Девять жизней (СИ) - Номен Квинтус

Жизнь вторая. Новые знакомые

Когда я сообщил встречным, что я тоже человек, у меня аж в горле запершило: произносимые мною слова состояли из каких-то рыков и хрипов, но до меня дошло, что эти и по поводу местного языка как-то меня «прочувствовали». А удивился я другому: сколько я всякой литературы не читал, везде постоянно подчеркивалось, что наши предки еще пять тысяч лет назад поголовно были неграми – а встречные оказались совершенно белыми. А еще – это же сорок тысяч лет назад, тут все должны бегать голышом – а эти были в одежде и даже в обуви. В странной обуви, да и одежда была почти как на картинках про древних людей – из шкур, но не из тех, которые на скорую руку со зверя содрали и на себя накинули, а вроде как неплохо выделанных и явно из нескольких кусков сшитых.

И один из повернувшихся ко мне снова уставился в воду, сообщив остальным:

– Он говорит это человек.

Но не «он говорит, что человек», а «раз он говорит, то значит, он человек». И тот, который был с палкой, ее опустил, но все же поинтересовался, причем явно не у меня:

– Это плохой человек?

– Это хороший человек, – ответил ему тот, который пялился в реку, – я такого видел. Раньше.

А затем он буквально рыбкой пригнул в воду, после чего встал на ноги, держа в руке рыбу. Здоровенную, с локоть, не меньше, я и не подозревал, что в речушке такие большие вообще водиться могут. Встал, вышел из воды, и только после этого обратился ко мне:

– Ты живешь там где другой жил? Это далеко.

– Нет, я тут близко живу.

– Покажи…

По дороге к дому (а идти-то тут было меньше пятисот метров) я на всякий случай предупредил новых спутников и том, что у меня живут коты и они мои… нужного слова я не нашел и сказал, что они – моя семья. И зачем-то добавил, что есть их нельзя. Наверное, не просто так добавил, мне, скорее всего, кроме языка еще что-то про нынешних людей «почувствовали» – потому что когда мы подошли к выстроенной мною стене, из «двери» (то есть проема, который я старался загораживать сплетенной из веток загородкой, с очень недовольным видом вылез Тимка с сусликом в зубах. На гостей он даже внимания никакого не обратил, а положив добычу у моих ног, грозно мяукнул: какого черта ты так поздно возвращаешься нас кормить? Когда Тимка вышел, один из гостей (самый мелкий) как раз за палку, которую он с собой нес, схватился, но я успел сказать, что это как раз кот и член моей семьи. Другое, средний из трех, громко всех проинформировал:

– Кот (слово он произнес почти так же, как и я его по-русски сказал) – это маленькая серая рысь, кота есть нельзя, – и палку опустил. И когда следом (и тоже с сус… с морской свинкой) появилась Таффи, он уточнил:

– Разная маленькая рысь, они – семья хорошего человека. Они ему еду носят.

– Мы увидели, – сказал самый крупный из встречных, – мы придем, – и все трое, забавно переваливаясь на ходу, куда-то поспешили. Думаю, переваливались они благодаря довольно специфическому фасону своей обувки: низ стопы пыл прикрыт широкой полосой шкуры, а вот пятка и носок оставались голыми. А земля-то была, мягко говоря, довольно прохладной!

Вообще-то в реке я этим утром пошел не ради того, чтобы прогуляться: еще вчера я заметил, что там поперек русла застряло довольно приличное дерево, вроде лиственница (просто других хвойных я тут и не видел), и я планировал ее использовать в качестве балки для крыши своего дома, а ветки пустить на дрова. Но увидев, как местные в получившейся запруде себе рыбу ловят, решил, что пока можно и без балки пожить: люди-то себе пищу добывают, а это дело крайне непростое. Вот когда пойдет грибы…

Грибы-то уже пошли, но как-то без особого энтузиазма, так что я продолжал сидеть на все той же крысино-крапивной диете. И диета меня даже потихоньку радовать начала: котята теперь добычу мне приносили уже по несколько раз в день, а корм просили хорошо если один раз утром. Зато за мной подъедали все мясные остатки – вареные остатки, и часто, пока я себе супчик варил, они просто сидели рядом и внимательно на мои миски, на костре стоящие, поглядывали. Но лишь поглядывали: котики, оказывается, звери очень умные, таскать куски из кипящей кастрюли им и в голову не приходило…

