Под прикрытием (СИ) - Зеленин Сергей

- Отец Фёдор! Бритва в доме есть?

Бритва с полустёртой надписью «Solingen» в доме нашлась – правда, недостаточно острая и я несколько раз поморщился, когда её хозяин сбрил мне «цыплячий» пух с головы, щёк и подбородка. Но, результатом я остался доволен – видон, совсем другой. Да и священник, вдумчиво рассмотрев моё «обновление», предложил:

- Пожалуй, Вам стоит регулярно брить себе голову – у многих «товарищей», нынче так принято. Сразу будете на «своего» похожи: вон, Фрол Изотович - тоже ходит лысый, как жо… Как женская коленка!

Ну, а что? Вполне резонно. И главное: мне оказывается, идёт!

Однако, проблема!

Сразу после трапезы, меня начало плющить просто не по-детски – что в принципе, объяснимо… Кровь от мозга отлила к желудку - то да сё. Но чуть позже, вместо лёгкого озноба - меня стало реально колбасить!

- Что с Вами, Ангел?! – встревожился отец Фёдор, увидев моё состояние.

Последнее, что я сказал, вернее – жалко проблеял проваливаясь в чёрное, вязкое, мягкое как вата небытие:

- Нееезззнаааю… Мнеееплохоооо… Должно быть стресс, или я подцепил какую-то местную бациллу, против которой мне «забыли» сделать прививку…

Как и услышал последний возглас пощупавшего мой лоб священника:

- Боже… Да у Вас горячка! Вы весь горите…

И отключаюсь.

Глава

2

.

Легализация и адаптация.

…Баба Наташа, иссохшая от страшной болезни до неузнаваемости - смотрела мне прямо в душу добрыми, измученными глазами и жалостливо повторяла:

- Хоть бы Васенька жив остался! Ведь, такой хорошенький мальчик был – братик мой младшенький.

Я резко открыл глаза.

«Это был всего лишь сон… Опять этот сон… Всю жизнь лишь этот сон…».

Где-то совсем рядом приглушённо – как через подушку, бубнили голоса: два незнакомых женских и один басовитый мужской - который кажется был мне знаком.

ГДЕ Я?!

Слегка душновато и темновато… Прямо надо мной невысокий, видимо - беленный известью по глиняной штукатурке потолок, весь в небольших, потемневших от времени трещинах.

С трудом ворочаю головой: два слишком небольших для жилого помещения окна, полузавёрнутые тяжёлые шторы - подвешенные на резных массивных карнизах. Деревянные переплёты окон - без всяких признаков форточек, крашенные уже изрядно пожелтевшими белилами. «Крохотные», по сравнению с теми – к которым я привык, слегка зеленоватые стёкла, пропускающие какой-то «пасмурный свет»…

Интересно, вечереет или светает?

Я возлежал на довольно широкой металлической кровати, с литыми завитушками на спинках (даже, в музеях или в исторических фильмах - такой древней старины не видел!), просто утопая в пуховой перине, накрытый толстым и тёплым лоскутным одеялом.

На прикроватной тумбочке рядом с граненым стаканом - наполовину наполненным водой, громко и размеренно тикал круглый пузатый будильник, показывающий семь часов – то ли утра, то ли – вечера.

На стенах… Гобелены или, как это называется? Кружева, чуть ли не на каждом предмете обстановке, пузатый комод - хрен знает каких годов, хрен знает какого века. Стол у стены с двумя «венскими» стульями и стоящей на нём керосиновой лампой с зелёным абажуром… Крытый чёрным лаком платяной шкаф - видать помнящий ещё «наезды» опричников Ивана Грозного на казанских татаро-монгол… Одиночные и групповые чёрно-белые, с желтоватым оттенком семейные фотографии на стене…

Вдруг, как яркая вспышка – апрель 1922 года!

НЕУЖЕЛИ?!

Значит, мне не пригрезилось – я действительно «попал» в прошлое!

Сон же, что мне только-только действительно приснился, был совсем другим – мне снилась моя покойная… Извиняюсь: это «там» она - покойная, моя бабушка Наталья Григорьевна. «Здесь» же, она ещё в коротеньком сарафанчике и с косичками из-под платочка по двору бегает - знать не зная и ведать не ведая, что где-то в очень далёкой от неё Ульяновке - бревном на поповской постели валяется её родной внук.

