«СМЕРШ»: операции и исполнители - Телицын Вадим Леонидович

— А что за пулемет? «Максим»?

— Он. Только немцы его тоже бросили. Патроны кончились.

— А хуторяне что?

— Ничего. Двух молоденьких они, конечно, попользовали. А потом во время перестрелки деда одного зацепило осколком. Насмерть.

— Долго вы на хуторе сидели?

— Нет. Ночь переждали, а с утром ушли. Оружие сховали и ушли. Пулемет только взяли немецкий. А потом нам шестеро солдатиков встретились. Во время наступления от частей отбились. Глаза широкие, руки дрожат, двое раненых, и на всех — один «Парабеллум» с тремя патронами и штык-нож. Ничего не знали, ничего не понимали — все из одной части. С нами просились. Мы сказали, чтоб шли на хутор, там оружие должно быть, сказали, где искать. А сами дальше пошли.

— Больше их не видели?

— Нет. Может, и вырвался кто. Не знаю.

— А вы дальше как?

— А как? Известно. Шли больше ночами, утром заваливались на весь день. Как к линии фронта подходить стали, гул стоит непрерывный, страшно становится, мороз по коже. А еще ближе подошли — земля дрожать начала. Ей-богу! У села С. нас вдруг засекли немцы. Как — черт его разберет! Мы там в лесочке хоронились. А тут немцы! Прямо на нас. На двух машинах. Потом остановились, попрыгали из машин и в цепь. А фронт где-то совсем рядом, грохот стоит… Мы хотели в лес глубже уйти, а там на прогалине тоже немцы. Ну, что делать? Залегли мы. Тяжелого оружия-то у нас с собой нет, винтовок нет, а автоматами много не навоюешь. Один пулемет только немецкий, да к нему всего две ленты. Залегли мы. Немцы идут хитро. И не идут вовсе, а короткими перебежками так. Стали мы стрелять по ним, пальба поднялась. В горячке я как-то не заметил, как немцы что-то засуетились, а тут вдруг почти сразу обе их машины взорвались. Фрицы орут что-то. Потом вдруг наши танки появились. И тут началось. Откуда-то с села немцы пошли палить из орудий, танки, значит, туда повернули. А три танка пошли прямо. Один немцы забросали гранатами, но потом разбежались. Командир наш орет — ему в ногу попало. Ну, дали мы ходу. Откуда-то наши танки пришли. Я раз оборотился, а село горит уже, все в кашу, на околице еще один танк горит, а в небе уже немцы каруселью ходят. И грохот страшный! Своего голоса не слышно. Выбегаем с леса, а по нам откуда-то с пулемета шмаляют. Мы в рожь бросились. Прочухались маленько, еще троих нет, радиста нет, командира нет. Так и поползли. К нашим-то сразу вышли. Мы только ручей какой-то перешли, а тут и наши. Трое на лошадях.

— А что там за танки были?

— Один точно Т-34 — его немцы у леса гранатами забросали. Тот, который на околице подбили, — не знаю, не разглядел. И остальные не помню. Я же тогда уже с жизнью прощался, знал — не вырваться нам с той опушки. Вот почему-то один танк запомнился. Из него кто-то вылезать начал было, но потом обратно упал…

«НИ ШАГУ НАЗАД»

Из приказа народного комиссара обороны Союза ССР

Враг бросает на фронт все новые силы и, не считаясь с большими для него потерями, лезет вперед, рвется в глубь Советского Союза…

Немецкие оккупанты рвутся к Сталинграду, к Волге и хотят любой ценой захватить Кубань, Северный Кавказ с их нефтяными и хлебными богатствами…

Население нашей страны, с любовью и уважением относящееся к Красной Армии, начинает разочаровываться в ней, теряет веру в Красную Армию…

Наша Родина переживает тяжелые дни. Мы должны остановиться, а затем отбросить и разгромить врага, чего бы нам это ни стоило. Немцы не так сильны, как это кажется паникерам…

Чего же у нас не хватает?