А запруда – меня заранее местные и не услышали, потому что вода, переливающаяся через небольшую, в полметра, запруду довольно сильно шумела – но один все равно стоял на стреме и меня сразу ведь увидел. А почему не боялся… Наверное, я им опасным не показался. А еще я ведь говорил – то есть для них я был все же человеком. И они для меня тоже, но что-то в них все же мне показалось странным. И даже не белая кожа, не то, что они обросшие были (тут наверняка с парикмахерскими дела довольно неважно обстоят), хотя…

На всех картинках дикари изображались с густыми бородами, а у этих никаких бород не было. Ни бород, ни усов – интересно, где это они брились-то? И чем? Я-то своей аккумуляторной бритвой пользовался, с внутренним (и совершенно нецензурным) монологом перезаряжая её батарейки от фонарика, а вот где они свои бритвы заряжали…

Подумав, я решил, что на следующей встрече у них и об этом спрошу. Ведь старший (я решил самого крупного именно так для себя обозначить), сказал, что они ко мне придут. Вот только когда придут, не уточнил. Но, откровенно говоря, я не очень много о местных думал, не до того было. Я сейчас строил дом, причем настоящий дом, кирпичный: ведь если тут такое лето… бодрящее, то что же зимой-то будет? Так что постройку дома я считал самым важным делом.

Дом я все же строил небольшой, и размеры его определялись довольно странным, на первый взгляд, параметром: емкостью моего пакета с пакетами. Потому что кирпичи у меня были только необожженные, которые, между прочим, от воды размякнуть могут и развалиться. Воздух-то был достаточно сухой, но земля-то была влажной, так что я, насыпав «фундамент» высотой сантиметров так в двадцать, под кирпичные стены как раз разрезанные пакеты и клал. Ну не было у меня другой гидроизоляции!

Впрочем, у меня и очень многого другого тоже не было, но все же в определенном смысле чем выкрутиться, мне «эти» все же подкинули. Я даже какой-то подобие оконной рамы смог выстругать, из ольховых палок, а вместо стекла натянул на эту раму те же пакеты в три слоя. Видно через них было, конечно, маловато, но хоть можно было разобрать, день на улице или ночь. А чтобы видеть, я еще одну, правда, очень маленькую раму выстрогал, и в нее вставил запасные стеклышки от телефонов. Не совсем запасные, а с телефонов снятые – я их снял, когда «в непонятной локации» с помощью защитной пленки, с экранов снимаемой, склеивал аквариум для рыбок. И зачем-то мне «эти» всю кучу телефонов, которых тогда мне чуть ли не три десятка «наколдовали», здесь высыпали. Зачем – непонятно, уж что-что, а телефоны мне здесь точно нафиг были не нужны. Впрочем, наверное нужны: три десятка не до конца еще сдохших батареек, три десятка фонариков, опять же стеклышки…

Но это все на будущее, а пока я героически лепил из глины кирпичи, сушил их на солнышке, аккуратно укладывал в поднимающиеся стены. Домик у меня получался размером примерно четыре на четыре метра, из которых пару метров я хотел отвести на некое подобие русской печки. Маленькое подобие, размером метр на два – но если зимой будет очень холодно, именно такая конструкция меня спасет. Потому что как раз у русской печки КПД очень высокий: горит в ней небольшой такой огонек, и все тепло уходит не в трубу, а на нагрев кирпичей пода и свода. То есть в трубу тоже, конечно, что-то выходит. Но – насколько я помнил когда-то прочитанное – уходит втрое меньше, чем в любой другой печи. А у меня на зиму главной проблемой было отсутствие дров.

То есть пока думал, что это будет главной проблемой, и таковой оно будет, если я сумею и себе еды на зиму запасти, и котиков смогу не обездолить. Причем до меня потихоньку начало доходить, что «эти» меня «оживили» исключительно для того, чтобы я за котиками мог ухаживать! Ведь котики их чувствовали, и только котики их чувствовали, и именно это для них было самым важным! А я – ну что я, прислуга для котиков, не более. Могу пакетик с едой открыть, убрать за зверюшками, развлечь их, чтобы им скучно не было. Да уж… Но уж лучше так, чем никак.