Подари мне жизнь...(СИ) - "MAD Gentle Essence"

Биллу вдруг стало страшно. Почему?

– Том, Томочка, что происходит? – Билл свел брови, чувствуя, как боль острым лезвием входит в сердце.

И до Тома дошло, что только что, даже не желая этого, он выпустил из души то, что не имел права выпускать. Он сглотнул, закрыл глаза и отрицательно покачал головой, оторвавшись от стекла.

– Все нормально. Нормально, Билл, – он сжал веки, пытаясь заглушить в себе боль осознания.

Потом открыл глаза, наткнувшись на взволнованный, почти испуганный взгляд любимого мальчика.

– Мне просто немного страшно, – он попытался улыбнуться. – Три недели, Билл, три…

Билл выдохнул, пытаясь убедить себя, что именно ЭТОГО боится Том, что именно из-за этого такой взгляд, который заставил почти остановится его сердце.

Кивнул, улыбнулся, попытался, по крайней мере.

– Я тоже, маленький, я тоже боюсь. Но ты же вернешься, правда? И мы будем вместе. Да?

– Да, конечно, Билл! Конечно!

Конечно…

Только почему душа так плачет, обливаясь слезами?

Слезами?

А может это кровь?

POB Avt

Только что Том вернулся от Билла.

Он сел за руль джипа и от навалившейся слабости и дрожи во всем теле закрыл глаза и, расслабившись, со стоном откинул голову назад. Рука скользнула по бедру и поднялась вверх. Пальцы мяли свитер на груди. Это было неосознанное действие. Просто там, под пальцами, все так же был скрученный комок. И все так же не хватало воздуха.

Все тело пробивало маленькими электрическими разрядами. Кожа была настолько чувствительной, что это становилось невыносимо. Было почти больно, даже просто от прикосновения к ней ткани. И так хотелось избавиться от одежды, даже сейчас, не говоря уже о том, КАК этого хотел Том, когда видел глаза Билла. Хотел содрать с лица эту чертову маску, не дающую нормально ни дышать, ни говорить. Он ее почти ненавидел, а вместе с ней и всю одежду, которая была на нем.

Видел, КАК и Билл хочет, чтобы не было этой маски на его лице, но он вытерпел, смог, и сделал это только тогда, когда вышел из закрытой зоны. Содрал маску. Содрал с усилием и злостью, оторвав одну из лямок. Закусив губу, чтобы не завыть и не закричать от отчаяния. Перед глазами стоял взгляд Билли, полный боли. Губы, которые шептали, шептали, шептали, и от этого шепота разрывалось сердце.

Три недели… Без этих глаз, без этих губ, без ощущения близости душ. Том не знал, как переживет все это.

Тому нелегко далась эта встреча, а разлука – еще тяжелее. Те минуты, когда подошла к Тому медсестра и сказала, что время вышло. Вот тогда что-то внутри оборвалось и ухнуло вниз. И Том видел, что не у него одного. Видел, как побледнел Билл. Это напугало. Он просто до смерти боялся, что Биллу станет хуже. Но как бы там ни было – встреча подошла к концу. И так много Тому еще хотелось сказать, что казалось, если он не выскажется сейчас, то умрет через несколько секунд от того, что его просто разорвет.

Сестра отошла.

И тогда Том вплотную прижался к стеклу.

– Котенок, маленький мой, – он, не отрываясь, смотрел в любимые глаза, пальцы гладили стекло, – все будет хорошо, родной. Я вернусь, я приеду, ты только выздоравливай, слышишь? Слышишь? Пожалуйста, ты нужен мне. И ты это знаешь. Не можешь не знать, – Том говорил это тихо, но Билл слышал.

И кивал, кивал, давая понять, что слышит, что понимает, что будет ждать, и будет выздоравливать, и верить, что все будет хорошо…

А как же иначе? Как?

После всего, что было пережито ими? КАК??

Неужели может быть плохо после ВСЕГО ЭТОГО???

Билл слушал и всматривался в глаза Тома, до боли всматривался, он так боялся снова увидеть в них то выражение, которое заставляло взрываться болью его сердце. Он не понимал этого, не мог понять, но точно знал, что этот взгляд несет в себе что-то более чем серьезное. Он это чувствовал больше подсознательно, помня, что точно такой взгляд он видел у Тома и в их первую встречу, но тогда он себе внушил, что просто показалось.

