Рыцарь золотого веера - Николь Кристофер

– Что сказал отец? – спросил сегун.

– Он не дал никакого ответа, – произнесла Дзекоин негромко. – Кроме того, что они должны выйти.

– В таком случае, передайте им, что мы ждём их, моя госпожа принцесса. А ты, Андзин Миура?

– Мне приказано выступать в качестве свидетеля, мой господин сегун. – Уилл помедлил. Просить милости у этого человека, когда сам Иеясу отказал ему? Но жить потом самому… – Мой господин, я хорошо понимаю вашу ненависть к Тоетоми. Но не все находящиеся там той же крови, что и Хидеери.

Голова Хидетады чуть повернулась – жест, очень напоминающий его отца.

– Можешь вывести, кого захочешь, Андзин Миура. Выбор за нами. Что же касается полукровки, то я лично ничего не имею против неё. Мы не сомневаемся, что сейчас ты сделаешь все как надо, ведь ты и сам жестоко пострадал от них. Мы будем ждать здесь. Полчаса. Потом мы взорвём дверь.

Дзекоин уже шла через двор – голова низко опущена, шаги медленны, кимоно развевается в слабом утреннем ветерке. Это был холодный ветерок. Ветер на рассвете всегда холоден. Сколько раз он морозил его лицо на капитанском мостике! Сколько раз ещё это повторится? Но не для Дзекоин.

– Кто там? – спросили из-за двери.

– Принцесса Дзекоин.

– Вы виделись с принцем?

– Я пришла от него.

Дверь распахнулась, и Уилл шагнул следом за принцессой. Несколько мгновений он ничего вокруг не видел – так темно было внутри, так затянуто все дымом. По стенам горело с полдюжины факелов, виднелось несколько пирамид с копьями и мечами и одна или две с аркебузами. И больше ничего. Опустевший арсенал Тоетоми. Всё остальное израсходовано в битве.

Но не совсем все. Когда глаза постепенно привыкли к полумраку, он разглядел кучи сухой соломы и змеящиеся к ним по полу дорожки пороха. Тоетоми приготовились к своему последнему акту неповиновения.

Но как мало осталось их от тех тысяч, которые маршировали за знаменем с изображением золотой тыквы! Оно Харунага, стоящий в сторонке, по-прежнему в доспехах, руки сложены на груди. Исида Норихаза, злобно разглядывающий Уилла, сидя на полу рядом с принцем Хидеери. Сам Хидеери, очевидно, уснувший, лежащий на боку спиной к двери под накинутым одеялом, его латы валялись рядом. Было здесь ещё с полдюжины других самураев и примерно два десятка женщин, сгрудившихся в дальнем углу. Была здесь и Пинто Магдалина – она сидела, прислонившись спиной к стене напротив выхода, на её коленях покоилась голова Филиппа. Значит, она всё-таки признала его своим сыном – сейчас, на пороге гибели? Или она была просто женщиной, успокаивающей испуганного ребёнка?

– Что передал для меня принц? – Принцесса Едогими вышла из кучки женщин и сделала несколько шагов вперёд, чтобы получше разглядеть сестру. Она смыла белила, и её прекрасное лицо было спокойно и безмятежно, как и всегда. Но под чудесными чёрными глазами виднелись следы слёз, а расшитое шёлковое кимоно превратилось в грязную тряпку.

– Он предлагает вам выйти наружу и предстать перед правосудием Токугавы либо оставаться здесь – как вам захочется. Ему всё равно. Но сегун дал нам на размышление полчаса.

Едогими повернулась к Уиллу.

– А ты?! – воскликнула она. – Ты ведь должен был умереть! Какой злой дух защищает тебя, Андзин Миура, оставляя целым и невредимым, чтобы ты преследовал меня до самой смерти? Что здесь делаешь ты?

– Я сопровождаю принцессу Дзекоин, моя госпожа Едогими, – отозвался Уилл. Я выступаю свидетелем от имени Токугавы.

– Так почему бы мне хотя бы сейчас не получить твою голову? – прошептала она.

– Потому что тогда даже сеппуку не спасёт ваше тело от поругания, – ответила Дзекоин.

Едогими несколько мгновений не сводила разъярённого взгляда с Уилла.

– Что ж, значит, в конце концов, – проговорила она, – я всё-таки привязана к псу. Иеясу всегда добивался своего. Скажи мне, Андзин Миура, какое преступление я совершила, кроме стремления к власти – даже не для себя, а для моего сына? За какое преступление я должна так страдать?

Как он должен ненавидеть эту женщину. Как он должен ненавидеть её хотя бы уже в ответ на ненависть, которую она питала к нему. И всё же в этот момент в его душе была только жалость. Но не только жалость пробуждалась в нём, когда он смотрел на это вздымающееся кимоно, на бесконечную красоту её глаз.

