Соавтор неизвестен (СИ) - "Старки"

Откуда охранник Голиковых узнал тайну гибели родителей этого зверёныша? Может, подслушал? Может, кто-то из органов ляпнул? Может быть, из каких-то других источников? Но он знал, что делает. Парень, узнав правду, стал абсолютно невменяемым, помчался к Максу… К его Максу… Сироту, конечно, жалко, но своя кровь ближе. Он тогда был глупым и отвязным. Тот случай вернул ему сына, Макс стал мудрее, стал держаться отца, вникать в сущность их «семейного дела». И вот зверёныш вырос и…

Сердце стучало как-то неохотно, тяжело. Вся эта история разбередила раны, не давала спать. Бархатов наутро чувствовал себя совсем плохо. А нужно было что-то предпринимать, как-то отвечать общественности. Или снимать кандидатуру. Михаил Георгиевич склонялся к последнему. А с утра опять звонки: все донимают, всем любопытно, всем-то он нужен. Личная секретарша пожаловала чуть ли не к завтраку в постель, примчались оглоеды из штаба, притащили новые буклеты, речь для выступления перед медиками. Помпезно ввалился чёртов стилист сладкой наружности, ведь сегодня вечером встреча с представителями культуры! Там из Москвы артисты приехали, надо соответствовать их бриолину!

Посреди дня он вдруг решил позвонить сыну в Москву. Илья не брал трубку. Никакой стилист не мог скрыть тоску с лица Бархатова и вытравить червя из-под грудины. На фоне приглашённых «звёзд» это было наиболее очевидно. Звёзды оптимистично толкали речи, пели, читали стихи, танцевали. Все московские гости были неизвестны Бархатову: ни смазливая певичка Мальда, ни группа старых, но молодяшихся музыкантов с древними песнями о счастье, ни очень модный манекенщик и актёришко Борис Дивов, который смог снять фильм (такой-то юный!), ни наглая, угловатая поэтесса-блогерша с матершинными стихами, ни гранд «Дискотеки девяностых» с единственной, набившей оскомину композицией. Бархатов всех их видел впервые. А они делали вид, что знают «дорогого Михаила и с радостью приехали его поддержать». Худой рыжий мальчик-актёр произнёс короткую проникновенную речь, показал трейлер к своему дебютному фильму, а Бархатову передал пакетик с диском:

— Посмотрите обязательно. Там ещё журнал, где репортаж со съёмок. Я думаю, вас не просто заинтересует, боюсь, о выборах забудете… — самонадеянно сказал московский хлыщ, но улыбнулся тепло и искренне так, что Бархатов даже пообещал «сегодня же взглянуть».

Думал, что вечером заснёт как убитый: день его вымотал, червь изгрыз. Но он ещё раз решил позвонить Илье. В этот раз сын ответил:

— Илья? Как у тебя дела? Когда домой?

— Пап… Я приеду. Мне нужно с тобой поговорить…

— Неужели? Что же такое произошло, что мой сын решил приехать наконец?

— Пап, я тут один фильм посмотрел… Короче, тебе тоже нужно взглянуть.

— Фильм? Сын, ты едешь, чтобы мне фильму показывать?

— Папа, это не просто фильм. Ты выбросишь из головы все свои идеи о выборах.

— Хм… где-то я уже это слышал… Когда приедешь с фильмой?

— Смогу только через неделю.

— Ну, хоть так, — рявкнул Бархатов, он не привык нежничать с сыновьями. — Жду!

После разговора, конечно, стало легче. И Бархатов вспомнил про фильм. Немногочисленная дворня уже улеглась, на улице темень, на столике огромная кружка чая с лимончиком. Ничто не мешает ему насладиться хорошим фильмом. При случае можно будет ввернуть — дескать, смотрел, разобрался, проникся. Михаил Георгиевич медленно, прищуриваясь, потыкал кнопки на пульте, оживляя домашний кинотеатр, ввёл диск, сел поудобнее на диван, надел очки и начал просмотр.