А теперь он точно знал, что не показалось – это было, это есть. Но что это?

– Ты только не скучай сильно. Симона будет приходить обязательно, ты передавай ей, что тебе будет нужно – она все принесет, слышишь? – пальцы просто пытались смять стекло, они хотели впиться в него, разламывая и кромсая ненавистную преграду. Просто до потери сознания хотелось прижать к себе теплое, родное, худенькое тело и почувствовать дыхание у себя на щеке, почувствовать прикосновение нежных губ и услышать шепот, вздрагивая внутренне от необыкновенного ощущения близости тел и душ. От теплого потока воздуха, обволакивающего сознание.

Том резко оторвался и взял блокнот, что-то быстро в нем написал и приложил к стеклу:

«Я люблю тебя, котенок. Люблю. Ты это знай. Ты это помни, хорошо? Всегда помни».

Билл пробежал глазами написанные слова и кивнул снова, улыбнулся, сведя брови, как от боли.

– Томочка, я понял, маленький, я все понял. Ты успокойся только, пожалуйста, тебе за руль еще, слышишь?– Билл видел его неадекватное состояние, хотя у самого оно было не намного спокойнее.

– Все хорошо. Я тоже тебя очень люблю, – одними губами, но Том это слышит, как будто голос Билла звучит у него внутри. – И постараюсь не скучать, и ты тоже, Том, пожалуйста.

Билл зажмурился и простонал, качая головой.

– Бл*, все нормально, Том, не переживай, хорошо? Еще немного, и мы сможем звонить друг другу, и станет полегче…

Легче? Станет?

Открытые влажные глаза и дыхание, затуманивающее стекло.

Том со стоном выдохнул и открыл глаза, глядя на ряд машин на автостоянке.

Мысли были там, возле стекла, за которым любимый мальчишка, и возвращаться оттуда не хотели. Вернее не могли. Тома била нервная дрожь. Хотелось тепла, теплых рук, губ и тела, которые были недоступны. Не только потому, что между ними стекло больничного бокса. Преграда между ними невидима и неосязаема, но она гораздо серьезнее и прочнее.

Через несколько минут Том закурил, и, только докурив сигарету, нашел в себе силы завести машину и отъехать от клиники.

Чувства бушевали, но нужно было держать себя в руках и попытаться вернуть себя в более или менее нормальное состояние. Хотя бы такое, при котором сможет нормально биться сердце.

Через полчаса, когда Том зашел домой, он все так же чувствовал дрожь и слабость. И все так же хотелось тепла. Уже не просто душевного, но и физического. И он еще по дороге домой знал, что сделает в первую очередь, когда вернется домой.

Душ, горячий душ. Ничего другого себе сейчас Том представить не мог. Может, надеялся, что после него станет легче? Может на душе станет от этого теплее?

***

Симоны не было дома, не нужно было кому-то что-то объяснять, рассказывать, или пытаться показать, что все нормально. И вот теперь появилась возможность содрать с себя одежду. И он ее именно содрал, а не снял, разбрасывая по своей комнате, и вот такой, обнаженный, пошел в душ.

Вода, почти горячая, хлестала по широким плечам. Пар окутывал и укрывал стройное высокое тело, в котором трепетала душа, прося нежности и любви.

Намокшие дреды тяжелыми плетями свисали по спине, опускаясь ниже лопаток. Эта тяжесть приятно оттягивала голову назад, и Тому казалось, что это чья-то рука, впившись в дрэды, наклоняет ему голову, чтобы было удобнее целовать его шею или впиться в губы долгим сладким поцелуем. Это ощущение было таким реальным, что Том облизал губы, с глухим стоном и провел пальцами по шее, опускаясь все ниже, по груди и животу. Все такой же чувствительной была кожа. Все так же хотела ласковых рук и губ. Том был возбужден. И ничего поделать с собой сейчас не мог. Он не мог успокоить в себе ни это желание, ни мысли, ни начинающие вспыхивать в его памяти моменты их встречи с Биллом – язык, увлажнивший нежные губы, тонкие пальцы, скользившие по открытой шее и опускающиеся на вздымающуюся грудь. Этот взгляд темных глаз, в глубине которых плескалось желание, томное движение длинных ресниц, которых так хотелось коснуться губами… Это невозможно было НЕ ХОТЕТЬ.