– Нет никакого преступления, моя госпожа Едогими, – ответил он. – Вам нужно только довериться справедливости принца, и вы познаете его великодушие. Сейчас им движет гнев, потому что вчера погибло столько его лучших людей, потому что решение вашего спора столь затянулось. Но гнев его пройдёт.

– Я – Асаи Едогими, – произнесла она, отворачиваясь. – Принц проснулся?

Хидеери поднялся на колени, стряхивая остатки сна.

– Я не сплю, моя госпожа мать.

– Ты слышал о милости Токугавы?

– Я не ищу милости у Токугавы, моя госпожа мать.

– Тогда твои соратники ждут своей команды.

Тоетоми но-Хидеери взглянул на мать, и ноздри его затрепетали. Не сводя с неё глаз, он негромко сказал:

– Исида Норихаза, ты будешь помогать мне.

– Мой господин… – Норихаза поднялся и вытащил длинный меч. Он подошёл к Хидеери справа и встал там, оперев кончик клинка о землю.

– Подождите! – начал Уилл, но принцесса Дзекоин схватила его за руку.

– Никто не может помешать человеку, готовящемуся умереть, Андзин Миура, – прошептала она. – Даже принц не простит тебе это святотатство.

Он закусил губу в гневе и отчаянии, когда Хидеери встал на колени и сложил в молитве ладони. Потом, не торопясь, движением плеч стряхнул на пол кимоно. Как молод он был, как узки его плечи. На груди у него не было ещё ни одного волоска – только бисеринки пота и ходящие ходуном торчащие рёбра.

Принц медленно вытащил из-за пояса длинный меч и положил его рядом на пол. Потом вынул короткий, снял ножны, попробовал лезвие пальцем. В здании не раздавалось ни звука, и ни звука не доносилось снаружи. Потому что Токугава знали, что происходит сейчас внутри.

– Простите меня, моя госпожа мать, – произнёс Хидеери и, держа кинжал двумя руками, вонзил его себе в живот. Клинок легко вошёл в гладкое смуглое тело – слева, под сердцем. Лезвие повернулось, и Хидеери, держа клинок все так же двумя руками, повёл его к правому боку. Воздух с шумом хлынул из его ноздрей в тот же момент, когда кровь хлынула из разверстого живота, выливаясь алым каскадом из распоротого тела – как чай, выплёскивающийся из опрокинутой чашки.

– Давай! – взвизгнула Едогими, и длинный меч Норихазы со свистом рассёк воздух. Голова Хидеери отлетела вперёд и стукнулась об пол. Кровь фонтаном ударила из рассечённых артерий шеи, и тело упало вперёд, изуродованным животом вниз, в лужу крови, быстро растекающуюся вокруг.

Вздох пронёсся по помещению. Уилл почувствовал, как его мышцы превращаются в вату. Почти. Он ненавидели этого мальчика.

– Он подал сигнал, – сказала Едогими негромко. – Вы видели, он подал сигнал.

Самураи смотрели на неё расширенными глазами. Она повернулась, взметнув копну волос, и бросилась к Уиллу:

– Он подал сигнал, Андзин Миура. Скажи, что он подал сигнал.

– Он подал сигнал, моя госпожа Едогими. Я видел, как двинулась его рука.

Она несколько мгновений смотрела на него, задыхаясь, потом рухнула на колени в лужу крови рядом с телом сына, протягивая руку за кинжалом.

– Харунага! – Её крик эхом отдался в пустом помещении, повторяясь снова и снова, отражаясь от стен, от забранной железом крыши. Харунага прыгнул вперёд, одновременно вытаскивая длинный меч. Но принцесса Асаи Едогими была уже мертва. Она вырвала кинжал из скрюченных пальцев Хидеери и вонзила его себе в сердце. Теперь она стояла на коленях, уронив голову, её распущенные волосы каскадом хлынули по обеим сторонам лица. Туловище согнулось в поясе, кровь хлынула и потекла по животу, смешиваясь с кровью её сына.

Харунага помедлил, глядя на её тело. Потом уронил меч и шагнул через неё, направляясь к стене. Он выхватил из зажима один из факелов, взмахнул им над головой и все так же молча швырнул в ближайшую к телам груду соломы. Остальные самураи последовали его примеру, прежде чем Уиллу удалось оторвать взгляд от мёртвой принцессы. Полыхнуло ослепительное пламя, и почти ощутимо плотная стена огня взметнулась к потолку, отбросив его к двери, наполнив помещение гулом, заглушившим крики ужаса и боли. – О Боже! – вскрикнул Уилл, пытаясь шагнуть вперёд. Но Дзекоин схватила его за руку. Он пытался вырваться, но она не пускала.