более искусна, нежели сама Вана?