Чай с лимоном остыл. Из кружки не отпили ни разу. И даже когда через два с половиной часа поплыли титры, Бархатов не прекращал смотреть на экран. Его лицо, казалось, окаменело, но глаза были влажными и живыми. С самого первого кадра, где молодой парень, золотой и наглый мажор, устроив безобразную сцену в ресторане такой же золотой и наглой девахе, уселся за руль «лексуса», бесцельно погнал по трассе, выехал на встречку и стал причиной страшной аварии, Бархатов следил, не отрываясь. И не то чтобы кино отличалось оригинальной режиссёрской задумкой или гениальной игрой актёров. Нет. Фильм вполне рядовой, чернушный и даже немного мексиканско-сериальный, со сменой внешности, с документами из Швейцарского банка и с возмездием главному ублюдку. Таких фильмов, наверное, много. Но этот фильм всё же особенный, он там всех узнал: вот Лидка Голикова, вот слизняк Юрик, вот их приёмный сынок Давид, это он сам, его Макс и Илья. Есть ещё много незнакомых персонажей, есть какая-то жизнь вне их города, после самого ужасного эпизода: когда убивают Макса. Нет, не так. Когда ОН убивает Макса. Тот человек, которого он к себе приблизил, обласкал, всему научил. Антон. После этого эпизода Михаил Георгиевич уже не следил за сюжетом, просто смотрел на экран.

Когда экран погас, мужчина ожил. Он вдруг подумал, что в груди у него не червь, а змея. И имя у гада другое, не Давид. Бархатов вспомнил о журнале, он решил посмотреть, кто снимал фильм, откуда сценарий. Но когда он раскрыл журнал, то увидел вложенный файл. Там протоколы с места происшествия. Их два: реальный и подложный. Оригиналы.

Бархатов вспомнил фрагменты из фильма, как главный ублюдок собирался шантажировать Макса, как он практически готовил его устранение с помощью мелкого сироты. Сопоставления, аналогии наскакивали друг на друга в его голове, скреплялись и слеплялись в общую мозаичную картину. Он встал с дивана, вытащил из сундука папиросы, которые он не курил уже семь лет, и задымил. «Значит, всё это время моим врагом был Антон. Это он убил моего сына. Он всегда мне лгал — и когда говорил, что «страдал» от выходок малолетнего сироты, и когда свидетельствовал в деле об убийстве, и даже сейчас, когда говорил о том, что из сейфа пропало только два документа, а он узнал об этом только что! Ведь я всегда знал, что Голиковский сын не промах, что он жесток и опасен. Мне это нравилось в нём. А он не просто убил Макса, он его шантажировал уже тогда, показывая мальчишку, намекая на дело в сейфе. И мой сын решил справиться с проблемой самостоятельно, не отвлекая отца на свои разборки. Справился! Голиков его переиграл, — Бархатов смотрел в тёмное окно и как будто разговаривал с собственным отражением. — Этот рыжий актёр, как там его? Борис. Не случайно приехал сюда. Надо с ним поговорить. Это и есть бежавший Давид, за которым мы все гонялись как сумасшедшие. А его спрятал сам Макс! А может, Голиков и сейчас ведёт со мной игру? Хочет уничтожить меня, раздавить! Если он соврал тогда, то врёт и сейчас. И журналист Беленький получил пакет не от мифического Давида, а от вполне настоящего Антона! Со мной играть нельзя! Я, конечно, немолод и самые сочные деньки позади, но мой сын не останется отмщённым! Фильм, который смотрел Илья? Нужно было спросить название. Но я уверен, что это тот же фильм. Его сняли для нас. И его снял Боркович».

— Аркаша! — Бархатов крикнул, разрывая густую тишину. Крупный мужчина с татуировками на шее и на руках материализовался из тёмного коридора, словно поджидал. — Нужно найти этого немчика Питера Люгнера. Понял? Есть работа.

Устрашающего вида Аркаша кивнул и скрылся опять в коридоре, но вернулся уже через минуту с ноутбуком в руках, открыл его и проворно стал нажимать по клавиатуре. На экране появились всемирно знакомые разноцветные буковки, а ещё через несколько кликов серая стена какого-то форума. Аватарки и вставленные картинки однозначно определяли говорилку как место встречи сторонников каких-то аркад и шутеров.

— Что писать? — безэмоционально спросил Аркаша.

— Зови его поиграть, добавь, что «срочно».

Аркаша старательно вытыкивал латиницей имя, специально вставляя лишнюю букву, а потом дописал быстро: «Сыграем? Только времени мало. Отзовись».

— Готово, — отрапортовал охранник.

— Подождём, ты поглядывай в течение суток.

— Михаил Георгиевич, спросить хотел. Ведь это тот самый? Который пацан?

— Не думаю, что он пацан. Я никогда его не видел, только слышал. Это менты говорят, что он молодой, но никто толком ничего не знает.