Руководство астронавта по жизни на Земле. Чему научили меня 4000 часов на орбите - Хэдфилд Кристофер

Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68

Несколько следующих месяцев моей жизни я чувствовал себя героем романов Кафки. Я продолжал тренироваться и готовиться к экспедиции, в которой то ли приму, то ли не приму участие. Я пытался сосредоточиться на подготовке и изучении всего, что только можно, и абстрагироваться от фонового шума. Я увяз в бюрократической трясине. Здесь логика и факты не принимаются во внимание, значение имеет только внутренняя политика и мнения несведущих людей. Врачи, никогда не проводившие лапароскопию, имели вес; решения о медицинских рисках принимались так, будто более серьезные угрозы всей космической программе не имели значения. Мы с Хелен вместе с нашими хирургами потратили огромное количество времени и сил, роясь в опубликованных исследованиях, общаясь со специалистами, отправляя электронные письма администрации, создавая сложные графики и диаграммы для сопоставления медицинских данных и различных факторов риска — в общем, мы по-всякому пытались убедить администрацию в том, что полет для меня безопасен.

Тем временем Международный совет постановил: все добытые нами доказательства убедили иностранных членов совета, что я могу лететь, но не убедили американцев, которым требовались дополнительные подтверждения.

Новость была не из лучших. Мы представили все факты, которые мы и помогавшие нам специалисты сочли исчерпывающими доказательствами. И если этого недостаточно, что тогда поможет? Казалось, мы имеем дело с суеверием, против которого наука бессильна. Вы можете предоставить результаты любых исследований, чтобы доказать, что ходить под лестницей безопасно, но суеверный человек тем не менее все равно будет избегать этой лестницы.

В ККА меня по-прежнему призывали расслабиться и не расстраиваться; там были уверены в том, что в конце концов все пройдет по нашему сценарию. Такое поведение соответствует нашему национальному характеру: канадцы известны своей вежливостью и учтивостью. Мы — нация тех, кто всегда придерживает дверь и благодарит, но мы любим и подшутить над этой нашей особенностью. Как вытащить 30 пьяных канадцев из бассейна? Нужно сказать: «Пожалуйста, выйдите из бассейна». В обычной ситуации мы с Хелен первыми бы выскочили из этого вошедшего в поговорку бассейна, но ситуация была исключительной; мы чувствовали, что канадцы ведут себя слишком по-канадски, когда слепо верят в победу логики и здравого смысла. Для нас было ясно как день, что наших усилий по сбору информации вполне достаточно как для принятия решения в отношении меня лично, так и для защиты интересов Канады в целом. В мой полет был вложен не один миллион долларов; кроме того, на время моей экспедиции было намечено множество экспериментов в интересах Канады. Присутствие канадца в составе международной комической экспедиции служило не только источником патриотической гордости, но и было обоснованием и подтверждением всей космической программы, финансирование которой, как, впрочем, и в НАСА, постоянно находилось под угрозой. Если бы мы прекратили работать над этой проблемой, я бы не отправился в космос, хотя слово одного-единственного человека из медицинской администрации НАСА могло это все предотвратить.

И вот в одиннадцатом часу, всего за несколько дней до мартовского совещания, на котором в НАСА должны были принять окончательное решение, кто-то из совета предложил решение: ультразвуковое обследование должно было, скорее всего, показать, есть ли у меня еще спайки. Я был потрясен. Несколько месяцев я выспрашивал, существует ли нехирургический способ обследования, и все это время я слышал один и тот же ответ: «Нет, операция — это единственный выход». А теперь внезапно все члены совета высказались за ультразвук при условии, что обследование выполнит конкретный высококвалифицированный специалист. Однако этот специалист находился в отпуске, поэтому у меня была неделя, чтобы изучить тему и выяснить, что ультразвуковое исследование в 25 % случаев дает ложноположительный результат. Другими словами, исследование может показать, что у меня спайки, при этом один шанс из четырех, что этот результат будет абсолютно ложным. И даже если у меня действительно имеется спайка, кто сможет с уверенностью сказать, представляет ли она угрозу или нет? Но кажется, никому до этого не было дела, кроме меня и Хелен.