Я снова прикрыл глаза и вновь погрузился в какую-то полудрёму-полуявь…

***

Дед то мой, Егор Максимович, был мужиком суровым и молчаливым – два слова лишних не вытянешь… Из воспоминаний своего детства, он лишь поведал мне, как его родной отец оглоблей чуть до смерти не забил - когда на сеновале курящим самосад поймал. Еле отлежался: уже попа позвали было - причащать да отпевать апосля как представится…

Да пронесло - оклемался!

Но, с тех пор мой дед был «туговат» на ухо и прихрамывал на левую ногу.

«Сам пойми – а подожги я случайно тот сеновал? – объяснял он этот «странный» с современной педагогической точки зрения, поступок моего прадеда, - сгорело бы всё хозяйство дотла и, хоть по миру с протянутой рукой иди!».

Разговорившись, он рассказал как его отец – мой прадед Максим Прокопьевич, приехал в Сибирь в «столыпине» в тысяча девятьсот седьмом, с несколькими сэкономленными во время «службы» рублями в кармане, как он лет пять батрачил-горбатился на местных богатеев-кержаков…. Как чуть-чуть поднявшись – срубив избу-«пятистенку» и купив первую лошадь, он женился на моей прабабушке – за которую дали «богатое» приданное… Сундук домотканых холстов и корову!

Как пришедшая в семнадцатом году Советская Власть распределила землю «по справедливости», как прадед воевал за неё против Колчака с «берданкой» и, как уже - против Советской власти с трофейной «Арисакой». Как, наконец, от мужика отстали с продразвёрсткой и, он - впервые за много веков, почувствовал себя свободным.

И, то: рассказ был не просто так – поболтать дедушку прибило, а по делу! Когда я нашёл за нашими огородами початую пачку «Беломора» - оставленную там бухавшими «на природе» городскими мужиками и, сам - в первый раз «побаловался». Надо сказать, краткий рассказ деда меня весьма впечатлил – больше попыток закурить, я не предпринимал до самой…

До «того» самого!

***

Интересно, а что произошло в моём времени, когда «перенеся»? Я исчез и, про меня писали во всех печатных и электронных СМИ - как про группу Дятлова? Или, просто умер и, моя «бабушка» поплакала вдоволь на моих похоронах и, теперь будет регулярно посещать мою одинокую могилку на кладбище - пока сама там, рядом со мной не «уляжется»? А может, «там» всё осталось по-прежнему - а здесь очутились лишь «клоны» меня и предметов?

ИДИОТ!!!

Это же всё будущем - а будущее ещё не произошло и, произойдёт ещё очень не скоро!

А, всё же? Раз я «оттуда», значит, оно уже существует – оно есть!

Блин, лучше не думать на эту тему: во-первых - бес толку, а во-вторых - опасно для рассудка и душевного здоровья.

***

Бабушка же моя, рассказывала всё более подробно и эмоционально, из её рассказов я почерпнул большинство наших семейных преданий и передал дальше «по наследству» - детям и, хотел было передать внукам - да не успел…

Баба Наташа, была из голодающих детей Поволжья…

Да, да – из тех самых!

Из самых настоящих голодающих детей Поволжья, а вовсе не из «ильфо-петровских» откормленных балбесов – объедающих совбесовских старушек.

Когда умерли от голода и тифа её родители, младшие братья и сёстры, старший брат повесил ей котомку через плечо с последним оставшимся куском чёрного хлеба из лебеды и отвёз в город – в какой, она не помнит. Она и, года рождения своего не помнила – ей, «на глазок» после поставили 1915-ый год.

«Завысили возраст», - говорила она улыбаясь, да лукаво на деда посматривая.

Ну, конечно – не была бы она тогда женщиной, если б так не утверждала!

Оставленная на улице, девочка вскоре прибилась на железнодорожном вокзале к банде беспризорников едущих в Ташкент. Доехала из всех она одна – другие отстали или умерли по дороге, но почему-то не в Ташкент - а в Сибирь. Где её, так же на вокзале, подобрал и увёз к себе в село мой прадедушка Максим Прокопьевич.