«В Берлине резидентом внешней разведки НКГБ был Амаяк Захарович Кобулов. Он был назначен на должность резидента по рекомендации и настоянию Берии. Ранее к разведке Кобулов не имел никакого отношения, образование у него было в объеме пяти классов тбилисской торговой школы. Однако брат Амаяка, Богдан, был давним другом Л. П. Берии. Это и сыграло главную роль в назначении в Берлин резидентом ничего не понимающего в разведке Амаяка Кобулова.
Работая в Берлине, Кобулов направил в Москву наряду с ценной информацией, добытой профессиональными разведчиками, такими как А. М. Коротков, стратегическую дезинформацию. Эту дезинформацию ему лично передавал агент „Лицеист“, которого подставила Кобулову государственная тайная полиция Германии (гестапо).
В мае 1947 года майор германской военной разведки, бывший гестаповец Зигфрид Мюллер на допросе показал: „В августе 1940 года
Кобулову был подставлен агент германской разведки латыш Берлинкс, который по нашему заданию длительное время снабжал его дезинформационными материалами“. На вопрос, действительно ли им удалось обмануть Кобулова, Мюллер утверждал: „Я твердо уверен, что Кобулов не подозревал об обмане. Об этом свидетельствует тот факт, что в беседах с Берлинксом он выбалтывал ему некоторые данные о политике советского правительства в германском вопросе… Сведения из бесед с Кобуловым… докладывались Гитлеру и Риббентропу“.
На встречах с „Лицеистом“ Кобулов сообщал своему „агенту“, что направляет его доклады лично Сталину и Молотову.
14 декабря Кобулов на основе данных Берлинкса докладывал в Москву: „.По сообщениям „Лицеиста“, внешняя политика Германии строится на следующих основных принципах. Единственный враг нашей страны (Германии. — В. Л.) — Англия..“. „Свои задачи политики Германия видит в том, чтобы избежать войны на два фронта. При этом важно обеспечить хорошие отношения немцев с Россией..“
В примечании к этому донесению сообщалось, что „данные о готовящемся десанте немцев в Англию „Лицеист“ получил от старшего лейтенанта. Это косвенно подтверждается по изменившемуся характеру налетов немецкой авиации на Лондон“. За „старшего лейтенанта“, о котором в донесении упоминал Кобулов, выдавал себя Гитлер, руководивший работой „Лицеиста“. Через „Лицеиста“ и Кобулова Гитлер убеждал Сталина, что Германия не нападет на СССР, и Сталин этой дезинформации, которую сообщал ему Берия, поверил больше, чем всем донесениям резидентов и агентов военной разведки» [221].
Берия в Великой Отечественной войне
1. Сразу был уравновешен генералом Серовым, возглавившим по личному указанию Сталина охрану тыла московской зоны, в связи с чем был лишен возможности организовать переворот.
2. До начала июля не заметил захват брестского узла ВЧ-связи группой батальона «Бранденберг», произошедший в 3 часа 45 минут 22 июня, в результате чего:
a) была скомпроментирована вся ВЧ-связь СССР (была принудительно отключена в июле 1941 года и восстановлена в работоспособном состоянии только в ноябре 1941 года);
b) по ВЧ-связи брестский узел связи, контролировавшийся вермахтом, запросил все шифровальные таблицы радиосвязи со всех воинских частей РККА, что привело к полной компрометации военной радиосвязи всей РККА (была в приказном порядке запрещена в июле 1941 года и восстановлена в работоспособном состоянии только в ноябре 1941 года после формирования новых шифровальных таблиц).
3. В течение ВСЕЙ войны криптография до 5-значного уровня была дешифруема, а криптография мозаичного типа была дешифруема вся, что приводило к возможности дешифровки вермахтом 95 % сообщений РККА.
4. Связь в ВВС была неприемлемого уровня почти всю войну: истребители не имели ни радиопередатчика, ни радиоприемника до зимы 1942 года, потом она появилась, но была очень плохой, только ленд-лизовские «Аэрокобры» [222] имели хорошую связь.