Наконец настал день, на который было назначено ультразвуковое исследование. Дорога в госпиталь заняла у нас 45 минут, и за это время мы окончательно смирились с ситуацией. Это была хорошая схватка, и мы боролись до самого конца. Теперь пришло время для моделирования своего рода «смертельного исхода»: нам нужно было поговорить о том, что делать, когда я провалю ультразвуковое исследование. Мы обсудили множество вариантов: задержаться в Хьюстоне подольше, чем я планировал, или, может быть, уволиться и поискать работу в качестве аэрокосмического консультанта.

Самое главное наше решение в этой поездке заключалось в том, что мы не позволим этой неудаче испортить нам жизнь. Я не буду всю оставшуюся жизнь нести звание несостоявшегося командира, несчастного парня, которому не позволили слетать в космос в третий раз. Мы видели, что происходит с другими астронавтами, которых отстраняют от экспедиции, и решили, что следующая опасность, грозящая нам гибелью, в метафорическом смысле, — это вовсе не результаты ультразвукового обследования, а потеря целеустремленности. К счастью, мы также знали те Boldface, которые могли нас спасти: нужно сосредоточиться на преодолении пути, а не на достижении пункта назначения. Смотреть в будущее, а не сожалеть о прошлом.

Мы приехали в госпиталь в бодром расположении духа. Чтобы ни случилось, мы знали, что у нас все будет в порядке. Специалист намазал мне живот специальной мазью, потом использовал разные ультразвуковые датчики для осмотра. Обследование началось не здо?рово. Врач сказал: «О, этого я не ожидал увидеть». Ему нужно было увидеть движения внутренних органов, которые называют «висцеральным ритмом». Он повернул монитор так, чтобы мне тоже было видно. Хелен держала меня за руку, сидя спиной к экрану, напряженная, но смиренная. Прошла минута. Даже мне пришлось признать, что на экране не было никакого движения.

Я проиграл. Однако сильнее разочарования было удивление: неужели я был настолько неправ? Действительно ли со мной что-то не так? Мои глаза были прикованы к монитору, я начал дышать неглубоко, напрягая и расслабляя брюшные мышцы, изо всех сил пытаясь заставить мои внутренности двигаться. Разумеется, я хотел отправиться в космос, но еще я хотел быть уверен, что действительно здоров.

После многих лет обучения и тренировок вот к чему все свелось: сможет ли небольшая часть моего кишечника двигаться по команде. И чудесным образом это произошло. Врач улыбнулся и включил запись, чтобы зафиксировать движения — висцеральный ритм — на видео. Вошел другой врач и все проверил, и после этого в комнате наступило облегчение, которое можно было ощутить физически.

Уже в машине мы с Хелен начали обзванивать тех немногих людей, кто был в курсе всей этой сложной ситуации. Нам казалось, что мы победили в эпической битве, достойной Давида и Голиафа, — битве, к которой я готовился, сам того не подозревая, всю свою сознательную жизнь. Это был предельный случай испытания «с потерей управления», когда приходится решать серьезную, сложную проблему, находясь в свободном падении, и решать профессионально, без потери концентрации на истинной цели миссии — подтверждении готовности экипажа к космическому полету, независимо от того, отправлюсь я с ним или нет. Однако времени праздновать победу не было. Мне нужно было работать.

Ведь я, в конце концов, собирался лететь в космос.

Часть II

На взлет

7. База спокойствия, Казахстан

Многие считают, что дни перед стартом — самое напряженное время в жизни астронавта. На самом деле все наоборот: неделя до старта или около того — это период, когда мы наиболее близки к безмятежности и спокойствию с профессиональной точки зрения. Одна из причин этого спокойствия заключается в том, что мы не тянем до последнего и не оставляем невыполненных дел до самого старта. Мы годами готовимся к каждой экспедиции, думаем и мечтаем о космическом полете большую часть жизни. Другая причина заключается в том, что эти дни мы проводим в предполетном карантине. Астронавты полушутя называют его «тюрьмой для белых воротничков»; у нас есть охранники, мы не можем покидать территорию, а большинство посетителей вынужденно разговаривать с нами через стекло. Однако мы, конечно, добровольно сидим на этом карантине, мы обеспечены всем необходимым, о нас заботятся и ухаживают так внимательно, что сторонний наблюдатель может никогда не догадаться, что настоящая причина нашего пребывания здесь — медицинская. Главная задача — защитить нас от инфекции на Земле, чтобы мы не заболели и не потеряли работоспособность в космосе.

Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68