Не хватает порядка и дисциплины в ротах, батальонах, полках, дивизиях, в танковых частях, в авиаэскадрильях. В этом теперь наш главный недостаток. Мы должны установить в нашей армии строжайший порядок и железную дисциплину, если мы хотим спасти положение и отстоять Родину…

Верховное Главнокомандование Красной Армии приказывает:

1. Военным советам фронтов и прежде всего командующим фронтами:

а) безусловно ликвидировать отступательные настроения в войсках и железной рукой пресекать пропаганду о том, что мы можем и должны якобы отступать и дальше на восток;

б) безусловно снимать с поста и направлять в Ставку для привлечения к военному суду командующих армиями, допустивших самовольный отход войск с занимаемых позиций без приказа командования фронтом;

в) сформировать в пределах фронта от одного до трех (смотря по обстановке) штрафных батальонов (по восемьсот человек), куда направлять средних и старших командиров и соответствующих политработников всех родов войск, провинившихся в нарушении дисциплины по трусости или неустойчивости, и поставить их на более трудные участки фронта, чтобы дать им возможность искупить кровью свои преступления против Родины.

2. Военным советам армий и прежде всего командующим армиями:

а) безусловно снимать с постов командиров и комиссаров корпусов и дивизий, допустивших самовольный отход войск с занимаемых позиций без приказа командования армии, и направлять их в Военный совет фронта для предания военному суду;

б) сформировать в пределах армии 3–5 хорошо вооруженных заградительных отрядов (до 200 человек в каждом), поставить их в непосредственном тылу неустойчивых дивизий и обязать их в случае паники и беспорядочного отхода частей дивизии расстреливать на месте паникеров и трусов и тем помочь честным бойцам дивизии выполнить свой долг перед Родиной;

в) сформировать в пределах армии от пяти до десяти (смотря по обстановке) штрафных рот (от 150 до 200 человек в каждой), куда, направлять рядовых бойцов и младших командиров, провинившихся в нарушении дисциплины по трусости или неустойчивости, и поставить их на трудные участки армии, чтобы дать им возможность искупить кровью свои преступления перед Родиной…

Приказ прочесть во всех ротах, эскадронах, батареях, эскадрильях, командах, штабах.

Народный комиссар обороны И. Сталин

Из воспоминаний участника Великой Отечественной войны А. Киселева:

«Летом 1943 года я после выполнения очередного оперативного задания возвращался из 305-го Стрелкового] п[олка] и на 72-м километре железной дороги обратил внимание на новые ворота, которых не было утром. Ворота стояли не на дороге, а рядом. Это меня очень удивило. Постояв около странных ворот, пошел дальше и вскоре совсем забыл о них. На следующий день поступило распоряжение к двенадцати часам прибыть на 72-й километр. Приходим. А там уже много народу привели из полков и построили полукругом. Каково же было мое изумление, когда я увидел на воротах две петли. Оказывается, это была виселица. Прошел слух, что будут вешать шпиона. Для штаба дивизии было отведено место, очень удобное для наблюдения за происходящим. Комендантский взвод контрразведывательного отдела «СМЕРШ» занимал места непосредственно у виселицы. Под виселицей был построен помост. На виселице две петли, под одной из них табуретка, а рядом с ней смершевец в роли палача. К помосту приставлена лесенка. Народу много, но тишина мертвая. Вскоре показалась процессия. Под усиленным конвоем, понурив голову, шел молодой, среднего роста, плотного телосложения красивой наружности солдат. Шпион. За конвоем следовали председатель военного трибунала, офицеры контрразведки «СМЕРШ» и какие-то начальники. Когда конвой приблизился к месту казни, заключенный, увидев виселицу, остановился. Стоял, глядел на виселицу. Видно, он ждал смерти, но не такой. Его подтолкнули, привели к виселице, поставили на помост.

Председатель трибунала зачитал приговор: смерть через повешение. Кто-то из толпы крикнул: «Собаке — собачья смерть». Осужденный поднял голову и ответил:

— Правильно. Пусть моя собачья смерть будет уроком тем, кто поднимет руку на свой народ.

Встал на табуретку, накинул петлю на шею. «Палач» поправил петлю и выбил табуретку. Петля затянулась, резко дернула, вырвала крюк из перекладины и он рухнул на землю с петлей на шее. Смершевцы забегали. На руках подняли на помост, одели на шею запасную петлю, столкнули с помоста. Все кончено. Теперь казненный висел надежно. Затем принесли заранее приготовленный щит с надписью: «Собаке — собачья смерть» и одели ему на шею.