5. В начальный период войны, зимой 1941–1942 года, уязвимое место немецкой армии — снабжение войск — не было нарушено партизанами в значительной степени. Так, в 1941 и 1942 годах, крушения поездов в результате диверсий составили 0,44 % и 3,3 % общего количества грузоперевозок и никакого значительного влияния на снабжение вермахта они не оказали.
6. В 1941–1942 годах смертность среди заброшенных НКВД в тыл противника групп составляла 93 %.
7. Из 2800 партизанских отрядов, сформированных в 1941 году, к 1942-му осталось 2 8 0 [223].
8. Рации (связь с Большой землей) в 1941 году были только у 1,5 % отрядов [224]. Только весной 1942 года началась заброска в партизанские отряды радистов с американскими рациями. Уровень связи поднялся в 10 (десять!) раз до 15 % — 1 рация на 6 партизанских отрядов.
9. До лета 1942 года партизанские отряды, действовавшие на одном операционном направлении, имели различную подчиненность: ими одновременно руководили партийные комитеты (республиканские, областные, районные), Четвертое управление Наркомата внутренних дел (НКВД), военные советы и разведорганы фронтов и армий. К сожалению, это приводило к несогласованности и параллелизму в работе, некачественному расходованию сил и средств, а порой — к жертвам, так как все эти управленческие структуры чаще всего ставили задачи одним и тем же партизанским отрядам без достаточного согласования усилий между собой [225].
10. До ноября 1941 года Берия даже не инициировал создание Центрального штаба партизанского движения. Когда в ноябре 1941 года Центральный штаб партизанского движения все же был создан при Ставке Верховного Главнокомандования, то есть вне структуры НКВД, Л. П. Берия под разными предлогами арестовал ряд его сотрудников. В записке, поданной Л.П. Берией И. В. Сталину в декабре 1941 года, доказывалась нецелесообразность создания Центрального штаба партизанского движения. Вновь к созданию ЦШПД вернулись лишь в мае 1942 года.
Расстрельная дисциплина
Зато дисциплиной в РККА НКВД под руководством Берии занималось совершенно неудовлетворительно. Вячеслав Шпаковский в своей работе «Расстрельная дисциплина» пишет нижеследующее:
«Накануне войны само состояние дисциплины в РККА было даже более чем неудовлетворительным. Так называемые чрезвычайные происшествия, связанные с гибелью и ранениями личного состава, приняли характер эпидемии.
Так, если в IV квартале 1940 года имело место 3669 таких чрезвычайных происшествий, то уже в I квартале 1941 года их было
4649, что дает увеличение на 26,6 %. В 1940 году из-за них выбыло из строя 10 048 человек, из них было убито 2921 и ранено 7127 человек. В I квартале 1941 года из строя выбыло уже 3244 человека: убитыми — 945 и ранеными — 2290 человек.
Средняя цифра по убитым и раненым в 1940 году составляла 27–28 человек в день, а в I квартале 1941 года — 36 человек (ЦАМО, ф. 32, оп. 11309, д. 26, л. 245–246). При этом гибель и ранения людей сопровождались также выходом из строя боевой техники или ее существенными поломками.
В октябре 1941 года на Западном фронте в 30-й армии во внесудебном порядке было расстреляно 20 человек, а в 43-й армии — 30 человек (ЦАМО, ф. 32, оп. 11289, д. 50, л. 126). Казалось бы, „их пример — другим наука“. Однако не тут-то было! Исследование показало, что эта крайняя мера все равно не обеспечивает желаемого результата. Так, несмотря на расстрелы трусов и паникеров прямо на месте преступления (97-я стрелковая дивизия, Юго-Западный фронт), с 6 по 8 августа 1941 года три раза самым неорганизованным образом отходила с поля боя и потеряла при этом 80 % личного состава, а также много техники и вооружения (ЦАМО, ф. 221, оп. 1362, д. 34, л. 195).
В 1941 году за дезертирство было осуждено 30 782 человека, в 1942-м — 111 994, в 1943-м — 82 733, в 1944-м — 32 723, 1945-м — 6872. Всего 265 104» [226].
