«Пятая колонна» Советского Союза - Шамбаров Валерий Евгеньевич

Сама же задача «построения материально-технической базы коммунизма» вылилась в безоглядный рывок штурмовщины. При этом наращивание производства осуществлялось не за счет модернизации существующих предприятий, а за счет строительства все новых и новых. Причем стоит обратить внимание на географию развернувшихся новостроек. Традиционные регионы российской промышленности оставлялись почти без внимания. Тут работали по-старому, на изношенном оборудовании. Вместо этого средства вкладывались в развитие республик Прибалтики, Закавказья, Казахстана, Средней Азии. Туда же направлялись русские специалисты, стали перетекать рабочие кадры. В общем, волей-неволей закрадываются подозрения, что уже тогда «силами неведомыми» закладывались основы разделения и распада СССР. Того плана, который реализуется в 1991 г.

Так же, как во времена сталинской индустриализации и послевоенного восстановления хозяйства, отдавались приоритеты развитию тяжелой промышленности, производству средств производства. Но «перекосы» значительно превысили сталинские! Если к 1953 г. на тяжелую индустрию приходилось 70 % продукции, то к началу 1960-х крен достиг 75 %. Товары широкого потребления исчезали с прилавков. Но ведь и сельское хозяйство было разрушено! А выигрыш от освоения целины оказался обманчивым. С одной стороны, распашка земель погубила обширные степные пастбища, а с другой — началась эрозия почвы, она быстро истощалась. Уже в начале 1960-х урожайность здесь упала на 65 %.

В результате страна вдруг очутилась на грани голода. Более-менее сносное обеспечение поддерживалось только для Москвы, Ленинграда, столиц союзных республик. В других местах положение становилось все хуже. Карточки не вводились, но негласно продажу продуктов сделали нормированной. Хлеб давали по буханке на руки, и у магазинов с ночи выстраивались очереди, протянувшиеся на километры. Их занимали целыми семьями вплоть до стариков и грудных детей, чтобы, когда хлеб привезут (если привезут), получить на каждого по буханке. Правительство пыталось лгать. Объясняло, что население стало жить лучше, больше покупать, поэтому и не хватает продуктов и промтоваров. А из трудного положения решило выкрутиться за счет простых людей. Цены на продукты питания были повышены на 25–30 %, а тарифные расценки на производстве понизились на треть.

В народе стало нарастать недовольство. А кое-где оно прорывалось и открытым возмущением. В Новосибирске и Караганде Хрущеву пришлось с помощью охраны убегать от разбушевавшихся людей. Из Горького, после выступления на митинге, он был вынужден уезжать тайком, под покровом ночи: боялся, что возмущенные горожане его поймают. В Киеве, Новороссийске, Ташкенте его встречали шквалами негодования. А на совещании работников сельского хозяйства, проходившем в Киеве, буфетчица бросилась на Хрущева и Подгорного с кухонным ножом.

Возникали стихийные волнения в Москве, Ленинграде, Александрове, Муроме. Особенно сильно протест выплеснулся в Новочеркасске. Из-за роста цен и снижения тарифных расценок забастовали 7 тыс. рабочих, пошли к горкому партии излагать требования. Для подавления из Москвы прибыли Микоян, Суслов, Козлов. На забастовщиков бросили войска, 80 человек было убито, сотни ранены, 9 участников беспорядков объявили зачинщиками и расстреляли, более 100 посадили. А весь Новочеркасск капитально «почистили», выселив многих жителей в Сибирь.

Но кровью и арестами проблему надвигающегося голода было решить невозможно. Что ж, Хрущев нашел выход — приобрести продовольствие за границей. В США. В качестве «временной меры» было закуплено 12 млн тонн зерна на сумму 1 млрд долл. Этой «временной мере» суждено было стать постоянной. Оглянувшись назад, можно сопоставить факты. В 1920—1940-х гг. российскому крестьянству приходилось очень тяжко. Но сельскохозяйственная продукция шла на экспорт! Была главным источником золотовалютных поступлений. В 1960-х колхозникам приходилось не лучше, но сельхозпродукцию начали импортировать. А советское золото и валюта потекли в сейфы американских торговых корпораций. Вот так «догоняли и перегоняли Америку»!..

Неудачи не обескуражили Никиту Сергеевича. Он готов был вести дальнейшие реформы. Например, разделил партийные органы в республиках, областях, районах по производственному признаку, чтобы везде было по две парторганизации: одна занимается промышленностью, а другая — сельским хозяйством. Такому же делению подвергся комсомол.

Но размаху Хрущева уже подходил конец. Потому что недовольство зрело не только в народе. Против него сплотилась и партийная номенклатура. Еще недавно — главная его опора. Да, Никита Сергеевич много сделал для нее, обеспечил безопасность, поддерживал ее право на привилегированное положение. Но своим дерганием, непрерывными переменами и ломками существующих порядков он совершенно достал партийную элиту и других функционеров, не давал им спокойно жить. А разрушительные результаты реформ грозили крупными народными возмущениями, тут уже и до беды было недалеко.

Двигателями заговора против Хрущева стали те же самые деятели, которые прежде его поддерживали, — Микоян, Суслов. К ним примкнул Леонид Ильич Брежнев. Он был из выдвиженцев 1930-х, когда партийные работники быстро поднимались по ступенькам карьеры, заменяя уничтоженную оппозицию. Неплохо проявил себя политработником на войне. Умело действовал при послевоенном восстановлении хозяйства. Попал в число «молодых», которых Сталин заметил и ставил в высшие эшелоны власти в последние годы жизни. Но и при Хрущеве отличился первым секретарем компартии Казахстана, поднимая целину. Попал в центральный аппарат партии, стал председателем президиума Верховного Совета…

Конечно, он не сам возглавил тайную оппозицию. Среди советских лидеров были куда более авторитетные и опытные. Но Суслов и Микоян уступили первую роль ему. Подготовить свержение Хрущева было не столь уж трудным делом: он увлекся поездками и по стране, и по всему миру — из 9 месяцев 1964 г. 135 дней провел за границей. В июле, заручившись его согласием (которому Никита Сергеевич, похоже, не придал значения), заговорщики произвели «рокировку» в органах власти. Брежнев уступил Микояну руководство Верховным Советом, а сам сосредоточился на работе Секретариата ЦК.

А сила этого органа была хорошо известна. Через него шли расстановки партийных кадров, управление региональными парторганизациями. Этим когда-то пользовались и Свердлов, и Сталин, и сам Хрущев. Но в угаре реформ и международных дел он выпустил Секретариат из-под контроля. К октябрю 1964 г. Брежнев фактически прибрал к рукам рычаги управления партией. А когда Никита Сергеевич отправился в отпуск, без него был созван пленум ЦК. 13 октября Хрущева привезли прямо на пленум — и Суслов предъявил ему требование об отставке. Все сделали быстро, не позволив предпринять никаких ответных мер, как в 1957 г. Поставили перед фактом. Суслов огласил обвинения в «волюнтаризме» и «субъективизме», а пленум с ходу проголосовал о снятии Хрущева со всех постов и отправил его на пенсию. Народу объявили: «в связи с преклонным возрастом и ухудшением состояния здоровья». Правда, советский человек был смышленый, понял, что к чему. Но против отставки Хрущева ничуть не возражал.

Но следует обратить внимание, что падение Никиты Сергеевича было вызвано не только недовольством номенклатуры. Для «мировой закулисы» он тоже стал неподходящей фигурой. Берлинский и Карибский кризисы показали, что он со своей непредсказуемостью может довести до мировой катастрофы. Да и возмущение народа было чревато нежелательными последствиями, ведь на волне этого возмущения к власти мог прийти патриотический лидер. Более надежным вариантом выглядело убрать Хрущева. Сделал свое дело, порушил что мог — и хватит. Дальше пусть правит кто-нибудь другой, более спокойный.

Язва двадцать вторая. ДИССИДЕНТЫ

Изменение психологического и культурного климата в стране началось задолго до антисталинской кампании. Ранее уже отмечалось, что сразу после смерти Сталина кто-то дал негласную команду деятелям культуры — теперь «можно». В обиход было заброшено несколько соответствующих произведений, которые порождали настроения дозволенности, ожидания послаблений.